Больше ничего не требуется... Всякія-же ссоры лишь «засоряютъ» медицину и на больныхъ также скверно дѣйствуютъ...
Драма съ драмой.
Дамы любятъ драмы, конечно, послѣ туалетовъ,. брилліантовъ и поклонниковъ.
И „театральныя дамы“, прежде всего, остаются вѣрны обще-дамской наклонности.
Отсюда любопытное явленіе, которое за послѣднее время наблюдается въ театральной сферѣ.
Всякія жрицы подмостковъ, имѣющія очень отдаленное касательство къ настоящей сценѣ, лѣзутъ въ драму.
И, что особенно любопытно, пролѣзаютъ на сцену, взлѣзаютъ на пьедесталъ и требуютъ апплодисментовъ.
Стоитъ кафешантанной или опереточной пѣвичкѣ обзавестись туалетами и драгоцѣнностями, какъ готова—«драматическая артистка» ..
О талантѣ, конечно, помина нѣтъ; о немъ думать позабыли, какъ о совершенно не нужной вещи.
Талантъ не играетъ роли, играютъ брилліанты— и этой игры вполнѣ достаточно, чтобы завладѣть театромъ...
Что изъ такой „игры выходитъ, легко понять. Сцена засоряется ненужными элементами, настоящія труженицы затираются, денежки плачутъ, а зрители только руками разводятъ...
♦
Axъ, нѣтъ въ піесахъ интереса,
Куда ни взглянь — шаблонъ oдинъ; Теперь — что новенькая пьеса,
То для искусства — комомъ блинъ.
Бесѣды Ив. Ив. съ Ив. Никифоровичемъ.
— Ну, вотъ и нашъ Николай Васильевичъ Гоголь дождался, что о немъ вспомнили, Иванъ Ивановичъ! — Черезъ пятьдесятъ лѣтъ послѣ смерти!
— Да, да. А еще говорятъ, что у современниковъ короткая память, Иванъ Никифоровичъ!
Къ юбилею.
I.
Если есть дарованія крошки, — Ну, а крошекъ-то хватитъ на мною-ли?— По одежкѣ протягивай ножки
И, смотри, не тянися-же въ Гоголи!
II.
Друзья! Межъ Гоголемъ и вами, я не скрою, Есть много разницы и разницы большой: О мертвыхъ душахъ онъ писалъ съ живой
душою,
Твердите о живыхъ вы съ мертвою душой!
Брызги пера.
По-московски.
— Какъ прошелъ балъ въ клубѣ?
— О, какъ слѣдуетъ: скучали на славу!..
♦ — Весною пахнетъ...
— Не скажи! Санитары еще не „протоколятъ .
— Къ чему вы такъ бѣшено ѣздите? — Чтобы потомъ отсиживать...
♦
На Хитровкѣ. — Подайте, милостивецъ: два дня не ѣлъ... — Что-же ты дѣлалъ? — Все опохмелялся ..
— Это оригинальная піеса?
— Нѣтъ! Это переведенная передѣлка съ передѣланнаго перевода!
♦
— Вы, кажется, вчера докладъ какой-то въ обществѣ читали?
— Можетъ быть!.. Я что-то не помню!..
♦
И въ наши дни запасъ писателей не малъ, Строчатъ занятно и игриво, Но Гоголь все живописалъ,
Они-жъ все только пишутъ... живо...
К. X.
Тоже политики.
На вечерѣ.
— Поѣдемъ, Пьеръ, въ Лондонъ! — По какому случаю, Поль?
— А по случаю южно-африканской войны: въ Лондонѣ много вдовъ осталось, и навѣрно ничего не стоитъ подцѣпить богатую...
Бобч. —Э, нѣтъ, позвольте ужъ я. Приходимъ мы съ Петромъ Ивановичемъ на площадь и возлѣ будки, гдѣ продаются пироги...
Ант. Антоновичъ. — Да говорите, ради Бога, что такое? У меня сердце не на мѣстѣ. Ну, что, что такое?
Бобч.—Возлѣ будки, гдѣ продаются пироги, мы у старой торговки неизданныя рукописи Николая Васильевича Гоголя купили!!!
Ант. Антоновичъ.—Можетъ-ли это быть?
Бобч. и Добч. (вмѣстѣ).— Къ ворожеѣ не ходите, купили!
Ант. Антоновичъ.—Ура. И мы, значитъ, прославиться сможемъ и наша копѣечка не щербата. Выставку неизданныхъ рукописей Гоголя откроемъ, а потомъ ихъ, на удивленіе всего міра, издадимъ! Но не черезъ Абдулина, шалишь! Сами издадимъ, на веленевой бумагѣ, съ золотымъ обрѣзомъ. Но какъ-же это случилось, господа?
Бобч.—Идемъ мы съ Петромъ Ивановичемъ и видимъ, что старая торговка на связкѣ рукописей сидитъ. Въ лицѣ этакое разсужденіе... Я будто предчувствовалъ и говорю Петру Ивановичу: „здѣсь что нибудь не спроста-съ“. А Петръ Ивановичъ мигнулъ мнѣ и спрашиваетъ: „это что такое за цидулы, тетка? —А вотъ пусть паны сами посмотрятъ! — старая торговка говоритъ. Какъ взглянули мы, такъ и обмерли. А меня точно что свыше вразумило. „Э ,—говорю я Петру Ивановичу...
Добч.—Нѣтъ, Петръ Ивановичъ, это я сказалъ „э“...
Бобч. — Сначала вы сказали, а потомъ и я сказалъ. «Э», сказали мы съ Петромъ Ивановичемъ: «вѣдь это-же неизданныя рукописи Гоголя. Нехай мы ихъ къ Антону Антоновичу снесемъ».
Ант. Антоновичъ.—Спасибо! Ну, садитесь-же и читайте ихъ, господа. Тише вы тамъ. Тише, тише!
Добч.—Позвольте мнѣ рукописи, Петръ Ивановичъ; я прочту.
Бобч.— Вы не прочтете, Петръ Ивановичъ: вы пришепетываете и у васъ во рту единъ
зубъ со свистомъ. (Открываетъ рукопись и поднимаетъ вверхъ палецъ). Тссс... Я начинаю... (Читаетъ). „Какъ упоителенъ, какъ роскошенъ лѣтній день въ Малороссіи! Какъ томительно-жарки тѣ часы, когда полдень блещетъ въ тишинѣ и зноѣ“...
Ант. Антоновичъ.—Что-то знакомое... Вы не припоминаете, господа?
Всѣ.— Да, что-то знакомое. А какъ заглавіе?
Бобч. — «Сорочинская ярмарка».
Ант. Антоновичъ.— Такъ какія-же это неизданныя рукописи? „Сорочинская ярмарка давнымъ давно издана!
Бобч. (простодушно).— Развѣ издана? Никогда читать не доводилось. Но вы не огорчайтесь, Антонъ Антоновичъ: здѣсь есть и другія рукописи. Тѣ неизданныя. Навѣрно неизданныя, голову на отсѣченіе даю.
Ант. Антоновичъ (оживая).—Читайте заглавія! Бобч. (читаетъ). — «Шинель», «Носъ», «Коляска».
Ант. Антоновичъ. — Тьфу! Да вѣдь все это извѣстно и переизвѣстно! Вотъ тебѣ и выставка, вотъ тебѣ и изданіе на веленевой бумагѣ!
Бобч. — Тогда на портретъ взгляните: при рукописяхъ карандашный и совершенно неизвѣстный портретъ Николая Васильевича!
Ант. Антоновичъ. — И портретъ извѣстенъ и переизвѣстенъ: при всѣхъ сочиненіяхъ десятки лѣтъ прилагался. А у васъ ученическая карандашная мазня съ этого самаго портрета!
Бобч. и Добч. (вмѣстѣ). — Господи Боже! И портретъ извѣстенъ? Никогда видать не приходилось!
Ант. Антоновичъ (раздраженно). — Только рыскаете по городу да смущаете всѣхъ, трещотки проклятыя, сороки короткохвостыя! Довѣрься я вамъ, влетѣлъ-бы какъ куръ во щи, попался-бы какъ мальчишка, какъ щенокъ!
Всѣ (Бобч. и Добч.). — Лгуны проклятые! Сморчки короткобрюхіе!
Ант. Антоновичъ.— Положительно ничего не готово, а юбилей на носу, какъ объ этомъ
самъ Андрей Евдокимовичъ Носъ телеграммою извѣщаетъ. И памятника нѣтъ и проекты какіе-то странные представлены: на всѣхъ проектахъ Гоголь лежитъ.
Всѣ. — Это въ отличіе отъ московскихъ: гамъ на всѣхъ проектахъ Гоголь сидитъ.
Ант. Антоновичъ. — Отличіе отличіемъ, но странно какъ-то: точно не Гоголь, а какой-то, съ позволенія сказать, лежебокъ! Выбирай изъ всѣхъ лежебоковъ лучшаго! Всѣ другъ друга хуже... О, Господи, чѣмъ-бы отпраздновать юбилей? Ничего въ голову не лѣзетъ! Ничего не нахожу. Ничего не вижу: вижу какія-то свиныя рыла, вмѣсто лицъ.
Чей-то голосъ. —Библіотеку-бы имени Гоголя открыть!
Ант. Антоновичъ.—Не поспѣемъ. Тотъ-же ГОЛОСЪ.—Читальню.
Ант. Антоновичъ.—Не поспѣемъ, чортъ побери.
Всѣ. — „Веселую улицу“ въ „Гоголевскую улицу переименовать! И дешево, Антонъ Антоновичъ, и сердито!
Ант. Антоновичъ.—Гм... идея недурственная, но... удобно-ли, господа? Какъ-бы не осудили? Потому „Веселая улица такая улица...
Всѣ. — Не осудятъ! Гоголь тоже писалъ по веселой части. И при томъ, что такое Гоголь? Не Пушкину чета... не велика птица-.
Ант. Антоновичъ.—Такъ переименовать? Всѣ.—Переименовать, переименовать!
Ант. Антоновичъ. — Фффу, точно гора съ плечъ свалилась. Нынче-же новую цинковую доску закажу и Андрею Евдокимовичу Носу телеграфирую: «Празднуемъ! Штандартъ скачетъ и во всѣхъ театрахъ въ честь Гоголя «Битва русскихъ съ кабардинцами» идетъ. Унтеръ-офицерша въ воодушевленіи сама себя еще разъ высѣкла. Въ городской аудиторіи назначено публичное чтеніе начала трагедіи изъ англійской исторіи «Альфредъ», соч. H. В. Гоголя. Знай нашихъ: и наша копѣечка не щербата!»
Л.
Драма съ драмой.
Дамы любятъ драмы, конечно, послѣ туалетовъ,. брилліантовъ и поклонниковъ.
И „театральныя дамы“, прежде всего, остаются вѣрны обще-дамской наклонности.
Отсюда любопытное явленіе, которое за послѣднее время наблюдается въ театральной сферѣ.
Всякія жрицы подмостковъ, имѣющія очень отдаленное касательство къ настоящей сценѣ, лѣзутъ въ драму.
И, что особенно любопытно, пролѣзаютъ на сцену, взлѣзаютъ на пьедесталъ и требуютъ апплодисментовъ.
Стоитъ кафешантанной или опереточной пѣвичкѣ обзавестись туалетами и драгоцѣнностями, какъ готова—«драматическая артистка» ..
О талантѣ, конечно, помина нѣтъ; о немъ думать позабыли, какъ о совершенно не нужной вещи.
Талантъ не играетъ роли, играютъ брилліанты— и этой игры вполнѣ достаточно, чтобы завладѣть театромъ...
Что изъ такой „игры выходитъ, легко понять. Сцена засоряется ненужными элементами, настоящія труженицы затираются, денежки плачутъ, а зрители только руками разводятъ...
♦
Axъ, нѣтъ въ піесахъ интереса,
Куда ни взглянь — шаблонъ oдинъ; Теперь — что новенькая пьеса,
То для искусства — комомъ блинъ.
Бесѣды Ив. Ив. съ Ив. Никифоровичемъ.
— Ну, вотъ и нашъ Николай Васильевичъ Гоголь дождался, что о немъ вспомнили, Иванъ Ивановичъ! — Черезъ пятьдесятъ лѣтъ послѣ смерти!
— Да, да. А еще говорятъ, что у современниковъ короткая память, Иванъ Никифоровичъ!
Къ юбилею.
I.
Если есть дарованія крошки, — Ну, а крошекъ-то хватитъ на мною-ли?— По одежкѣ протягивай ножки
И, смотри, не тянися-же въ Гоголи!
II.
Друзья! Межъ Гоголемъ и вами, я не скрою, Есть много разницы и разницы большой: О мертвыхъ душахъ онъ писалъ съ живой
душою,
Твердите о живыхъ вы съ мертвою душой!
Брызги пера.
По-московски.
— Какъ прошелъ балъ въ клубѣ?
— О, какъ слѣдуетъ: скучали на славу!..
♦ — Весною пахнетъ...
— Не скажи! Санитары еще не „протоколятъ .
— Къ чему вы такъ бѣшено ѣздите? — Чтобы потомъ отсиживать...
♦
На Хитровкѣ. — Подайте, милостивецъ: два дня не ѣлъ... — Что-же ты дѣлалъ? — Все опохмелялся ..
— Это оригинальная піеса?
— Нѣтъ! Это переведенная передѣлка съ передѣланнаго перевода!
♦
— Вы, кажется, вчера докладъ какой-то въ обществѣ читали?
— Можетъ быть!.. Я что-то не помню!..
♦
И въ наши дни запасъ писателей не малъ, Строчатъ занятно и игриво, Но Гоголь все живописалъ,
Они-жъ все только пишутъ... живо...
К. X.
Тоже политики.
На вечерѣ.
— Поѣдемъ, Пьеръ, въ Лондонъ! — По какому случаю, Поль?
— А по случаю южно-африканской войны: въ Лондонѣ много вдовъ осталось, и навѣрно ничего не стоитъ подцѣпить богатую...
Бобч. —Э, нѣтъ, позвольте ужъ я. Приходимъ мы съ Петромъ Ивановичемъ на площадь и возлѣ будки, гдѣ продаются пироги...
Ант. Антоновичъ. — Да говорите, ради Бога, что такое? У меня сердце не на мѣстѣ. Ну, что, что такое?
Бобч.—Возлѣ будки, гдѣ продаются пироги, мы у старой торговки неизданныя рукописи Николая Васильевича Гоголя купили!!!
Ант. Антоновичъ.—Можетъ-ли это быть?
Бобч. и Добч. (вмѣстѣ).— Къ ворожеѣ не ходите, купили!
Ант. Антоновичъ.—Ура. И мы, значитъ, прославиться сможемъ и наша копѣечка не щербата. Выставку неизданныхъ рукописей Гоголя откроемъ, а потомъ ихъ, на удивленіе всего міра, издадимъ! Но не черезъ Абдулина, шалишь! Сами издадимъ, на веленевой бумагѣ, съ золотымъ обрѣзомъ. Но какъ-же это случилось, господа?
Бобч.—Идемъ мы съ Петромъ Ивановичемъ и видимъ, что старая торговка на связкѣ рукописей сидитъ. Въ лицѣ этакое разсужденіе... Я будто предчувствовалъ и говорю Петру Ивановичу: „здѣсь что нибудь не спроста-съ“. А Петръ Ивановичъ мигнулъ мнѣ и спрашиваетъ: „это что такое за цидулы, тетка? —А вотъ пусть паны сами посмотрятъ! — старая торговка говоритъ. Какъ взглянули мы, такъ и обмерли. А меня точно что свыше вразумило. „Э ,—говорю я Петру Ивановичу...
Добч.—Нѣтъ, Петръ Ивановичъ, это я сказалъ „э“...
Бобч. — Сначала вы сказали, а потомъ и я сказалъ. «Э», сказали мы съ Петромъ Ивановичемъ: «вѣдь это-же неизданныя рукописи Гоголя. Нехай мы ихъ къ Антону Антоновичу снесемъ».
Ант. Антоновичъ.—Спасибо! Ну, садитесь-же и читайте ихъ, господа. Тише вы тамъ. Тише, тише!
Добч.—Позвольте мнѣ рукописи, Петръ Ивановичъ; я прочту.
Бобч.— Вы не прочтете, Петръ Ивановичъ: вы пришепетываете и у васъ во рту единъ
зубъ со свистомъ. (Открываетъ рукопись и поднимаетъ вверхъ палецъ). Тссс... Я начинаю... (Читаетъ). „Какъ упоителенъ, какъ роскошенъ лѣтній день въ Малороссіи! Какъ томительно-жарки тѣ часы, когда полдень блещетъ въ тишинѣ и зноѣ“...
Ант. Антоновичъ.—Что-то знакомое... Вы не припоминаете, господа?
Всѣ.— Да, что-то знакомое. А какъ заглавіе?
Бобч. — «Сорочинская ярмарка».
Ант. Антоновичъ.— Такъ какія-же это неизданныя рукописи? „Сорочинская ярмарка давнымъ давно издана!
Бобч. (простодушно).— Развѣ издана? Никогда читать не доводилось. Но вы не огорчайтесь, Антонъ Антоновичъ: здѣсь есть и другія рукописи. Тѣ неизданныя. Навѣрно неизданныя, голову на отсѣченіе даю.
Ант. Антоновичъ (оживая).—Читайте заглавія! Бобч. (читаетъ). — «Шинель», «Носъ», «Коляска».
Ант. Антоновичъ. — Тьфу! Да вѣдь все это извѣстно и переизвѣстно! Вотъ тебѣ и выставка, вотъ тебѣ и изданіе на веленевой бумагѣ!
Бобч. — Тогда на портретъ взгляните: при рукописяхъ карандашный и совершенно неизвѣстный портретъ Николая Васильевича!
Ант. Антоновичъ. — И портретъ извѣстенъ и переизвѣстенъ: при всѣхъ сочиненіяхъ десятки лѣтъ прилагался. А у васъ ученическая карандашная мазня съ этого самаго портрета!
Бобч. и Добч. (вмѣстѣ). — Господи Боже! И портретъ извѣстенъ? Никогда видать не приходилось!
Ант. Антоновичъ (раздраженно). — Только рыскаете по городу да смущаете всѣхъ, трещотки проклятыя, сороки короткохвостыя! Довѣрься я вамъ, влетѣлъ-бы какъ куръ во щи, попался-бы какъ мальчишка, какъ щенокъ!
Всѣ (Бобч. и Добч.). — Лгуны проклятые! Сморчки короткобрюхіе!
Ант. Антоновичъ.— Положительно ничего не готово, а юбилей на носу, какъ объ этомъ
самъ Андрей Евдокимовичъ Носъ телеграммою извѣщаетъ. И памятника нѣтъ и проекты какіе-то странные представлены: на всѣхъ проектахъ Гоголь лежитъ.
Всѣ. — Это въ отличіе отъ московскихъ: гамъ на всѣхъ проектахъ Гоголь сидитъ.
Ант. Антоновичъ. — Отличіе отличіемъ, но странно какъ-то: точно не Гоголь, а какой-то, съ позволенія сказать, лежебокъ! Выбирай изъ всѣхъ лежебоковъ лучшаго! Всѣ другъ друга хуже... О, Господи, чѣмъ-бы отпраздновать юбилей? Ничего въ голову не лѣзетъ! Ничего не нахожу. Ничего не вижу: вижу какія-то свиныя рыла, вмѣсто лицъ.
Чей-то голосъ. —Библіотеку-бы имени Гоголя открыть!
Ант. Антоновичъ.—Не поспѣемъ. Тотъ-же ГОЛОСЪ.—Читальню.
Ант. Антоновичъ.—Не поспѣемъ, чортъ побери.
Всѣ. — „Веселую улицу“ въ „Гоголевскую улицу переименовать! И дешево, Антонъ Антоновичъ, и сердито!
Ант. Антоновичъ.—Гм... идея недурственная, но... удобно-ли, господа? Какъ-бы не осудили? Потому „Веселая улица такая улица...
Всѣ. — Не осудятъ! Гоголь тоже писалъ по веселой части. И при томъ, что такое Гоголь? Не Пушкину чета... не велика птица-.
Ант. Антоновичъ.—Такъ переименовать? Всѣ.—Переименовать, переименовать!
Ант. Антоновичъ. — Фффу, точно гора съ плечъ свалилась. Нынче-же новую цинковую доску закажу и Андрею Евдокимовичу Носу телеграфирую: «Празднуемъ! Штандартъ скачетъ и во всѣхъ театрахъ въ честь Гоголя «Битва русскихъ съ кабардинцами» идетъ. Унтеръ-офицерша въ воодушевленіи сама себя еще разъ высѣкла. Въ городской аудиторіи назначено публичное чтеніе начала трагедіи изъ англійской исторіи «Альфредъ», соч. H. В. Гоголя. Знай нашихъ: и наша копѣечка не щербата!»
Л.