Въ бюрократической больницѣ.
(Сценка).
Рѣзкій звонокъ. Разъ, другой, третій. Сторожъ, лѣниво потягиваясь, поднимается, подходитъ къ дверямъ и спрашиваетъ черезъ щелку:
— Кто тамъ?
— Тяжелый больной. Отворите! Требуется немедленная помощь!—объясняетъ поддерживающій больного, который напрягаетъ послѣднія силы, чтобы не упасть.
— Теперь нѣтъ пріема, пріемные часы кончены!—строго объявляетъ охранитель. — Приходите завтра около трехъ.
Провожатый, однако, не отступаетъ, а настоятельно требуетъ, чтобы его впустили и подали помощь.
Дверь открывается и является смотритель,, въ присвоенномъ мундирѣ, вооруженный инструментами.
— Ахъ, ради Бога, помогите! Больному очень плохо, конецъ приходитъ, молитъ провожатый.
— Но я не докторъ, я только наблюдаю порядокъ и завѣдую чисткой... Подождите, сейчасъ явится особа...
— Сестра милосердія?
— У насъ порядокъ, а не милосердіе, имѣйте это въ виду. И много говорить не полагается!..
Проходитъ нѣкоторое время.
Выступаетъ сестра Бюрократія, застегнутая на всѣ пуговицы, и, не удостаивая никого взглядомъ, изрекаетъ:
— Надлежащія бумаги имѣются?
•— Господи, гдѣ тутъ о бумагахъ думать, взмаливается провожатый больного.—Вы видите, смерть пришла...
И онъ указываетъ на несчастнаго, у котораго лицо уже приняло землистый цвѣтъ. — Подождите! Сейчасъ явится... — Сестра милосердія?
— Сестра, только не милосердія... Вамъ уже сказано.
Бюрократія подходитъ къ телефону и звонитъ.
— Сестра, сойдите внизъ: дѣло!.. — За какимъ номеромъ? — Еще не внесено. — Слушаю-съ.
Опять проходитъ время.
Является сестра Администрація, въ присвоенныхъ доспѣхахъ, и приступаетъ къ допросу.
— Бумаги?
— Не имѣются.
— Контромарка больничная?
— Но, Бога ради, каждая минута дорога,— умоляетъ поддерживающій больного.—Поспѣшите!..
— Мы никогда не спѣшимъ. А вы, собственно, кто и чего вамъ недостаетъ?
— Мнѣ ничего недостаетъ... Я изъ человѣколюбія, больной самъ объясняться не можетъ. Я его только привелъ...
— Такъ потрудитесь отойти въ сторону и не разговаривать.
— Но больной не въ состояніи говорить, у него...
— Мы справимся. А если вы не отойдете и не замолчите, я васъ попрошу удалить...
И „сестра начинаетъ допросъ больного. — Ваше имя? Молчаніе.
— Званіе? Занятіе? Никакого отвѣта.
Больной, между тѣмъ, задыхается: у него, оказывается, застряла кость въ горлѣ...
— Положеніе, въ самомъ дѣлѣ, серьезное... Асфиксія!—констатируетъ изслѣдующая паціента сестра.
И приступая къ составленію протокола, замѣчаетъ старшей сестрѣ:
— Какой, однако, рѣдкій случай: больной задохся самъ... Намъ тутъ дѣлать нечего!..
Другъ Гораціо.
Плачъ клубменовъ. (Изъ московскихъ мелодій).
Туча черная нависла-.
Запрещенъ у насъ азартъ!
Безъ азарта нѣту смысла
Братъ, конечно, въ руки картъ.
***
* *
Боже, какъ мы безъ азарта Скоротаемъ вечера?
Какъ скучна ребенку парта, Безъ него скучна игра!
*
* *
Въ дружбѣ вѣкъ съ азартомъ карта, Онъ приманка вѣкъ для насъ. Клубнымъ играмъ безъ азарта
Намъ сказать придется-. „пассъ !!!
Разговоры.
— Читали, Москва занимаетъ деньги у Петербурга. Вотъ такъ фунтъ! какъ говорятъ Пуды Пудычи. А гдѣ-же знаменитыя московскія кубышки?
— У толстосумовъ, надо полагать, въ землѣ припрятаны...
— Какъ, г. бюрократъ, и вы недовольны переработанными основными законами?
— Ну, конечно! Что это, съ позволенія сказать, за основы, если лучшія статьи объ усиленныхъ окладахъ и пенсіяхъ исключены?!..
— Однако, тройственный союзъ В. Д. А. (Витте-Дурново-Акимовъ) распался!
— Будьте покойны, безъ трехъ угловъ бюрократическая изба не останется...
Жоржъ.
Встревоженный карточный улей.
— Слышали: запретили азартныя игры?!
— Удивительно! Совершенно не принимаютъ въ разсчетъ, что мы живемъ
азартомъ!.. Чѣмъ же намъ жить, не воздухомъ же питаться?!.
(Сценка).
Рѣзкій звонокъ. Разъ, другой, третій. Сторожъ, лѣниво потягиваясь, поднимается, подходитъ къ дверямъ и спрашиваетъ черезъ щелку:
— Кто тамъ?
— Тяжелый больной. Отворите! Требуется немедленная помощь!—объясняетъ поддерживающій больного, который напрягаетъ послѣднія силы, чтобы не упасть.
— Теперь нѣтъ пріема, пріемные часы кончены!—строго объявляетъ охранитель. — Приходите завтра около трехъ.
Провожатый, однако, не отступаетъ, а настоятельно требуетъ, чтобы его впустили и подали помощь.
Дверь открывается и является смотритель,, въ присвоенномъ мундирѣ, вооруженный инструментами.
— Ахъ, ради Бога, помогите! Больному очень плохо, конецъ приходитъ, молитъ провожатый.
— Но я не докторъ, я только наблюдаю порядокъ и завѣдую чисткой... Подождите, сейчасъ явится особа...
— Сестра милосердія?
— У насъ порядокъ, а не милосердіе, имѣйте это въ виду. И много говорить не полагается!..
Проходитъ нѣкоторое время.
Выступаетъ сестра Бюрократія, застегнутая на всѣ пуговицы, и, не удостаивая никого взглядомъ, изрекаетъ:
— Надлежащія бумаги имѣются?
•— Господи, гдѣ тутъ о бумагахъ думать, взмаливается провожатый больного.—Вы видите, смерть пришла...
И онъ указываетъ на несчастнаго, у котораго лицо уже приняло землистый цвѣтъ. — Подождите! Сейчасъ явится... — Сестра милосердія?
— Сестра, только не милосердія... Вамъ уже сказано.
Бюрократія подходитъ къ телефону и звонитъ.
— Сестра, сойдите внизъ: дѣло!.. — За какимъ номеромъ? — Еще не внесено. — Слушаю-съ.
Опять проходитъ время.
Является сестра Администрація, въ присвоенныхъ доспѣхахъ, и приступаетъ къ допросу.
— Бумаги?
— Не имѣются.
— Контромарка больничная?
— Но, Бога ради, каждая минута дорога,— умоляетъ поддерживающій больного.—Поспѣшите!..
— Мы никогда не спѣшимъ. А вы, собственно, кто и чего вамъ недостаетъ?
— Мнѣ ничего недостаетъ... Я изъ человѣколюбія, больной самъ объясняться не можетъ. Я его только привелъ...
— Такъ потрудитесь отойти въ сторону и не разговаривать.
— Но больной не въ состояніи говорить, у него...
— Мы справимся. А если вы не отойдете и не замолчите, я васъ попрошу удалить...
И „сестра начинаетъ допросъ больного. — Ваше имя? Молчаніе.
— Званіе? Занятіе? Никакого отвѣта.
Больной, между тѣмъ, задыхается: у него, оказывается, застряла кость въ горлѣ...
— Положеніе, въ самомъ дѣлѣ, серьезное... Асфиксія!—констатируетъ изслѣдующая паціента сестра.
И приступая къ составленію протокола, замѣчаетъ старшей сестрѣ:
— Какой, однако, рѣдкій случай: больной задохся самъ... Намъ тутъ дѣлать нечего!..
Другъ Гораціо.
Плачъ клубменовъ. (Изъ московскихъ мелодій).
Туча черная нависла-.
Запрещенъ у насъ азартъ!
Безъ азарта нѣту смысла
Братъ, конечно, въ руки картъ.
***
* *
Боже, какъ мы безъ азарта Скоротаемъ вечера?
Какъ скучна ребенку парта, Безъ него скучна игра!
*
* *
Въ дружбѣ вѣкъ съ азартомъ карта, Онъ приманка вѣкъ для насъ. Клубнымъ играмъ безъ азарта
Намъ сказать придется-. „пассъ !!!
Разговоры.
— Читали, Москва занимаетъ деньги у Петербурга. Вотъ такъ фунтъ! какъ говорятъ Пуды Пудычи. А гдѣ-же знаменитыя московскія кубышки?
— У толстосумовъ, надо полагать, въ землѣ припрятаны...
— Какъ, г. бюрократъ, и вы недовольны переработанными основными законами?
— Ну, конечно! Что это, съ позволенія сказать, за основы, если лучшія статьи объ усиленныхъ окладахъ и пенсіяхъ исключены?!..
— Однако, тройственный союзъ В. Д. А. (Витте-Дурново-Акимовъ) распался!
— Будьте покойны, безъ трехъ угловъ бюрократическая изба не останется...
Жоржъ.
Встревоженный карточный улей.
— Слышали: запретили азартныя игры?!
— Удивительно! Совершенно не принимаютъ въ разсчетъ, что мы живемъ
азартомъ!.. Чѣмъ же намъ жить, не воздухомъ же питаться?!.