ГОДЪ 42-й.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписна на годъ безъ доставки — 7 р., 1/2 года—4р., съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 к., съ перес. 9 р. и 5 р. За границу 12 р. Годовые подписчики, добавляющіе одинъ руб., получаютъ премію „ПѢСНИ БЕРАНЖЕ .
Перемѣна адреса—50 к.; городского на иногородній—до 1 іюля 1 р. 80 к., послѣ 1 іюля 80 к.
№№ у разносчиковъ—по 20 коп.
Объявленія—25 к. стр. петита. Болѣе 1 раза—уступка по соглашенію.
БУДИЛЬНИКЪ
1906 г, —28 мая, № 20.
Телефонъ 46-62.
Адресъ редакціи жур. „Будиль ника :
Москва, Тверская, домъ Спиридонова.
Пріемные дни редакціи: понедѣльникъ и четвергъ, отъ 3 до 5 часовъ. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей не обязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
СОЛЬ МУДРОСТИ.
Коль хочешь видѣть жизни ходъ, Всю видѣть жизнь, какъ на ладонкѣ, Не лѣзъ, мой миленькій, впередъ. А стань въ сторонкѣ!..
Наши каррикатуры.
Новый Карѳагенъ.
Гвардія умираетъ, но не сдается. Такова бюрократическая гвардія, упрямая и нечувствительная.
Правда, эти бюрократы, или „филистимляне , какъ ихъ назвали въ Думѣ, скорѣе напоминаютъ опереточныхъ гвардейцевъ, чѣмъ настоящихъ, открытыхъ борцовъ.
Они ничего не знаютъ и не видятъ, а не сдаются. И „умирать не хотятъ: у нихъ такая жизнь, что умирать не надо...
И вотъ они храбро идутъ по бумажнымъ мосткамъ въ надеждѣ вернуться къ старому режиму. Такъ ходитъ птичка по тропинкѣ бѣдствій, не предвидя никакихъ послѣдствій...
Они не понимаютъ или не хотятъ понять, что возврата нѣтъ, что не потечетъ рѣка вспять и не остановить восхода солнца...
Они уже „провалились , упали въ мнѣніи страны и свѣта, какъ только могутъ падать люди.
Но хорохорятся и ковыляютъ, не замѣчая
НАШИ ШАРЖИ.
Одинъ изъ московскихъ „октябристовъ ,
который, попавъ въ Государственный Совѣтъ, не смотритъ сентябремъ...
Д. Н. Шиповъ.
открытой пропасти. Ихъ „честью просятъ — уходите, хорошіе и дурные, золотые и брилліантовые...
А они сидятъ и не хотятъ сойти съ насиженнаго мѣста... Только прежніе ходы и подходы имъ едва-ли теперь помогутъ!..
Они давно разошлись съ народомъ, разошлись съ народными представителями, и имъ одна дорога... отойти въ сторону...
Карѳагенъ не сдается, но Карѳагенъ долженъ быть разрушенъ! Тогда наступитъ часъ возрожденія страны...
Обо всемъ.
* *
*
Кому же въ угоду Такіе грѣшки;
Что слезы народу—
Министрамъ—смѣшки!
Наша благотворительность.
Пока идетъ роковая борьба съ бюрократіей, которую такъ трудно искоренить въ государственныхъ сферахъ, слѣдовало-бы хоть въ общественныхъ дѣлахъ сдать въ архивъ канцеляризмъ, подтачивающій всякую работу.
Особенно эта бюрократическая закваска внѣдрилась въ одной области, казалось, жи
Тоже „бюрократъ”. По случаю праздничнаго дня въ кан
целяріи пусто; въ большихъ и достаточно пыльныхъ комнатахъ можно наткнуться только на Кузьму Тимофеевича да на сторожа Терентія. Это потому, что Кузьма Тимофеевичъ нынче дежурный, а сторожъ Терентій живетъ въ комнаткѣ при входѣ и итти ему некуда.
Кузьма Тимофеевичъ сидитъ передъ окномъ съ полуспущенной шторой, смотритъ на яркое почти лѣтнее небо и думаетъ:
— Наши на маевку теперь въ наумовскіе луга на лодкѣ поѣхали! Какъ пить дали, поѣхали. Слышалъ я, какъ они вчера сговаривались да смѣты подводили, кому водки брать, а кому калачей, килекъ и колбасы. Хотѣли еще рыбы наловить, да уху изъ рыбы на берегу варить, но эта самая уха вилами на водѣ писана. Знаемъ мы эту уху: на словахъ-то рыболовы, какъ на гусляхъ, а коснется дѣло до рыбной ловли и сбрендятъ: на всю братію два карася да пескарь. Изъ этакой ловли не разстряпаешься, изъ этой добычи ухи не сваришь. Вотъ на счетъ водки да колбасы, это дѣло десятое: заплативши денежки, на нихъ можно уповать.
Солнечный лучъ пробивается сбоку шторы и падаетъ на лицо старика; онъ отмахивается отъ него, какъ отъ надоѣдливаго комара; но такъ какъ солнечный лучъ не хочетъ оставить его въ покоѣ, старикъ зажмуривается. Передъ его зажмуренными глазами встаетъ такая картина: товарищи
сидятъ на берегу рѣки, на наумовскомъ лугу, пьютъ водку, закусываютъ калачемъ съ колбасой и поютъ хоровыя пѣсни.
Кузьма Тимофеевичъ неодобрительно трясетъ головой.
— Лоно природы!— говоритъ онъ иронически. — Знаемъ мы это лоно природы: подъ сидѣньемъ лужи, а кругомъ лягушки прыгаютъ. Хорошо намъ извѣстны наумовскіе луга. Посидишь на подобномъ лонѣ природы, а на утро, глядишь, зубы разболятся, а ревматизмъ въ лучшемъ видѣ объявится въ ногѣ. И пѣсни хоровыя тоже очень хорошо знаемъ: „содвинемте дружно бокалы , „пей, тоска пройдетъ и тому подобныя штучки. Дда. Сегодня „содвинемте дружно бокалы , а завтра у всѣхъ руки дрожатъ: важную бумагу нужно изготовить для немедленнаго отправленія, а дрожащія руки-то непотребныя каракули выводятъ; такія каракули, что поглядишь да „унеси ты мое горе скажешь!
Кузьма Тимофеевичъ встаетъ съ мѣста, еще неодобрительнѣе трясетъ головой и говоритъ:
— Эээхъ! Здоровью вредъ, а начальству одно огорченіе.
Дальше ему приходитъ въ голову, что отъ маевокъ не только здоровью вредъ, но и карману убытокъ Одну маевочку отпразднуешь, въ другой разъ на лоно природы съѣздишь, а тамъ и бѣги или къ казначею перехватить пятирублевку въ счетъ жалованья, или въ ломбардъ, чтобъ отправить въ науку часы. Съ какой стороны ни поверни, никакого удовольствія отъ маевки! И радость охватываетъ Кузьму Тимофеевича, радость человѣка, избѣжавшаго опасности или избавленнаго отъ не
обходимости дѣлать глупое дѣло, къ которому не лежитъ его душа.
— Они пусть „содвинемте дружно бокалы поютъ, а мы дѣлами займемся! — счастливымъ голосомъ говоритъ Кузьма Тимофеевичъ.
Онъ лѣзетъ въ столъ, но... дѣла ему никакого не оказывается. Если разобрать въ столѣ, такъ онъ разбиралъ въ немъ дня три назадъ, и все тамъ въ образцовомъ порядкѣ. И бумаги всѣ переписаны чисто, тѣ, которыя завтра нужно подавать для подписи. Кузьма Тимофеевичъ разсматриваетъ ихъ и вдругъ останавливается на одной.
— А развѣ перебѣлить вотъ эту канашку?-на мгновеніе задумывается онъ.— И буква У что-то не задалась да и третья строка отъ второй отъѣхала дальше, чѣмъ нужно.
Кузьма Тимофеевичъ осматриваетъ бумагу еще разъ.
— А ей - Богу, отъѣхала! — говоритъ онъ.—А вотъ я-же возьму да и перебѣлю. Ей-Богу, перебѣлю.
Майское солнце смѣется и свѣтитъ; небо сине, и погода манитъ на лоно природы изъ душныхъ домовъ. А Кузьма Тимофеевичъ, прищуривъ лѣвый глазъ и закусивъ губу, съ удовольствіемъ выводитъ букву за буквой, стараясь, чтобы поразительная точность была соблюдена въ разстояніяхъ между строкъ...
Въ комнату съ жужжаньемъ влетаетъ большая муха; въ ея жужжаньѣ Кузьмѣ Тимофеевичу слышится:
— Богъ въ помощь ..
А. Л.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписна на годъ безъ доставки — 7 р., 1/2 года—4р., съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 к., съ перес. 9 р. и 5 р. За границу 12 р. Годовые подписчики, добавляющіе одинъ руб., получаютъ премію „ПѢСНИ БЕРАНЖЕ .
Перемѣна адреса—50 к.; городского на иногородній—до 1 іюля 1 р. 80 к., послѣ 1 іюля 80 к.
№№ у разносчиковъ—по 20 коп.
Объявленія—25 к. стр. петита. Болѣе 1 раза—уступка по соглашенію.
БУДИЛЬНИКЪ
1906 г, —28 мая, № 20.
Телефонъ 46-62.
Адресъ редакціи жур. „Будиль ника :
Москва, Тверская, домъ Спиридонова.
Пріемные дни редакціи: понедѣльникъ и четвергъ, отъ 3 до 5 часовъ. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей не обязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
СОЛЬ МУДРОСТИ.
Коль хочешь видѣть жизни ходъ, Всю видѣть жизнь, какъ на ладонкѣ, Не лѣзъ, мой миленькій, впередъ. А стань въ сторонкѣ!..
Наши каррикатуры.
Новый Карѳагенъ.
Гвардія умираетъ, но не сдается. Такова бюрократическая гвардія, упрямая и нечувствительная.
Правда, эти бюрократы, или „филистимляне , какъ ихъ назвали въ Думѣ, скорѣе напоминаютъ опереточныхъ гвардейцевъ, чѣмъ настоящихъ, открытыхъ борцовъ.
Они ничего не знаютъ и не видятъ, а не сдаются. И „умирать не хотятъ: у нихъ такая жизнь, что умирать не надо...
И вотъ они храбро идутъ по бумажнымъ мосткамъ въ надеждѣ вернуться къ старому режиму. Такъ ходитъ птичка по тропинкѣ бѣдствій, не предвидя никакихъ послѣдствій...
Они не понимаютъ или не хотятъ понять, что возврата нѣтъ, что не потечетъ рѣка вспять и не остановить восхода солнца...
Они уже „провалились , упали въ мнѣніи страны и свѣта, какъ только могутъ падать люди.
Но хорохорятся и ковыляютъ, не замѣчая
НАШИ ШАРЖИ.
Одинъ изъ московскихъ „октябристовъ ,
который, попавъ въ Государственный Совѣтъ, не смотритъ сентябремъ...
Д. Н. Шиповъ.
открытой пропасти. Ихъ „честью просятъ — уходите, хорошіе и дурные, золотые и брилліантовые...
А они сидятъ и не хотятъ сойти съ насиженнаго мѣста... Только прежніе ходы и подходы имъ едва-ли теперь помогутъ!..
Они давно разошлись съ народомъ, разошлись съ народными представителями, и имъ одна дорога... отойти въ сторону...
Карѳагенъ не сдается, но Карѳагенъ долженъ быть разрушенъ! Тогда наступитъ часъ возрожденія страны...
Обо всемъ.
* *
*
Кому же въ угоду Такіе грѣшки;
Что слезы народу—
Министрамъ—смѣшки!
Наша благотворительность.
Пока идетъ роковая борьба съ бюрократіей, которую такъ трудно искоренить въ государственныхъ сферахъ, слѣдовало-бы хоть въ общественныхъ дѣлахъ сдать въ архивъ канцеляризмъ, подтачивающій всякую работу.
Особенно эта бюрократическая закваска внѣдрилась въ одной области, казалось, жи
Тоже „бюрократъ”. По случаю праздничнаго дня въ кан
целяріи пусто; въ большихъ и достаточно пыльныхъ комнатахъ можно наткнуться только на Кузьму Тимофеевича да на сторожа Терентія. Это потому, что Кузьма Тимофеевичъ нынче дежурный, а сторожъ Терентій живетъ въ комнаткѣ при входѣ и итти ему некуда.
Кузьма Тимофеевичъ сидитъ передъ окномъ съ полуспущенной шторой, смотритъ на яркое почти лѣтнее небо и думаетъ:
— Наши на маевку теперь въ наумовскіе луга на лодкѣ поѣхали! Какъ пить дали, поѣхали. Слышалъ я, какъ они вчера сговаривались да смѣты подводили, кому водки брать, а кому калачей, килекъ и колбасы. Хотѣли еще рыбы наловить, да уху изъ рыбы на берегу варить, но эта самая уха вилами на водѣ писана. Знаемъ мы эту уху: на словахъ-то рыболовы, какъ на гусляхъ, а коснется дѣло до рыбной ловли и сбрендятъ: на всю братію два карася да пескарь. Изъ этакой ловли не разстряпаешься, изъ этой добычи ухи не сваришь. Вотъ на счетъ водки да колбасы, это дѣло десятое: заплативши денежки, на нихъ можно уповать.
Солнечный лучъ пробивается сбоку шторы и падаетъ на лицо старика; онъ отмахивается отъ него, какъ отъ надоѣдливаго комара; но такъ какъ солнечный лучъ не хочетъ оставить его въ покоѣ, старикъ зажмуривается. Передъ его зажмуренными глазами встаетъ такая картина: товарищи
сидятъ на берегу рѣки, на наумовскомъ лугу, пьютъ водку, закусываютъ калачемъ съ колбасой и поютъ хоровыя пѣсни.
Кузьма Тимофеевичъ неодобрительно трясетъ головой.
— Лоно природы!— говоритъ онъ иронически. — Знаемъ мы это лоно природы: подъ сидѣньемъ лужи, а кругомъ лягушки прыгаютъ. Хорошо намъ извѣстны наумовскіе луга. Посидишь на подобномъ лонѣ природы, а на утро, глядишь, зубы разболятся, а ревматизмъ въ лучшемъ видѣ объявится въ ногѣ. И пѣсни хоровыя тоже очень хорошо знаемъ: „содвинемте дружно бокалы , „пей, тоска пройдетъ и тому подобныя штучки. Дда. Сегодня „содвинемте дружно бокалы , а завтра у всѣхъ руки дрожатъ: важную бумагу нужно изготовить для немедленнаго отправленія, а дрожащія руки-то непотребныя каракули выводятъ; такія каракули, что поглядишь да „унеси ты мое горе скажешь!
Кузьма Тимофеевичъ встаетъ съ мѣста, еще неодобрительнѣе трясетъ головой и говоритъ:
— Эээхъ! Здоровью вредъ, а начальству одно огорченіе.
Дальше ему приходитъ въ голову, что отъ маевокъ не только здоровью вредъ, но и карману убытокъ Одну маевочку отпразднуешь, въ другой разъ на лоно природы съѣздишь, а тамъ и бѣги или къ казначею перехватить пятирублевку въ счетъ жалованья, или въ ломбардъ, чтобъ отправить въ науку часы. Съ какой стороны ни поверни, никакого удовольствія отъ маевки! И радость охватываетъ Кузьму Тимофеевича, радость человѣка, избѣжавшаго опасности или избавленнаго отъ не
обходимости дѣлать глупое дѣло, къ которому не лежитъ его душа.
— Они пусть „содвинемте дружно бокалы поютъ, а мы дѣлами займемся! — счастливымъ голосомъ говоритъ Кузьма Тимофеевичъ.
Онъ лѣзетъ въ столъ, но... дѣла ему никакого не оказывается. Если разобрать въ столѣ, такъ онъ разбиралъ въ немъ дня три назадъ, и все тамъ въ образцовомъ порядкѣ. И бумаги всѣ переписаны чисто, тѣ, которыя завтра нужно подавать для подписи. Кузьма Тимофеевичъ разсматриваетъ ихъ и вдругъ останавливается на одной.
— А развѣ перебѣлить вотъ эту канашку?-на мгновеніе задумывается онъ.— И буква У что-то не задалась да и третья строка отъ второй отъѣхала дальше, чѣмъ нужно.
Кузьма Тимофеевичъ осматриваетъ бумагу еще разъ.
— А ей - Богу, отъѣхала! — говоритъ онъ.—А вотъ я-же возьму да и перебѣлю. Ей-Богу, перебѣлю.
Майское солнце смѣется и свѣтитъ; небо сине, и погода манитъ на лоно природы изъ душныхъ домовъ. А Кузьма Тимофеевичъ, прищуривъ лѣвый глазъ и закусивъ губу, съ удовольствіемъ выводитъ букву за буквой, стараясь, чтобы поразительная точность была соблюдена въ разстояніяхъ между строкъ...
Въ комнату съ жужжаньемъ влетаетъ большая муха; въ ея жужжаньѣ Кузьмѣ Тимофеевичу слышится:
— Богъ въ помощь ..
А. Л.