медленно расправилъ сѣдые усы и важно процѣдилъ:
— Удача!!
— Ахъ, значитъ, за мной это мѣсто... директора... — быстро проговорилъ Хлыновъ, вскакивая съ мѣста.
— Подожди! — остановилъ его дядя, сдѣлавъ величественный жестъ рукой: — Я прямо съ ногъ сбился... Лично былъ у Ослова... Говорилъ о тебѣ этой. Альфонсиновой... И вотъ, благодаря моимъ связямъ, ты назначенъ товарищемъ директора... 8 тысячъ!
— Дядя! — воскликнулъ Хлыновъ.
— Ну, ну!.. Полно!.. Не благодари!.. Не люблю... — съ легкой гримасой процѣдилъ Милашкинъ.
— Да я... я, конечно, вамъ очень благодаренъ! — заскрежеталъ взволнованный Хлыновъ: — Но... но развѣ это мѣсто?.. Развѣ это жалованіе... 8 тысячъ!.. И почему это у меня ничто не удается!.. Всегда неудача, всегда!..
— По... постой! — пробормоталъ дядя, растерянно хлопая глазами: —Да вѣдь въ наше общество писцомъ попасть считается счастіемъ. А ты — сразу въ товарищи директора!..
— Да что это вы, дядя, смѣетесь, что ли? — окончательно разсердился Хлыновъ: — Восемь тысячъ... развѣ на эту сумму можно жить...
И „несчастныйˮ со стономъ схватился за голову...
IV.
— Я надѣялся, мой сынъ, что ты-то у меня карьеру сдѣлаешь, дипломатомъ будешь... И что же?.. Ты сталъ какимъ-то лѣкаремъ... Даже ни главнымъ докторомъ, ни профессоромъ, а какимъ то земскимъ врачемъ!..
— Послушайте, папаша! — хладнокровно перебилъ отца старшій сынъ Хлынова. — Я хочу быть полезнымъ народу. Средства у меня есть, почему же мнѣ земству не служить?!.
— Да ты — мальчишка! — закричалъ отецъ Хлыновъ: — Знаешь ли ты деревню? Вѣдь тамъ нѣтъ ни одного порядочнаго человѣка, все мужики... Чиновъ, наградъ никакихъ!.. О, Господи!.. И это мой сынъ?!. За что мнѣ такое наказаніе... За что?!.
— Довольно, панаша, объ этомъ! — морщась, отчеканилъ потерявшій терпѣніе сынъ: — А вотъ передъ отъѣздомъ я хотѣлъ поговорить съ вами насчетъ сестры... Она думаетъ поступить на курсы.
— На курсы?!! — не своимъ голосомъ взвылъ Хлыновъ: — Чтобъ моя дочь въ сапогахъ ходила, цыгарки курила?!. Да вѣдь при такихъ условіяхъ она останется безъ подходящей партіи: порядочные женихи отвернут
ся отъ нея. О Боже, за что я наказанъ такими неудачными дѣтьми!.. За что?!.
Заключеніе.
— Этакое счастіе этимъ богачамъ! — съ завистью думалъ жившій напротивъ Хлыновскаго особняка лавочникъ, видя, что съ утра къ дому Павла Ивановича подкатываютъ профессора-медики: — Отъ жизни эти богачи видятъ однѣ только радости, а смерть приходитъ, могутъ и умереть спокойно: семья обезпечена...
Такъ думалъ лавочникъ, а Павелъ Ивановичъ Хлыновъ лежалъ въ это время на своей мягкой постели и жаловался на судьбу.
— Даже спокойно умереть нельзя! — съ горечью думалъ больной: — Вотъ Горилловъ умеръ, такъ 500 тысячъ оставилъ „Обществу благодѣтелейˮ, а я въ состояніи едва 100 тысячъ оставить... Пожалуй, за такое пожертвованіе и на мраморную доску не попадешь. Всѣ меня забудутъ, какъ самаго не
счастнаго изъ людей!.. Видно, судьба моя такая!..
И „несчастныйˮ безнадежно махнулъ слабѣющей рукой...
Нильбо.
И ухмыляясь въ бороды, они стригутъ потребителя, какъ барана, который долженъ для ихъ удовольствія обростать шерстью.
Любители обмѣриванія не знаютъ мѣры въ вздуваніи цѣнъ, налагаемыхъ произвольно, какъ Богъ ихъ степенствамъ на душу положитъ.
Цѣны поднимаются по случаю обрученія хозяйской свояченицы, выпавшаго въ Абиссиніи града и разыгравшагося у Чемберлена ревматизма.
Не довольствуясь такой „коммерціейˮ, кормильцы разводятъ въ широкихъ размѣрахъ фальсификацію.
А если еще присоединить грязную, антисанитарную обстановку нашей торговли, надо удивляться только, чѣмъ и какъ живы москвичи.
При данныхъ условіяхъ имъ вѣдь остается кормиться бациллами да микробами, единственными предметами, которые предлагаются въ Москвѣ дешево, даже даромъ...
Городская управа же кормится ассигновками, и, сколько на нее ни тратятъ и ни понукаютъ се, она все только „слушаетъ да ѣстъˮ.
Хроника.
Пожары ежедневно
Москву терзаютъ гнѣвно, Колеса нашихъ конокъ, По ходу безобразныхъ,
Людей калѣчатъ разныхъ И безъ моторныхъ гонокъ... Младенцевъ безсердечно Подкидываютъ вѣчно, Воруютъ всюду воры... Да, все сіе не ново,
Но (дамъ я въ этомъ слово) Въ восторгѣ репортеры...
Новый поэтикъ.
Брызги пера.
— Московскій врачебный совѣтъ хочетъ ограничить высоту столичныхъ домовъ.
— Лучше бы онъ ограничилъ ихъ антигигіеничностъ!
— Издателя Аскарханова приговорили къ уплатѣ 15, 000 р. и штрафу въ 2, 000 р. за контрафакцію „Капиталаˮ.
— „Капитальнаяˮ, такъ сказать, контрафакція! Увы, Аскархановъ — не первый, посягающій на чужой капиталъ...
— Одинъ изъ русскихъ публицистовъ хлопочетъ объ открытіи кафешантанной школы.
— Да, да; у насъ вѣдь такое обиліе школъ, что только кафешантанной школы и не хватаетъ!
— Какой-то „писательˮ Карый продалъ, „Сѣверуˮ романъ Хрущова-Сокольникова, измѣнивъ только заглавіе — „Чудо богатырьˮ...
— Вотъ чудо-богатырь... плагіата!
Въ моск. „Мѣщанскомъ обществѣˮ.
— Выборные въ собраніяхъ очень любятъ „огородъ городитьˮ.
— Да, да, въ прошломъ собраніи они много времени посвятили дебатамъ о капустѣ...
— Когда М. В. Бородулинъ предложилъ благодарить отказавшихся отъ службы попечителей богадѣльни за ихъ безвозмездную работу, выборный Злоказовъ сказалъ: „мы никого не неволимъ: хочешь служи, не хочешь, не надоˮ.
— Этотъ Злоказовъ — чистый Зло-сказовъ!..
— Пойдете смотрѣть въ „Акваріумъˮ ѣзду г-жи Діаболо?
— А тотализаторъ тамъ есть? — Нѣтъ.
— Ну, такъ какой же интересъ въ ѣздѣ безъ тотализатора?!
— Грибоѣдовская премія присуждена поровну тремъ піесамъ.
— Такимъ образомъ каждая представляетъ только третъ... хорошей піесы.
— Докторъ К. совѣтуетъ ѣсть саранчу, смѣшанную съ мукой...
— Вотъ новое открытіе! Какъ будто мы ежедневно не ѣдимъ насѣкомыхъ въ черномъ хлѣбѣ, купленномъ въ нашихъ булочныхъ?!..
Садовымъ воздухоплавателямъ.
Имъ горестно молвилъ москвичъ:
— Вамъ бѣдствій моихъ не постичь! Вспорхнувъ легче пуха иль ваты, Летите вы вверхъ отъ Москвы, А я къ ней привязанъ, увы; Вдыхаю ея ароматы,
Что въ холодъ бросаютъ и жаръ
(Ихъ запахъ не запахъ отъ мяты! ) О, еслибъ воздушный мнѣ шаръ!!!
Изъ разговоровъ оптимиста и пессимиста.
Оптимистъ. — Видѣли г-жу Діаболо, путешествующую по „петлѣˮ въ телѣжкѣ? Какое опасное путешествіе!
Пессимистъ. — Ну, я думаю, что не болѣе опасное, чѣмъ по московскимъ мостовымъ?!
Послѣ выигрыша М. Горькаго.
... „Максимъ Горькій выигралъ въ одномъ изъ второстепенныхъ клубовъ 27. 000 за одинъ вечеръˮ.
Изъ газетъ. Всѣ босяки со всей Руси
Шлютъ письма Горькому. „Merçi! ˮ Благой примѣръ ихъ воскресилъ—
Въ трилистникъ жарятъ, что есть
силъ!...
Д. К. Дентъ.
— Удача!!
— Ахъ, значитъ, за мной это мѣсто... директора... — быстро проговорилъ Хлыновъ, вскакивая съ мѣста.
— Подожди! — остановилъ его дядя, сдѣлавъ величественный жестъ рукой: — Я прямо съ ногъ сбился... Лично былъ у Ослова... Говорилъ о тебѣ этой. Альфонсиновой... И вотъ, благодаря моимъ связямъ, ты назначенъ товарищемъ директора... 8 тысячъ!
— Дядя! — воскликнулъ Хлыновъ.
— Ну, ну!.. Полно!.. Не благодари!.. Не люблю... — съ легкой гримасой процѣдилъ Милашкинъ.
— Да я... я, конечно, вамъ очень благодаренъ! — заскрежеталъ взволнованный Хлыновъ: — Но... но развѣ это мѣсто?.. Развѣ это жалованіе... 8 тысячъ!.. И почему это у меня ничто не удается!.. Всегда неудача, всегда!..
— По... постой! — пробормоталъ дядя, растерянно хлопая глазами: —Да вѣдь въ наше общество писцомъ попасть считается счастіемъ. А ты — сразу въ товарищи директора!..
— Да что это вы, дядя, смѣетесь, что ли? — окончательно разсердился Хлыновъ: — Восемь тысячъ... развѣ на эту сумму можно жить...
И „несчастныйˮ со стономъ схватился за голову...
IV.
— Я надѣялся, мой сынъ, что ты-то у меня карьеру сдѣлаешь, дипломатомъ будешь... И что же?.. Ты сталъ какимъ-то лѣкаремъ... Даже ни главнымъ докторомъ, ни профессоромъ, а какимъ то земскимъ врачемъ!..
— Послушайте, папаша! — хладнокровно перебилъ отца старшій сынъ Хлынова. — Я хочу быть полезнымъ народу. Средства у меня есть, почему же мнѣ земству не служить?!.
— Да ты — мальчишка! — закричалъ отецъ Хлыновъ: — Знаешь ли ты деревню? Вѣдь тамъ нѣтъ ни одного порядочнаго человѣка, все мужики... Чиновъ, наградъ никакихъ!.. О, Господи!.. И это мой сынъ?!. За что мнѣ такое наказаніе... За что?!.
— Довольно, панаша, объ этомъ! — морщась, отчеканилъ потерявшій терпѣніе сынъ: — А вотъ передъ отъѣздомъ я хотѣлъ поговорить съ вами насчетъ сестры... Она думаетъ поступить на курсы.
— На курсы?!! — не своимъ голосомъ взвылъ Хлыновъ: — Чтобъ моя дочь въ сапогахъ ходила, цыгарки курила?!. Да вѣдь при такихъ условіяхъ она останется безъ подходящей партіи: порядочные женихи отвернут
ся отъ нея. О Боже, за что я наказанъ такими неудачными дѣтьми!.. За что?!.
Заключеніе.
— Этакое счастіе этимъ богачамъ! — съ завистью думалъ жившій напротивъ Хлыновскаго особняка лавочникъ, видя, что съ утра къ дому Павла Ивановича подкатываютъ профессора-медики: — Отъ жизни эти богачи видятъ однѣ только радости, а смерть приходитъ, могутъ и умереть спокойно: семья обезпечена...
Такъ думалъ лавочникъ, а Павелъ Ивановичъ Хлыновъ лежалъ въ это время на своей мягкой постели и жаловался на судьбу.
— Даже спокойно умереть нельзя! — съ горечью думалъ больной: — Вотъ Горилловъ умеръ, такъ 500 тысячъ оставилъ „Обществу благодѣтелейˮ, а я въ состояніи едва 100 тысячъ оставить... Пожалуй, за такое пожертвованіе и на мраморную доску не попадешь. Всѣ меня забудутъ, какъ самаго не
счастнаго изъ людей!.. Видно, судьба моя такая!..
И „несчастныйˮ безнадежно махнулъ слабѣющей рукой...
Нильбо.
И ухмыляясь въ бороды, они стригутъ потребителя, какъ барана, который долженъ для ихъ удовольствія обростать шерстью.
Любители обмѣриванія не знаютъ мѣры въ вздуваніи цѣнъ, налагаемыхъ произвольно, какъ Богъ ихъ степенствамъ на душу положитъ.
Цѣны поднимаются по случаю обрученія хозяйской свояченицы, выпавшаго въ Абиссиніи града и разыгравшагося у Чемберлена ревматизма.
Не довольствуясь такой „коммерціейˮ, кормильцы разводятъ въ широкихъ размѣрахъ фальсификацію.
А если еще присоединить грязную, антисанитарную обстановку нашей торговли, надо удивляться только, чѣмъ и какъ живы москвичи.
При данныхъ условіяхъ имъ вѣдь остается кормиться бациллами да микробами, единственными предметами, которые предлагаются въ Москвѣ дешево, даже даромъ...
Городская управа же кормится ассигновками, и, сколько на нее ни тратятъ и ни понукаютъ се, она все только „слушаетъ да ѣстъˮ.
Хроника.
Пожары ежедневно
Москву терзаютъ гнѣвно, Колеса нашихъ конокъ, По ходу безобразныхъ,
Людей калѣчатъ разныхъ И безъ моторныхъ гонокъ... Младенцевъ безсердечно Подкидываютъ вѣчно, Воруютъ всюду воры... Да, все сіе не ново,
Но (дамъ я въ этомъ слово) Въ восторгѣ репортеры...
Новый поэтикъ.
Брызги пера.
— Московскій врачебный совѣтъ хочетъ ограничить высоту столичныхъ домовъ.
— Лучше бы онъ ограничилъ ихъ антигигіеничностъ!
— Издателя Аскарханова приговорили къ уплатѣ 15, 000 р. и штрафу въ 2, 000 р. за контрафакцію „Капиталаˮ.
— „Капитальнаяˮ, такъ сказать, контрафакція! Увы, Аскархановъ — не первый, посягающій на чужой капиталъ...
— Одинъ изъ русскихъ публицистовъ хлопочетъ объ открытіи кафешантанной школы.
— Да, да; у насъ вѣдь такое обиліе школъ, что только кафешантанной школы и не хватаетъ!
— Какой-то „писательˮ Карый продалъ, „Сѣверуˮ романъ Хрущова-Сокольникова, измѣнивъ только заглавіе — „Чудо богатырьˮ...
— Вотъ чудо-богатырь... плагіата!
Въ моск. „Мѣщанскомъ обществѣˮ.
— Выборные въ собраніяхъ очень любятъ „огородъ городитьˮ.
— Да, да, въ прошломъ собраніи они много времени посвятили дебатамъ о капустѣ...
— Когда М. В. Бородулинъ предложилъ благодарить отказавшихся отъ службы попечителей богадѣльни за ихъ безвозмездную работу, выборный Злоказовъ сказалъ: „мы никого не неволимъ: хочешь служи, не хочешь, не надоˮ.
— Этотъ Злоказовъ — чистый Зло-сказовъ!..
— Пойдете смотрѣть въ „Акваріумъˮ ѣзду г-жи Діаболо?
— А тотализаторъ тамъ есть? — Нѣтъ.
— Ну, такъ какой же интересъ въ ѣздѣ безъ тотализатора?!
— Грибоѣдовская премія присуждена поровну тремъ піесамъ.
— Такимъ образомъ каждая представляетъ только третъ... хорошей піесы.
— Докторъ К. совѣтуетъ ѣсть саранчу, смѣшанную съ мукой...
— Вотъ новое открытіе! Какъ будто мы ежедневно не ѣдимъ насѣкомыхъ въ черномъ хлѣбѣ, купленномъ въ нашихъ булочныхъ?!..
Садовымъ воздухоплавателямъ.
Имъ горестно молвилъ москвичъ:
— Вамъ бѣдствій моихъ не постичь! Вспорхнувъ легче пуха иль ваты, Летите вы вверхъ отъ Москвы, А я къ ней привязанъ, увы; Вдыхаю ея ароматы,
Что въ холодъ бросаютъ и жаръ
(Ихъ запахъ не запахъ отъ мяты! ) О, еслибъ воздушный мнѣ шаръ!!!
Изъ разговоровъ оптимиста и пессимиста.
Оптимистъ. — Видѣли г-жу Діаболо, путешествующую по „петлѣˮ въ телѣжкѣ? Какое опасное путешествіе!
Пессимистъ. — Ну, я думаю, что не болѣе опасное, чѣмъ по московскимъ мостовымъ?!
Послѣ выигрыша М. Горькаго.
... „Максимъ Горькій выигралъ въ одномъ изъ второстепенныхъ клубовъ 27. 000 за одинъ вечеръˮ.
Изъ газетъ. Всѣ босяки со всей Руси
Шлютъ письма Горькому. „Merçi! ˮ Благой примѣръ ихъ воскресилъ—
Въ трилистникъ жарятъ, что есть
силъ!...
Д. К. Дентъ.