Для этихъ же „достопримѣчательностейˮ не требуется усовершенствованнаго способа, а достаточно примитивнаго...
Не такъ будутъ глаза мозолить.
Младенецъ испугался и съ нимъ начался родимчикъ.
Щелочекъ глазъ совсѣмъ не было видно. Вмѣсто лица зіялъ только огромный ротъ, вокругъ котораго были расположены глубокія морщины, которыя все синѣли и синѣли.
Ребенокъ „заходилсяˮ.
Изъ открытой пасти не вылетало ни одного звука.
Еще моментъ и онъ окончилъ бы апоплектическимъ ударомъ.
Судите, что могъ сдѣлать я, когда всѣ средства, извѣстныя современной педагогіи, были уже исчерпаны?!
Я разсвирѣпѣлъ и брызнулъ въ его открытую пасть водой.
Это произвело магическое дѣйствіе.
Младенецъ закрылъ ротъ, синія морщины поблѣднѣли, разгладились, и онъ, широко открывъ изумленные глаза, облизывался, видимо удивляясь:
— Что это такое ему попало въ ротъ?!
Драгоцѣнная жизнь малютки была спасена. Удивленіе взяло верхъ надъ всѣми страхами.
Тутъ только я понялъ, что человѣкъ, по природѣ своей, есть существо, созданное затѣмъ, чтобы удивляться.
Еще въ колыбели онъ требуетъ вещей, достойныхъ его удивленія!
Благодаря этому случаю я имѣю въ рукахъ прекрасное средство успокаивать плачущихъ дѣтей.
Когда при мнѣ плачетъ грудной ребенокъ, я говорю родителямъ:
— Выйдите въ сосѣднюю комнату!
И черезъ двѣ минуты они возвращаются и съ изумленіемъ видятъ, что самый плаксивый ребенокъ успокоился, съ недоумѣніемъ облизывается и съ удивленіемъ смотритъ широко открытыми глазами.
Родители поражаются моимъ умѣніемъ обращаться съ дѣтьми.
Няньки полагаютъ, что это съ моей стороны колдовство, а нѣкоторыя думаютъ, что я дѣлаю съ дѣтьми чортъ знаетъ что...
Кто не повѣрилъ бы въ дѣйствительность описуемаго средства, пусть попробуетъ надъ собственнымъ ребенкомъ.
Нѣчто о любви. Что такое любовь?
Любовь это ни что иное, какъ зудъ въ пальцахъ.
Влюбленный человѣкъ начинаетъ прежде всего писать. Онъ пишетъ письма къ ней, стихотворенія. Нѣкоторые даже начинаютъ писать дневникъ.
Человѣкъ есть существо пишущее, точно такъ же, какъ птица — существо поющее...
Когда птица влюбляется, она поетъ. Когда влюбляется человѣкъ, — онъ пишетъ.
Этотъ зудъ въ рукахъ доходитъ у нѣкоторыхъ до того, что за неимѣніемъ подъ руками бумаги, они пишутъ имя возлюбленной на чемъ попало: на садовыхъ скамейкахъ, на деревьяхъ, на стѣнахъ.
Нечего и говорить, что всѣ эти писанія отличаются необыкновенной глупостью, заставляющей впослѣдствіи краснѣть автора.
Я хотѣлъ бы видѣть человѣка, который разрѣшилъ бы публично прочесть его любовныя письма!
Идіоту, страдающему зудомъ въ пальцахъ, и не нужно писать что-нибудь умное. Ему достаточно просто написать имя своей милой и онъ портитъ какой-нибудь „Аннойˮ садовыя скамейки и очень хорошія липы.
Образчиками глупости могутъ служить начало и концы любовныхъ писемъ.
Женихъ начинаетъ письмо къ невѣстѣ словами:
— Дорогая моя!
Что слѣдуетъ, въ сущности, сдѣлать съ такимъ негодяемъ?
Отецъ молодой дѣвушки, въ сущности, дол
женъ схватить такого человѣка за шиворотъ, встряхнуть нѣсколько разъ и сказать:
— Негодяй! ты можешь находить „дорогойˮ кафе-шантанную пѣвицу, которой ты подарилъ тысячныя серьги! Но какъ-же ты смѣешь подарить моей дочери двѣ коробки шоколада и писать ей, что она для тебя „дорогаˮ? Вонъ изъ моего дома!
„Дорогая мояˮ! Всякая дѣвушка съ самолюбіемъ, получившая двѣ коробки шоколада, должна съ презрѣніемъ оттолкнуть человѣка, позволяющаго себѣ дѣлать такіе гнусные намеки въ письмѣ!
Но онъ не думалъ дѣлать гнусныхъ намековъ!
Ага! онъ не думалъ о томъ, что онъ писалъ! Очевидно, это только зудъ въ пальцахъ и необходимость написать что бы то ни было.
Всякое любовное письмо кончается словами:
— Весь твой.
Спрашивается, — какой это имѣетъ смыслъ? Что радостнаго для невѣсты заключаетъ въ себѣ это „весьˮ? Почему онъ считаетъ нужнымъ заявить, что онъ принадлежитъ ей, именно, „весь“?
На что ей, напр., его печенка?
Очевидно, человѣкъ снова не думалъ о томъ, что пишетъ.
Просто онъ чувствовалъ зудъ въ пальцахъ. Это у грамотныхъ. У неграмотныхъ любовь выражается въ томъ, что они щиплятъ предметъ своей любви за руки, за плечи и за икры.
Развѣ это тоже не зудъ въ пальцахъ?
Наконецъ пословица говоритъ — „кого люблю, того и бью“!
Какъ видите, снова зудъ въ пальцахъ!
И изъ-за того, что любовь — зудъ въ пальцахъ, объ ней написано такъ много книгъ.
В. Дорошевичъ.
Художественные раздоры.
Среди петербургскихъ художниковъ идетъ междуусобная война.
И московскіе художники отличаются достаточно воинственнымъ настроеніемъ, но среди петербургскихъ художниковъ — „война всѣхъ противъ всѣхъˮ...
Они рѣшили доказать, что „художественный разладъˮ тоже художество въ своемъ родѣ.
Началось дѣло съ г. Сухоровскаго, извѣстнаго автора „Наныˮ, котораго большинствомъ голосовъ исключили ихъ членовъ.
Затѣмъ рѣшили пересмотрѣть вопросъ и вновь приняли исключеннаго въ общество.
Тогда десять членовъ демонстративно покинули залъ засѣданій, а оставшіеся, обидѣвшись, исключили уѣхавшихъ и тоже уѣхали...
Такъ „разъѣхалисьˮ петербургскіе художники во мнѣніяхъ и по домамъ.
Много ли выиграли или потеряли исключенные и оставшіеся, неизвѣстно.
Но что искусство отъ такихъ „разъѣздовъˮ не далеко уѣдетъ — само собой понятно...
Петербургскіе выборы.
Думская избирательная борьба въ Петербургѣ въ полномъ разгарѣ — борьба идетъ между домовладѣльцами и квартирантами.
Уже давно между собою враждуютъ эти „племенаˮ, такъ сказать, по домашнему, втихомолку...
Но вотъ въ первый разъ они открыто призваны къ „городскому соревновеніюˮ и ихъ охватилъ гражданскій азартъ...
Домовладѣльцы кричатъ, что не пропустятъ квартирантовъ въ гласные, а квартиранты изрекаютъ — гибель домовладѣльцамъ!..
Но гдѣ же лучшіе люди, имѣющіе возможность посвятить городскимъ дѣламъ свои занятія, время и трудъ?
Ихъ пока не слыхать и не видать за общимъ крикомъ выборщиковъ, разбившихся на „кучкиˮ и „партіиˮ...
Въ результатѣ окажется, что подъ шумокъ, пройдутъ иксы, игреки и зеты, которымъ „бабушкаˮ, то бишь, та или другая партія поворожитъ...
Не даромъ, не даромъ...
(Послѣ разоблаченія больничн. порядковъ).
— Ахъ, нѣтъ ни монетки, Но хочется ѣсть...
— „Въ больницахъ объѣдки, Любезнѣйшій, естьˮ...
Отвѣтилъ онъ съ жаромъ: — Но ихъ продаютъ,
Заразы, братъ, даромъ, — И той не даютъ!...
Везувій.
Брызги пера.
— А у Вяльцевой, кажется, сильное желаніе пѣть „Демонаˮ.
— Да, такъ сказать, „демоническоеˮ желаніе!
— Въ Конго нашли живой экземпляръ животнаго, которое считалося ископаемымъ.
— А у насъ въ литературныхъ и иныхъ сферахъ есть не мало „ископаемыхъˮ, которыхъ считаютъ за живыхъ...
— Оффиціанты затѣваютъ открытіе собственнаго акціонернаго ресторана.
— Ничего не выйдетъ. Затѣвали они его и раньше, но дѣло не выгорало: каждому хотѣлось не работать, а только „получать на чаекъˮ.
— Что вы скажете о „Безбрачныхъˮ?
— Само названіе запрещаетъ отправлять ихъ въ бракъ.
— Въ Петербургѣ воры стащили громоотводъ.
— Да, отъ воровъ, видно, и громоотводомъ не оборонишься.
— Будешь подписываться на „Ребусъˮ?
— Нѣтъ, я подпишусь на отчетъ Моск. Мѣщанскаго общества: въ немъ ребусовъ хоть отбавляй...
— Постройки газоваго общества въ Москвѣ ползутъ по всѣмъ швамъ.
— И общество газовое и постройки изъ „газаˮ!
— Правда ли, что въ Петербургѣ состоялась между двумя дѣвушками дуэль?
— Вздоръ. Дѣвушки и не думали стрѣляться. Просто газеты пули льютъ...
Почти изъ Лермонтова.
(Послѣ „гастрономическихъˮ разоблаченій).
Куска лишь хлѣба онъ просилъ И взоръ являлъ живую муку. Сосиську кто-то положилъ Въ его протянутую руку.
И онъ сказалъ, смутясь совсѣмъ: —Ахъ, я собачины не ѣмъ...
Везувій.
Не такъ будутъ глаза мозолить.
Младенецъ испугался и съ нимъ начался родимчикъ.
Щелочекъ глазъ совсѣмъ не было видно. Вмѣсто лица зіялъ только огромный ротъ, вокругъ котораго были расположены глубокія морщины, которыя все синѣли и синѣли.
Ребенокъ „заходилсяˮ.
Изъ открытой пасти не вылетало ни одного звука.
Еще моментъ и онъ окончилъ бы апоплектическимъ ударомъ.
Судите, что могъ сдѣлать я, когда всѣ средства, извѣстныя современной педагогіи, были уже исчерпаны?!
Я разсвирѣпѣлъ и брызнулъ въ его открытую пасть водой.
Это произвело магическое дѣйствіе.
Младенецъ закрылъ ротъ, синія морщины поблѣднѣли, разгладились, и онъ, широко открывъ изумленные глаза, облизывался, видимо удивляясь:
— Что это такое ему попало въ ротъ?!
Драгоцѣнная жизнь малютки была спасена. Удивленіе взяло верхъ надъ всѣми страхами.
Тутъ только я понялъ, что человѣкъ, по природѣ своей, есть существо, созданное затѣмъ, чтобы удивляться.
Еще въ колыбели онъ требуетъ вещей, достойныхъ его удивленія!
Благодаря этому случаю я имѣю въ рукахъ прекрасное средство успокаивать плачущихъ дѣтей.
Когда при мнѣ плачетъ грудной ребенокъ, я говорю родителямъ:
— Выйдите въ сосѣднюю комнату!
И черезъ двѣ минуты они возвращаются и съ изумленіемъ видятъ, что самый плаксивый ребенокъ успокоился, съ недоумѣніемъ облизывается и съ удивленіемъ смотритъ широко открытыми глазами.
Родители поражаются моимъ умѣніемъ обращаться съ дѣтьми.
Няньки полагаютъ, что это съ моей стороны колдовство, а нѣкоторыя думаютъ, что я дѣлаю съ дѣтьми чортъ знаетъ что...
Кто не повѣрилъ бы въ дѣйствительность описуемаго средства, пусть попробуетъ надъ собственнымъ ребенкомъ.
Нѣчто о любви. Что такое любовь?
Любовь это ни что иное, какъ зудъ въ пальцахъ.
Влюбленный человѣкъ начинаетъ прежде всего писать. Онъ пишетъ письма къ ней, стихотворенія. Нѣкоторые даже начинаютъ писать дневникъ.
Человѣкъ есть существо пишущее, точно такъ же, какъ птица — существо поющее...
Когда птица влюбляется, она поетъ. Когда влюбляется человѣкъ, — онъ пишетъ.
Этотъ зудъ въ рукахъ доходитъ у нѣкоторыхъ до того, что за неимѣніемъ подъ руками бумаги, они пишутъ имя возлюбленной на чемъ попало: на садовыхъ скамейкахъ, на деревьяхъ, на стѣнахъ.
Нечего и говорить, что всѣ эти писанія отличаются необыкновенной глупостью, заставляющей впослѣдствіи краснѣть автора.
Я хотѣлъ бы видѣть человѣка, который разрѣшилъ бы публично прочесть его любовныя письма!
Идіоту, страдающему зудомъ въ пальцахъ, и не нужно писать что-нибудь умное. Ему достаточно просто написать имя своей милой и онъ портитъ какой-нибудь „Аннойˮ садовыя скамейки и очень хорошія липы.
Образчиками глупости могутъ служить начало и концы любовныхъ писемъ.
Женихъ начинаетъ письмо къ невѣстѣ словами:
— Дорогая моя!
Что слѣдуетъ, въ сущности, сдѣлать съ такимъ негодяемъ?
Отецъ молодой дѣвушки, въ сущности, дол
женъ схватить такого человѣка за шиворотъ, встряхнуть нѣсколько разъ и сказать:
— Негодяй! ты можешь находить „дорогойˮ кафе-шантанную пѣвицу, которой ты подарилъ тысячныя серьги! Но какъ-же ты смѣешь подарить моей дочери двѣ коробки шоколада и писать ей, что она для тебя „дорогаˮ? Вонъ изъ моего дома!
„Дорогая мояˮ! Всякая дѣвушка съ самолюбіемъ, получившая двѣ коробки шоколада, должна съ презрѣніемъ оттолкнуть человѣка, позволяющаго себѣ дѣлать такіе гнусные намеки въ письмѣ!
Но онъ не думалъ дѣлать гнусныхъ намековъ!
Ага! онъ не думалъ о томъ, что онъ писалъ! Очевидно, это только зудъ въ пальцахъ и необходимость написать что бы то ни было.
Всякое любовное письмо кончается словами:
— Весь твой.
Спрашивается, — какой это имѣетъ смыслъ? Что радостнаго для невѣсты заключаетъ въ себѣ это „весьˮ? Почему онъ считаетъ нужнымъ заявить, что онъ принадлежитъ ей, именно, „весь“?
На что ей, напр., его печенка?
Очевидно, человѣкъ снова не думалъ о томъ, что пишетъ.
Просто онъ чувствовалъ зудъ въ пальцахъ. Это у грамотныхъ. У неграмотныхъ любовь выражается въ томъ, что они щиплятъ предметъ своей любви за руки, за плечи и за икры.
Развѣ это тоже не зудъ въ пальцахъ?
Наконецъ пословица говоритъ — „кого люблю, того и бью“!
Какъ видите, снова зудъ въ пальцахъ!
И изъ-за того, что любовь — зудъ въ пальцахъ, объ ней написано такъ много книгъ.
В. Дорошевичъ.
Художественные раздоры.
Среди петербургскихъ художниковъ идетъ междуусобная война.
И московскіе художники отличаются достаточно воинственнымъ настроеніемъ, но среди петербургскихъ художниковъ — „война всѣхъ противъ всѣхъˮ...
Они рѣшили доказать, что „художественный разладъˮ тоже художество въ своемъ родѣ.
Началось дѣло съ г. Сухоровскаго, извѣстнаго автора „Наныˮ, котораго большинствомъ голосовъ исключили ихъ членовъ.
Затѣмъ рѣшили пересмотрѣть вопросъ и вновь приняли исключеннаго въ общество.
Тогда десять членовъ демонстративно покинули залъ засѣданій, а оставшіеся, обидѣвшись, исключили уѣхавшихъ и тоже уѣхали...
Такъ „разъѣхалисьˮ петербургскіе художники во мнѣніяхъ и по домамъ.
Много ли выиграли или потеряли исключенные и оставшіеся, неизвѣстно.
Но что искусство отъ такихъ „разъѣздовъˮ не далеко уѣдетъ — само собой понятно...
Петербургскіе выборы.
Думская избирательная борьба въ Петербургѣ въ полномъ разгарѣ — борьба идетъ между домовладѣльцами и квартирантами.
Уже давно между собою враждуютъ эти „племенаˮ, такъ сказать, по домашнему, втихомолку...
Но вотъ въ первый разъ они открыто призваны къ „городскому соревновеніюˮ и ихъ охватилъ гражданскій азартъ...
Домовладѣльцы кричатъ, что не пропустятъ квартирантовъ въ гласные, а квартиранты изрекаютъ — гибель домовладѣльцамъ!..
Но гдѣ же лучшіе люди, имѣющіе возможность посвятить городскимъ дѣламъ свои занятія, время и трудъ?
Ихъ пока не слыхать и не видать за общимъ крикомъ выборщиковъ, разбившихся на „кучкиˮ и „партіиˮ...
Въ результатѣ окажется, что подъ шумокъ, пройдутъ иксы, игреки и зеты, которымъ „бабушкаˮ, то бишь, та или другая партія поворожитъ...
Не даромъ, не даромъ...
(Послѣ разоблаченія больничн. порядковъ).
— Ахъ, нѣтъ ни монетки, Но хочется ѣсть...
— „Въ больницахъ объѣдки, Любезнѣйшій, естьˮ...
Отвѣтилъ онъ съ жаромъ: — Но ихъ продаютъ,
Заразы, братъ, даромъ, — И той не даютъ!...
Везувій.
Брызги пера.
— А у Вяльцевой, кажется, сильное желаніе пѣть „Демонаˮ.
— Да, такъ сказать, „демоническоеˮ желаніе!
— Въ Конго нашли живой экземпляръ животнаго, которое считалося ископаемымъ.
— А у насъ въ литературныхъ и иныхъ сферахъ есть не мало „ископаемыхъˮ, которыхъ считаютъ за живыхъ...
— Оффиціанты затѣваютъ открытіе собственнаго акціонернаго ресторана.
— Ничего не выйдетъ. Затѣвали они его и раньше, но дѣло не выгорало: каждому хотѣлось не работать, а только „получать на чаекъˮ.
— Что вы скажете о „Безбрачныхъˮ?
— Само названіе запрещаетъ отправлять ихъ въ бракъ.
— Въ Петербургѣ воры стащили громоотводъ.
— Да, отъ воровъ, видно, и громоотводомъ не оборонишься.
— Будешь подписываться на „Ребусъˮ?
— Нѣтъ, я подпишусь на отчетъ Моск. Мѣщанскаго общества: въ немъ ребусовъ хоть отбавляй...
— Постройки газоваго общества въ Москвѣ ползутъ по всѣмъ швамъ.
— И общество газовое и постройки изъ „газаˮ!
— Правда ли, что въ Петербургѣ состоялась между двумя дѣвушками дуэль?
— Вздоръ. Дѣвушки и не думали стрѣляться. Просто газеты пули льютъ...
Почти изъ Лермонтова.
(Послѣ „гастрономическихъˮ разоблаченій).
Куска лишь хлѣба онъ просилъ И взоръ являлъ живую муку. Сосиську кто-то положилъ Въ его протянутую руку.
И онъ сказалъ, смутясь совсѣмъ: —Ахъ, я собачины не ѣмъ...
Везувій.