БУДИЛЬНИКЪ
1902 г, —13 октября, № 40.
ГОДЪ ХХХѴІІI
ГОДЪ XXXVIII
Объявленія для журнала „Будильникъ принимаются въ конторѣ редакціи — Москва, Тверская, д. Спиридонова - » во ВСѢХЪ МОСКОВСКИХЪ КОНТОРАХЪ ПО ПРІЕМУ ОБЪЯВЛЕНІЙ.
Къ этому № прилагается 1/2 добавочныхъ листа. Слѣдующій иллюстрированный разсказъ
см. въ № 41.
Соль мудрости.
Знай, „мокрой курицею слыть
Все-жъ лучше, чѣмъ „неважной
птицей ... „Нолемъ гораздо лучше быть,
Чѣмъ пошлой „мелкой единицей ... 0 томъ и о семъ.
Наши отравители.
О фальсификаціи говорятъ безъ конца, а потребитель слушаетъ да ѣстъ всякую дрянь.
И что дѣлать? Противъ глупости боги воюютъ напрасно, а противъ фальсификаціи— подавно.
Каждый день открываютъ новые подвиги поддѣлывателей, которые совершенствуютъ свои пріемы, какъ настоящіе изобрѣтатели.
Нѣтъ съѣдобнаго продукта, котораго-бы не продали и не поднесли подъ видомъ „самаго настоящаго товара . И публикѣ нѣтъ выхода,
такъ какъ кормильцы дѣйствуютъ единодушно съ дикой алчностью.
Это какой-то каннибальскій праздникъ, на которомъ кормятся благодѣтели, а потребители только отравляются.
Мировые налагаютъ штрафы, санитары дѣлаютъ обходы, дума издаетъ правила...
Но и правила, и обходы, и штрафы безсильны противъ рыцарей наживы, которые орудуютъ съ опущеннымъ забраломъ.
Это какая-то тайная секта, масонская ложа, гдѣ подвиги разоблачаются, но имена охраняются.
Какъ-же воевать противъ анонимовъ, съ которыхъ срываютъ штрафы, а не срываютъ маски?..
Желудокъ вопіетъ, совѣсть возмущена, а анонимы смѣются въ бороды, И такъ все ведется—одинъ вопіетъ, другой смѣется...
Московская „кредитка .
Это ужъ не борьба, а члено-вредительство, что теперь происходитъ въ нѣдрахъ московской кредитки.
Почтенное кредитное собраніе представляетъ не то австрійскій парламентъ, не то базарную сходку.
Сытымъ людямъ съ хорошими домами и хорошими аппетитами недостаточно кушать квартирантовъ, они хотятъ еще слопать другъ друга.
Правленіе и наблюдательный комитетъ это сода и кислота: стоитъ имъ столкнуться, чтобы пошли споры и раздоры...
Ощетинившіеся противники рвутъ и мечутъ, а изъ „черныхъ угловъ несется улюлюканье и задираніе...
Кто прячетъ оффиціальныя бумаги? кто
промышляетъ вторыми закладными? кто уморилъ жену и т. д.
Не только намыливаютъ голову, а, какъ въ армянскомъ анекдотѣ, «прямо въ морду плюютъ»—и противники ничего, утираются, продолжая „словесно-химическіе опыты...
Изъ этой химіи, кромѣ сквернаго осадка, ничего выйти не можетъ. И пора-бы придумать „составъ , который-бы уничтожилъ „шумную реакцію ...
Больное мѣсто.
Больничная эпопея, по общепринятому обыкновенію, закончилась ревизіей.
Съ такимъ концомъ нельзя поздравить ни больныхъ, ни здоровыхъ.
Потому что ревизія, правда, любопытная особа, но только съ другой стороны.
Ревизія-же больничная это—спеціальное думское лѣченіе, такъ сказать, „симпатическое средство...
Дума чувствуетъ симпатію къ городскимъ язвамъ, любитъ безпорядокъ, какъ мать любитъ жалкаго, уродливаго ребенка.
И, прежде всего, старается успокоить волненія—отсюда успокоительная ревизія...
Въ больницѣ, какъ на Шипкѣ, все спокойно и благополучно—вотъ общая думская резолюція...
Если больныхъ лишаютъ пищи, такъ, вѣдь, и сытые все равно выздоравливаютъ, какъ мухи.
Если безобразія вопіютъ, а служащіе неистовствуютъ, такъ, вѣдь, больницъ безъ безобразій не существуетъ...
Однимъ словомъ, ревизія является пустопорожнимъ занятіемъ, все равно, что пусканіе мыльныхъ пузырей...
Пятіалтынный.
Мнѣ было восемнадцать лѣтъ, я уже числился студентомъ московскаго университета и давалъ уроки у замоскворѣцкаго купца. Былъ прекрасный сентябрьскій день. Я шелъ по кривому Скатертному переулку, у меня было въ карманѣ 30 копѣекъ, и я увидѣлъ ее...
Вотъ положеніе, въ которомъ со мною случился маленькій эпизодъ: она, т. е. очаровательная женщина, одѣтая въ щегольской лѣтній костюмъ, подкатила на лихачѣ къ
крыльцу маленькаго одноэтажнаго дома и, быстро взбѣжавъ на ступеньки, схватила ручку звонка и дернула ее раза три. Ея очаровательные глазки — цвѣта Богъ знаетъ какого—смотрѣли смѣло; розовыя ноздри вздрагивали еще отъ впечатлѣній быстрой ѣзды, и нетерпѣливое постукиваніе стройныхъ каблучковъ дробью отдавалось въ моемъ студенческомъ сердцѣ, приглашая его непремѣнно выпрыгнуть вонъ. На меня она не обращала никакого вниманія: а я даже позабылъ, что мнѣ нужно идти въ кухмистерскую и смотрѣлъ на нее во всѣ глаза.
— Эхъ, сударыня, на чаекъ-бы съ вашей милости!—проговорилъ извозчикъ.
— Гдѣ-же я тебѣ возьму? у меня нѣтъ мелочи.
— Поищите, сударыня,—можетъ, гдѣ-нибудь и завалился пятіалтынничекъ.
Въ это время ея взглядъ упалъ на меня. — Есть у васъ пятнадцать копѣекъ? — спросила она внезапно.
— Есть!—отвѣтилъ я въ восторгѣ, что ей понадобилась только половина моего капитала.
— Ну, такъ дайте ихъ ему!
Я поспѣшилъ вынуть одинъ изъ моихъ сребренниковъ и отдалъ его жадному россіянину съ бритымъ затылкомъ, разсчитывая еще услышать металлическій тонъ ея голоса; но, когда я обернулся къ крыльцу, прелестной незнакомки уже не было, и въ щель затво
рявшейся двери я увидѣлъ какую-то противную старуху. Извозчикъ тоже уѣхалъ.
Въ этотъ день я пробылъ на пищѣ святого Антонія.
Съ тѣхъ поръ она не выходила у меня изъ головы; даже римское право не могло съ нею сладить. Думаю о Римѣ, представляю себѣ блестящій форумъ, громадную толпу народа, страстныя рѣчи, неистовый восторгъ публики... и вдругъ, откуда ни возьмись, появляется она и спрашиваетъ меня, нѣтъ-ли у меня пятнадцати копѣекъ?.. Я бросилъ лекціи и слонялся по Скатертному переулку, въ надеждѣ увидѣть прелестное личико, вывернувшее наизнанку мое бѣдное сердце; но все напрасно.
Вдругъ, въ одинъ роскошный осенній день, она снова подкатила къ знакомому крыльцу, но на этотъ разъ извозчикъ былъ другой и, нс смотря на мос страстное желаніе на чай не потребовалъ. Она была такъже очаровательна, а я также глупо-трусливъ; уже рука ея, затянутая въ перчатку (должно быть, дивныя руки) протянулась къ звонку, когда глаза наши встрѣтились.
— Послушайте, вѣдь, это я вамъ должна пятнадцать копѣекъ?—прозвенѣлъ въ моихъ ушахъ чудный голосъ.
Не знаю ужъ, что я отвѣтилъ, такъ какъ готовъ былъ провалиться сквозь землю и съ отчаяніемъ смотрѣлъ на свое потертое пальто.
1902 г, —13 октября, № 40.
ГОДЪ ХХХѴІІI
ГОДЪ XXXVIII
Объявленія для журнала „Будильникъ принимаются въ конторѣ редакціи — Москва, Тверская, д. Спиридонова - » во ВСѢХЪ МОСКОВСКИХЪ КОНТОРАХЪ ПО ПРІЕМУ ОБЪЯВЛЕНІЙ.
Къ этому № прилагается 1/2 добавочныхъ листа. Слѣдующій иллюстрированный разсказъ
см. въ № 41.
Соль мудрости.
Знай, „мокрой курицею слыть
Все-жъ лучше, чѣмъ „неважной
птицей ... „Нолемъ гораздо лучше быть,
Чѣмъ пошлой „мелкой единицей ... 0 томъ и о семъ.
Наши отравители.
О фальсификаціи говорятъ безъ конца, а потребитель слушаетъ да ѣстъ всякую дрянь.
И что дѣлать? Противъ глупости боги воюютъ напрасно, а противъ фальсификаціи— подавно.
Каждый день открываютъ новые подвиги поддѣлывателей, которые совершенствуютъ свои пріемы, какъ настоящіе изобрѣтатели.
Нѣтъ съѣдобнаго продукта, котораго-бы не продали и не поднесли подъ видомъ „самаго настоящаго товара . И публикѣ нѣтъ выхода,
такъ какъ кормильцы дѣйствуютъ единодушно съ дикой алчностью.
Это какой-то каннибальскій праздникъ, на которомъ кормятся благодѣтели, а потребители только отравляются.
Мировые налагаютъ штрафы, санитары дѣлаютъ обходы, дума издаетъ правила...
Но и правила, и обходы, и штрафы безсильны противъ рыцарей наживы, которые орудуютъ съ опущеннымъ забраломъ.
Это какая-то тайная секта, масонская ложа, гдѣ подвиги разоблачаются, но имена охраняются.
Какъ-же воевать противъ анонимовъ, съ которыхъ срываютъ штрафы, а не срываютъ маски?..
Желудокъ вопіетъ, совѣсть возмущена, а анонимы смѣются въ бороды, И такъ все ведется—одинъ вопіетъ, другой смѣется...
Московская „кредитка .
Это ужъ не борьба, а члено-вредительство, что теперь происходитъ въ нѣдрахъ московской кредитки.
Почтенное кредитное собраніе представляетъ не то австрійскій парламентъ, не то базарную сходку.
Сытымъ людямъ съ хорошими домами и хорошими аппетитами недостаточно кушать квартирантовъ, они хотятъ еще слопать другъ друга.
Правленіе и наблюдательный комитетъ это сода и кислота: стоитъ имъ столкнуться, чтобы пошли споры и раздоры...
Ощетинившіеся противники рвутъ и мечутъ, а изъ „черныхъ угловъ несется улюлюканье и задираніе...
Кто прячетъ оффиціальныя бумаги? кто
промышляетъ вторыми закладными? кто уморилъ жену и т. д.
Не только намыливаютъ голову, а, какъ въ армянскомъ анекдотѣ, «прямо въ морду плюютъ»—и противники ничего, утираются, продолжая „словесно-химическіе опыты...
Изъ этой химіи, кромѣ сквернаго осадка, ничего выйти не можетъ. И пора-бы придумать „составъ , который-бы уничтожилъ „шумную реакцію ...
Больное мѣсто.
Больничная эпопея, по общепринятому обыкновенію, закончилась ревизіей.
Съ такимъ концомъ нельзя поздравить ни больныхъ, ни здоровыхъ.
Потому что ревизія, правда, любопытная особа, но только съ другой стороны.
Ревизія-же больничная это—спеціальное думское лѣченіе, такъ сказать, „симпатическое средство...
Дума чувствуетъ симпатію къ городскимъ язвамъ, любитъ безпорядокъ, какъ мать любитъ жалкаго, уродливаго ребенка.
И, прежде всего, старается успокоить волненія—отсюда успокоительная ревизія...
Въ больницѣ, какъ на Шипкѣ, все спокойно и благополучно—вотъ общая думская резолюція...
Если больныхъ лишаютъ пищи, такъ, вѣдь, и сытые все равно выздоравливаютъ, какъ мухи.
Если безобразія вопіютъ, а служащіе неистовствуютъ, такъ, вѣдь, больницъ безъ безобразій не существуетъ...
Однимъ словомъ, ревизія является пустопорожнимъ занятіемъ, все равно, что пусканіе мыльныхъ пузырей...
Пятіалтынный.
Мнѣ было восемнадцать лѣтъ, я уже числился студентомъ московскаго университета и давалъ уроки у замоскворѣцкаго купца. Былъ прекрасный сентябрьскій день. Я шелъ по кривому Скатертному переулку, у меня было въ карманѣ 30 копѣекъ, и я увидѣлъ ее...
Вотъ положеніе, въ которомъ со мною случился маленькій эпизодъ: она, т. е. очаровательная женщина, одѣтая въ щегольской лѣтній костюмъ, подкатила на лихачѣ къ
крыльцу маленькаго одноэтажнаго дома и, быстро взбѣжавъ на ступеньки, схватила ручку звонка и дернула ее раза три. Ея очаровательные глазки — цвѣта Богъ знаетъ какого—смотрѣли смѣло; розовыя ноздри вздрагивали еще отъ впечатлѣній быстрой ѣзды, и нетерпѣливое постукиваніе стройныхъ каблучковъ дробью отдавалось въ моемъ студенческомъ сердцѣ, приглашая его непремѣнно выпрыгнуть вонъ. На меня она не обращала никакого вниманія: а я даже позабылъ, что мнѣ нужно идти въ кухмистерскую и смотрѣлъ на нее во всѣ глаза.
— Эхъ, сударыня, на чаекъ-бы съ вашей милости!—проговорилъ извозчикъ.
— Гдѣ-же я тебѣ возьму? у меня нѣтъ мелочи.
— Поищите, сударыня,—можетъ, гдѣ-нибудь и завалился пятіалтынничекъ.
Въ это время ея взглядъ упалъ на меня. — Есть у васъ пятнадцать копѣекъ? — спросила она внезапно.
— Есть!—отвѣтилъ я въ восторгѣ, что ей понадобилась только половина моего капитала.
— Ну, такъ дайте ихъ ему!
Я поспѣшилъ вынуть одинъ изъ моихъ сребренниковъ и отдалъ его жадному россіянину съ бритымъ затылкомъ, разсчитывая еще услышать металлическій тонъ ея голоса; но, когда я обернулся къ крыльцу, прелестной незнакомки уже не было, и въ щель затво
рявшейся двери я увидѣлъ какую-то противную старуху. Извозчикъ тоже уѣхалъ.
Въ этотъ день я пробылъ на пищѣ святого Антонія.
Съ тѣхъ поръ она не выходила у меня изъ головы; даже римское право не могло съ нею сладить. Думаю о Римѣ, представляю себѣ блестящій форумъ, громадную толпу народа, страстныя рѣчи, неистовый восторгъ публики... и вдругъ, откуда ни возьмись, появляется она и спрашиваетъ меня, нѣтъ-ли у меня пятнадцати копѣекъ?.. Я бросилъ лекціи и слонялся по Скатертному переулку, въ надеждѣ увидѣть прелестное личико, вывернувшее наизнанку мое бѣдное сердце; но все напрасно.
Вдругъ, въ одинъ роскошный осенній день, она снова подкатила къ знакомому крыльцу, но на этотъ разъ извозчикъ былъ другой и, нс смотря на мос страстное желаніе на чай не потребовалъ. Она была такъже очаровательна, а я также глупо-трусливъ; уже рука ея, затянутая въ перчатку (должно быть, дивныя руки) протянулась къ звонку, когда глаза наши встрѣтились.
— Послушайте, вѣдь, это я вамъ должна пятнадцать копѣекъ?—прозвенѣлъ въ моихъ ушахъ чудный голосъ.
Не знаю ужъ, что я отвѣтилъ, такъ какъ готовъ былъ провалиться сквозь землю и съ отчаяніемъ смотрѣлъ на свое потертое пальто.