Пожалуй, даже измѣняютъ мужьямъ и мѣняютъ друзей часто для того только, чтобы заставить говорить о себѣ.
Скромность и стыдливость перестали быть правилами женскаго кодекса.
Женщины любятъ пошумѣть. Эти „Репетиловы въ юбкахъ создаютъ безтолковое времяпрепровожденіе, которое такъ много отнимаетъ и такъ мало даетъ.
Онѣ упиваются безсмысленной сутолокой, внося въ жизнь массу вздорныхъ мелочей и заботъ.
И въ этой вздорной безтолочи гибнутъ лучшія достоинства и истинное назначеніе женщины!..
На курортахъ.
Стоитъ очутиться на нашихъ курортахъ, особенно южныхъ, и вы сразу попадаете въ настоящее „женское царство ...
Объ отдыхѣ приходится позабыть, потому что сплоченное женское большинство не знаетъ отдыха въ выслушиваніи комплиментовъ, ухаживаніяхъ и флиртахъ.
Тутъ полный разгулъ женской натурѣ, ищущей поклоненія, блеска, звона, часто не исключая и звона наличныхъ.
И эти „слабыя созданія выбиваются изъ силъ, срывая цвѣты удовольствій, плѣняя противныхъ мужчинъ.
А противные, какъ военно-плѣнные, въ оковахъ и безъ оковъ, тащутся за властительницами, околдованные мишурнымъ блескомъ и ложнымъ вниманіемъ...
На лету.
I. Изъ больничныхъ метаморфозъ.
Больничной чепухи ты не измѣришь
мѣркой, Описывать ее твое перо устанетъ: Электризаціей въ нихъ пиротехникъ
занятъ...
Пождемъ —увидимъ тамъ дантистку— акушеркой!
II. Опять въ больницѣ.
Въ больницѣ ванна въ грязномъ видѣ (Гдѣ тутъ мечтать о чистотѣ Столичной жалкой бѣднотѣ?!)
И средь бациллъ въ ней тѣ и тѣ
Рекутъ: хоть мы здѣсь въ тѣснотѣ. Но не въ обидѣ!!!
А. А.
Изъ разговоровъ оптимиста и пессимиста.
Оптимистъ. — Ну, что вы скажете о московской Яузской больницѣ?
Пессимистъ. — Ахъ, даже не будучи пессимистомъ, отъ подвиговъ доктора Хандрикова захандришь!
альбомъ домовладѣльцу.
(Пародія).
Мнѣ грустно потому, что я твой
квартирантъ!.. Я предъ тобой пигмей, ты предо мной
гигантъ! За все съ меня берешь: не жалъ моихъ
кармановъ,
Безплатно мнѣ даешь однихъ лишь
таракановъ!
Своими цѣнами ты вызовъ шлешь судьбѣ... Мнѣ грустно потому, что весело тебѣ!..
Нильбо.
Брызги пера.
Послѣ доклада г. Балинскаго въ думѣ.
— Какъ вы думаете, получитъ г. Балинскій дорожную концессію?
— Мнѣ кажется, онъ получитъ только дорожные „прогоны ...
♦
— Вы слышали, у пива открыты лѣчебныя свойства. Пиво—лѣкарство...
— Гм... Вотъ лѣкарство, которое, по всей вѣроятности, сильно умножитъ число... больныхъ!
♦
— Издатель „Аэронавта взлетѣлъ на скамью подсудимыхъ.
— Не высоко-же онъ взлетѣлъ...
♦
— Что въ больничной эпопеѣ подѣлываетъ „больничный членъ управы, г. Дувакинъ? — Отдувается!..
— Вы по какому случаю въ садъ заѣхали? — А по тому случаю, что моя жена уѣхала на воды.
— Представьте, моя жена тоже на воды укатила!
— Ну, такъ и мы пойдемъ на водопой... къ буфету!
Добрый совѣтъ.
(По прочтеніи статьи Демчинскаго). Врачъ—мученье,
Вздоръ—рецептъ; Намъ лѣченье
Стоитъ леггтъ. Ты—бѣдненекъ,
Ты—не мотъ, Брось-же денегъ
Переводъ.
плохо , тогда, дѣйствительно, собственность станетъ пустымъ словомъ. Я требую обвиненія по такимъ-то статьямъ...
Прокуроръ сѣлъ, его смѣнилъ защитникъ. — Я буду кратокъ,—сказалъ онъ.—Самъ г. прокуроръ не нашелъ ничего въ дѣлѣ, кромѣ факта растраты. Онъ не показалъ намъ самого главнаго—злой воли. Передъ вами человѣкъ безупречной жизни, который честно провелъ вѣкъ, работая на пользу ближнихъ. Онъ жилъ прилично, но не выше средствъ, и не воспользовался преступленіемъ для личныхъ выгодъ. Какое-же это преступленіе безъ злой воли? Остается фактъ растраты, но она можетъ быть пополнена подсудимымъ, и, слѣдовательно, никакого вреда не причинитъ. Но большимъ вредомъ будетъ вырвать изъ нашей среды полезнаго, дѣятельнаго, скажу прямо, честнаго человѣка. Гдѣ стимулъ преступленія? Мы не знаемъ. Мы не ясновидцы, мы только судьи. И это мнѣ даетъ право надѣяться, что, если подсудимый,—можетъ быть, отуманеный, сошелъ съ пути истины, вы дадите ему возможность вернуться къ честной, трудовой жизни. Вы оправдаете человѣка, который, въ сущности, понесъ уже достаточное наказаніе.
Присяжные, оглянувъ мимоходомъ подсудимаго, удалились для совѣщанія, и черезъ нѣсколько минутъ старшина объявилъ: нѣтъ, не виновенъ!
— Оправданъ!—пронесся многоголосный шопотъ въ залѣ, но моментально воцарилася тишина.
Оправданный, съ опущенной на грудь головой, какъ пришибленный, тяжело дыша, поднялъ руку и проговорилъ:
— Я прошу слова.—Хотя дѣло было кончено, и судъ и публика невольно остановились, прислушиваясь...—Господа! вы меня оправдали и худшаго наказанія для меня придумать не могли. Я думалъ, я вѣрилъ, что вы меня пошлете въ Сибирь, и былъ преисполненъ счастья. Вы смотрите удивленно? Но, будьте добры, одну минуту вниманія—и, можетъ быть, вы сжалитесь, если еще возможно измѣнить дѣло. Да, я растратилъ, укралъ, присвоилъ— называйте, какъ хотите—вполнѣ сознательно, чтобы изъ мужа снова стать человѣкомъ, чтобы освободиться отъ неволи, въ которую попалъ, женившись. Какъ вы знаете, я женился на прелестной женщинѣ. Я тоже захотѣлъ личнаго счастья послѣ долгихъ лѣтъ труда на пользу общества. И это счастье оказалось величайшимъ несчастьемъ. Я сталъ безвольнымъ, безотвѣтнымъ слугой капризнаго, вздорнаго существа. Имѣете-ли вы понятіе о древнемъ рабствѣ, когда властелина носили на рукахъ, а онъ давалъ рабу цѣловать руку? Тоже было со мной. Если-же рабъ запинался въ исполненіи обязанностей, на помощь являлась истерика: властелинша падала на кушетку и умирала, а у меня, дѣйствительно, замирала душа. И я соглашался на все, прервалъ съ лучшими друзьями, отказался отъ лучшихъ интересовъ жизни и жилъ по самой строгой указкѣ. Это былъ самый худшій видъ рабства, но хуже всего было то, что она любила меня. И я благодарю небо, что эта любовь довела меня только до растраты, а не до грабежа или убійства на большой дорогѣ. Если еще прибавить тиранію общества, которое изъ злорадства поддерживало побѣдительницу: „ка
кой счастливецъ! какая чудная женщина! А вѣдь ему лѣтъ ... тутъ шопотомъ слѣдовало большое двухзначное число. И если-бъ рабъ вздумалъ поднять возмущеніе, его предалибы общественному суду. Наконецъ, я предложилъ разъѣхаться и согласился на оброкъ: отдать все, что нажилъ, наживаю и буду наживать, только-бы мнѣ дали вольную. — „А,— воскликнула прелестная женщина,—вы хотите откупиться деньгами? Вы мнѣ отдаете все? Нѣтъ, я—честная женщина, я исполню обязанности до конца. Я ваша жена и не хочу быть ничьей. Вы мнѣ нужны, именно вы, ваши помыслы и заботы обо мнѣ. Мнѣ нужна власть, которую ни за какія деньги не купить. И вы останетесь моимъ мужемъ, какъ я вашей женой . Я сталъ искать выхода, но ничего не нашелъ. И вотъ я остановился на преступленіи—все равно, честный мужъ не можетъ быть честнымъ человѣкомъ — но не желая причинить особаго вреда людямъ, выбралъ растрату. Я зналъ, что пойду въ Сибирь, и лелѣялъ эту мысль, какъ любимую мечту. Я ночи напролетъ шагалъ по кабинету, упиваясь сладкой надеждой, и въ то время, какъ она блистала на вечерахъ, я уносился думой въ снѣжныя, холодныя тундры, гдѣ опять стану человѣкомъ. И вдругъ вы меня оправдываете, вы меня возвращаете властелиншѣ, какъ бѣглаго раба?! Сибирская каторга мнѣ улыбалась, какъ рай, а вы меня опять обращаете въ супруга. Господа, это жестоко! Вѣдь, супружеская каторга хуже сибирской. Я прошу справедливаго приговора!
Онъ опустился обезсиленный на скамью, и голова его упала на грудь. Присутствующіе молча впились глазами въ несчастнаго „оправданнаго ...
Г. Альтъ.
Скромность и стыдливость перестали быть правилами женскаго кодекса.
Женщины любятъ пошумѣть. Эти „Репетиловы въ юбкахъ создаютъ безтолковое времяпрепровожденіе, которое такъ много отнимаетъ и такъ мало даетъ.
Онѣ упиваются безсмысленной сутолокой, внося въ жизнь массу вздорныхъ мелочей и заботъ.
И въ этой вздорной безтолочи гибнутъ лучшія достоинства и истинное назначеніе женщины!..
На курортахъ.
Стоитъ очутиться на нашихъ курортахъ, особенно южныхъ, и вы сразу попадаете въ настоящее „женское царство ...
Объ отдыхѣ приходится позабыть, потому что сплоченное женское большинство не знаетъ отдыха въ выслушиваніи комплиментовъ, ухаживаніяхъ и флиртахъ.
Тутъ полный разгулъ женской натурѣ, ищущей поклоненія, блеска, звона, часто не исключая и звона наличныхъ.
И эти „слабыя созданія выбиваются изъ силъ, срывая цвѣты удовольствій, плѣняя противныхъ мужчинъ.
А противные, какъ военно-плѣнные, въ оковахъ и безъ оковъ, тащутся за властительницами, околдованные мишурнымъ блескомъ и ложнымъ вниманіемъ...
На лету.
I. Изъ больничныхъ метаморфозъ.
Больничной чепухи ты не измѣришь
мѣркой, Описывать ее твое перо устанетъ: Электризаціей въ нихъ пиротехникъ
занятъ...
Пождемъ —увидимъ тамъ дантистку— акушеркой!
II. Опять въ больницѣ.
Въ больницѣ ванна въ грязномъ видѣ (Гдѣ тутъ мечтать о чистотѣ Столичной жалкой бѣднотѣ?!)
И средь бациллъ въ ней тѣ и тѣ
Рекутъ: хоть мы здѣсь въ тѣснотѣ. Но не въ обидѣ!!!
А. А.
Изъ разговоровъ оптимиста и пессимиста.
Оптимистъ. — Ну, что вы скажете о московской Яузской больницѣ?
Пессимистъ. — Ахъ, даже не будучи пессимистомъ, отъ подвиговъ доктора Хандрикова захандришь!
альбомъ домовладѣльцу.
(Пародія).
Мнѣ грустно потому, что я твой
квартирантъ!.. Я предъ тобой пигмей, ты предо мной
гигантъ! За все съ меня берешь: не жалъ моихъ
кармановъ,
Безплатно мнѣ даешь однихъ лишь
таракановъ!
Своими цѣнами ты вызовъ шлешь судьбѣ... Мнѣ грустно потому, что весело тебѣ!..
Нильбо.
Брызги пера.
Послѣ доклада г. Балинскаго въ думѣ.
— Какъ вы думаете, получитъ г. Балинскій дорожную концессію?
— Мнѣ кажется, онъ получитъ только дорожные „прогоны ...
♦
— Вы слышали, у пива открыты лѣчебныя свойства. Пиво—лѣкарство...
— Гм... Вотъ лѣкарство, которое, по всей вѣроятности, сильно умножитъ число... больныхъ!
♦
— Издатель „Аэронавта взлетѣлъ на скамью подсудимыхъ.
— Не высоко-же онъ взлетѣлъ...
♦
— Что въ больничной эпопеѣ подѣлываетъ „больничный членъ управы, г. Дувакинъ? — Отдувается!..
— Вы по какому случаю въ садъ заѣхали? — А по тому случаю, что моя жена уѣхала на воды.
— Представьте, моя жена тоже на воды укатила!
— Ну, такъ и мы пойдемъ на водопой... къ буфету!
Добрый совѣтъ.
(По прочтеніи статьи Демчинскаго). Врачъ—мученье,
Вздоръ—рецептъ; Намъ лѣченье
Стоитъ леггтъ. Ты—бѣдненекъ,
Ты—не мотъ, Брось-же денегъ
Переводъ.
плохо , тогда, дѣйствительно, собственность станетъ пустымъ словомъ. Я требую обвиненія по такимъ-то статьямъ...
Прокуроръ сѣлъ, его смѣнилъ защитникъ. — Я буду кратокъ,—сказалъ онъ.—Самъ г. прокуроръ не нашелъ ничего въ дѣлѣ, кромѣ факта растраты. Онъ не показалъ намъ самого главнаго—злой воли. Передъ вами человѣкъ безупречной жизни, который честно провелъ вѣкъ, работая на пользу ближнихъ. Онъ жилъ прилично, но не выше средствъ, и не воспользовался преступленіемъ для личныхъ выгодъ. Какое-же это преступленіе безъ злой воли? Остается фактъ растраты, но она можетъ быть пополнена подсудимымъ, и, слѣдовательно, никакого вреда не причинитъ. Но большимъ вредомъ будетъ вырвать изъ нашей среды полезнаго, дѣятельнаго, скажу прямо, честнаго человѣка. Гдѣ стимулъ преступленія? Мы не знаемъ. Мы не ясновидцы, мы только судьи. И это мнѣ даетъ право надѣяться, что, если подсудимый,—можетъ быть, отуманеный, сошелъ съ пути истины, вы дадите ему возможность вернуться къ честной, трудовой жизни. Вы оправдаете человѣка, который, въ сущности, понесъ уже достаточное наказаніе.
Присяжные, оглянувъ мимоходомъ подсудимаго, удалились для совѣщанія, и черезъ нѣсколько минутъ старшина объявилъ: нѣтъ, не виновенъ!
— Оправданъ!—пронесся многоголосный шопотъ въ залѣ, но моментально воцарилася тишина.
Оправданный, съ опущенной на грудь головой, какъ пришибленный, тяжело дыша, поднялъ руку и проговорилъ:
— Я прошу слова.—Хотя дѣло было кончено, и судъ и публика невольно остановились, прислушиваясь...—Господа! вы меня оправдали и худшаго наказанія для меня придумать не могли. Я думалъ, я вѣрилъ, что вы меня пошлете въ Сибирь, и былъ преисполненъ счастья. Вы смотрите удивленно? Но, будьте добры, одну минуту вниманія—и, можетъ быть, вы сжалитесь, если еще возможно измѣнить дѣло. Да, я растратилъ, укралъ, присвоилъ— называйте, какъ хотите—вполнѣ сознательно, чтобы изъ мужа снова стать человѣкомъ, чтобы освободиться отъ неволи, въ которую попалъ, женившись. Какъ вы знаете, я женился на прелестной женщинѣ. Я тоже захотѣлъ личнаго счастья послѣ долгихъ лѣтъ труда на пользу общества. И это счастье оказалось величайшимъ несчастьемъ. Я сталъ безвольнымъ, безотвѣтнымъ слугой капризнаго, вздорнаго существа. Имѣете-ли вы понятіе о древнемъ рабствѣ, когда властелина носили на рукахъ, а онъ давалъ рабу цѣловать руку? Тоже было со мной. Если-же рабъ запинался въ исполненіи обязанностей, на помощь являлась истерика: властелинша падала на кушетку и умирала, а у меня, дѣйствительно, замирала душа. И я соглашался на все, прервалъ съ лучшими друзьями, отказался отъ лучшихъ интересовъ жизни и жилъ по самой строгой указкѣ. Это былъ самый худшій видъ рабства, но хуже всего было то, что она любила меня. И я благодарю небо, что эта любовь довела меня только до растраты, а не до грабежа или убійства на большой дорогѣ. Если еще прибавить тиранію общества, которое изъ злорадства поддерживало побѣдительницу: „ка
кой счастливецъ! какая чудная женщина! А вѣдь ему лѣтъ ... тутъ шопотомъ слѣдовало большое двухзначное число. И если-бъ рабъ вздумалъ поднять возмущеніе, его предалибы общественному суду. Наконецъ, я предложилъ разъѣхаться и согласился на оброкъ: отдать все, что нажилъ, наживаю и буду наживать, только-бы мнѣ дали вольную. — „А,— воскликнула прелестная женщина,—вы хотите откупиться деньгами? Вы мнѣ отдаете все? Нѣтъ, я—честная женщина, я исполню обязанности до конца. Я ваша жена и не хочу быть ничьей. Вы мнѣ нужны, именно вы, ваши помыслы и заботы обо мнѣ. Мнѣ нужна власть, которую ни за какія деньги не купить. И вы останетесь моимъ мужемъ, какъ я вашей женой . Я сталъ искать выхода, но ничего не нашелъ. И вотъ я остановился на преступленіи—все равно, честный мужъ не можетъ быть честнымъ человѣкомъ — но не желая причинить особаго вреда людямъ, выбралъ растрату. Я зналъ, что пойду въ Сибирь, и лелѣялъ эту мысль, какъ любимую мечту. Я ночи напролетъ шагалъ по кабинету, упиваясь сладкой надеждой, и въ то время, какъ она блистала на вечерахъ, я уносился думой въ снѣжныя, холодныя тундры, гдѣ опять стану человѣкомъ. И вдругъ вы меня оправдываете, вы меня возвращаете властелиншѣ, какъ бѣглаго раба?! Сибирская каторга мнѣ улыбалась, какъ рай, а вы меня опять обращаете въ супруга. Господа, это жестоко! Вѣдь, супружеская каторга хуже сибирской. Я прошу справедливаго приговора!
Онъ опустился обезсиленный на скамью, и голова его упала на грудь. Присутствующіе молча впились глазами въ несчастнаго „оправданнаго ...
Г. Альтъ.