КОНГРЕССЪ ВОЛАПЮКИСТОВЪ
въ БРЮССЕЛѢ.
По повѣсткамъ, разосланнымъ во всѣ концы свѣта «на волапюкѣ», но не точно доставленнымъ по незнанію «всемірнаго языка» почтальонами, на конгрессъ вмѣсто волапюкистовъ собрались психопаты, эсперантисты и ерундисты. Однако, конгрессъ открыли, другъ-другъ поняли и постановили:
1) Избрать президентомъ китайца Ла-Фунтъ, (на волапюкѣ Ла-Фунтъ значитъ кукуреку).
2) Извѣстить его объ избраніи телеграммой на волапюкѣ.
3) Поручить ему сѣсть верхомъ на лошадь Пѣшкова и прибыть въ Брюссель не позже «конца вѣка».
4) Ежели онъ не прибудетъ, послать его ко всѣмъ чертямъ.
5) А до тѣхъ поръ, истолочь воду въ мѣстной рѣкѣ, сосчитать звѣзды на брюссельскомъ небосклонѣ, построить «квадратуру круга», заморозить Данаидовы бочки съ шампанскимъ на вершинѣ Монблана.
6) Слѣдующій конгрессъ имѣетъ собраться въ кратерѣ Чимборосо.
НАРУЖНЫЯ ТЕЛЕГРАММЫ.
Константинополь. — Больной человѣкъ разыгрываетъ роль по «нотамъ»: онъ набралъ воды и проглотилъ русскую пилюлю.
Вашингтонъ. — Дамскій митингъ назначилъ кандидатовъ на президентство Соединенныхъ штатовъ. Въ программѣ женскаго президентства обѣщается огульное лишеніе правъ «противныхъмужчинъ.
Берлинъ. — Готовится къ постановкѣ новая обстановочная пьеса изъ военнаго быта. Расходы, по обыкновенію, будутъ возложены на публику.
ВНУТРЕННІЯ ТЕЛЕГРАММЫ.
Самара. — Лопнулъ ростовщическій банкъ Яхонтова по всѣмъ правиламъ и швамъ. Залоги улыбнулись, денежки плачутъ, банкиръ приказалъ кланяться.
Сольвычегодскъ. — Чтобы увеличить жалованье предсѣдателю земства, рѣшили уменьшить число шкодъ и сократить медицинскій персоналъ. «Солоно» насолили сольвычегодцы медицинѣ и просвѣщенію.
Рига. — Городъ загроможденъ протоколами. Горы протоколовъ, по величинѣ, уступятъ только скопленію нечистотъ.
ПРОВИНЦІАЛЬНЫЯ ЭКСКУРСІИ.
КЕРЧЕНСКІЕ АРХЕОЛОГИ.
Новый видъ хищенія древностей. Керченскіе археологи не находятъ лучшаго способа охраненія разры
тыхъ кургановъ, катакомбъ и т. п., какъ снова зарывать ихъ. Разумѣется, являются другіе „археологиˮ, въ лицѣ мѣстныхъ босяковъ, которые предпринимаютъ вторичныя раскопки, выуживаютъ древности и перепродаютъ ихъ за гроши маклакамъ, а въ рукахъ послѣднихъ археологія уже получаетъ настоящую цѣну Однимъ утѣшаются знатоки, что древности настоящія, а не сфабрикованныя: какой разсчетъ купцамъ фабриковать, если настоящія имъ достаются задаромъ?
По ДЕБРЯМЪ ПРОВИНЦІИ.
Бутурусланъ.
Въ аптекарскомъ магазинѣ городского головы, И. В. Серебрякова.
— Сколько у васъ стоитъ унцъ хинина? — Четыре рубля...
— Почему же такъ дорого?
— Совсѣмъ не дорого; въ аптекѣ еще дороже...
— Но въ аптекѣ я сегодня бралъ по 1 руб. 20 к. унцъ?!
— Брали? Ну, стало быть... въ аптекѣ дешевле... Ступайте въ аптеку...
Самара. Въ засѣданіи думы.
— Скажите, что это за дикій шумъ и гвалтъ?
— А это гласный, E. Т. Кожевниковъ, явившись въ засѣданіе „въ сильныхъ градусахъˮ, разноситъ управу, крича: „дайте мнѣ отчетъ! Отчетъ мнѣ дайте! “
— Мм... Очевидно, онъ уже не даетъ себѣ отчета въ своихъ поступкахъ. Очень жаль...
Тобольскъ. Изъ мѣстныхъ нравовъ.
Жилецъ. — А помойная яма у васъ есть, хозяинъ? Хозяинъ. — Есть. Какъ же не быть помойной ямѣ... Жилецъ. — Гдѣ-же она?
ХОЗЯИНЪ (указывая за окно на улицу). — А вонъ она, батюшка. Широкая, большая, лей не хочу — и чистить не нужно...
На ПРОЩАНЬЕ съ ОДЕССКИМИ САДАМИ.
I.
Городской садъ.
Пѣвчія пташки на сценѣ шумятъ, Модные львы тамъ въ почетѣ...
Вотъ вамъ — старинный и славный нашъ садъ Въ краткомъ, но ясномъ отчетѣ.
II.
Арендатору „благородки“. Какое хочешь ты названье Кафешантану дай,
Но... „Садомъ благороднаго собраньяˮ Его не называй!..
III.
„Грандъ-Отель“.
Нѣтъ ужъ канкана на лонѣ той сцены. Но... не могу этотъ садъ похвалить:
Чтобъ одолѣть грандъ-отельскія цѣны,
Надо богатыми „грандами быть... Я. С. ОДИНЪ ДЕНЬ ВЪ ХЕРСОНѢ.
(Изъ путевыхъ замѣтокъ).
Пароходъ „Тотлебенъˮ присталъ къ Херсонской пристани (понятно! куда-же ему пристать).
Я сошелъ на берегъ, растолкалъ спящаго извощика, сѣлъ въ пролетку и поѣхалъ. Проѣхавъ два квартала, извощикъ остановился.
— Позвольте, баринъ, постоять минутъ двадцать, сказалъ онъ, — лошадь спать хочетъ, да и я сосну малость...
Я согласился; когда лошадь и возница заснули, я сошелъ съ дрожекъ и направился въ городъ. Городовые спали, стоя на постахъ, съ открытыми глазами. Воробьи спали на телеграфныхъ проволокахъ. По дорогѣ я зашелъ въ клубъ: среди залы стояли четыре кровати, на нихъ возлежала четыре фигуры, покрытыя бухарскими халатами; давъ нѣсколько хорошихъ тумаковъ спавшему у дверей швейцару, я узналъ отъ него, что это спятъ директора клуба. Вдругъ я почувствовалъ, что глаза мои слипаются и ноги подкашиваются.. Я сдѣлалъ послѣднее усиліе, выбѣжалъ на улицу, добѣжалъ до Днѣпра, нанялъ шаланду и уѣхалъ обратно. Якобинецъ.
ПРОКЛЯТЬЕ КІЕВСКИМЪ КЛОПАМЪ.
„Капитанъ „Могучагоˮ, Геллета, долженъ высидѣть мѣсяцъ подъ арестомъ за то, что на его пароходѣ оказались клопы и онъ, Геллета, отказалъ пассажирамъ въ выдачѣ жалобной книги“...
Изъ письма въ редакцію. „Скандалъ цѣня, Вездѣ меня Героемъ дня
Зоветъ толпа; Идетъ грызня
Изъ-за клопа!
Клопы! о васъ
Не два — не разъ
Въ послѣдній часъ
Я вспомяну
И васъ — безъ фразъ — Я прокляну!!! “
Кап. Геллета.
Телефонъ „Будильникаˮ.
Астрахань. — Г-жѣ Конончукъ. — Правда-ли, что во время вашего бенефиса въ „Н. Эрмитажѣˮ вы роздали публикѣ двѣсти афишъ съ такимъ воплемъ души: „да здравствуетъ любимица астраханской публики М. П. Конончукъ!? ˮ — Правда; если ржаная каша сама себя хвалитъ, почему-же и мнѣ себя не похвалитъ“?
?
Казань. — Санитарному попечителю, Ахиллесу Панаеву. — Васъ оштрафовали за неубранную кучу навоза на три рубля? — Да, эта куча оказалась моей „ахиллесовой пятойˮ...
«ДEРБИСТЪ».
(Изъ найденныхъ записокъ свихнувшагося тотошника). Итакъ, дербистъ нашелся. День величайшаго торжества! Этотъ дербистъ — я.
Мнѣ говорятъ: я былъ когда-то человѣкомъ, даже порядочнымъ. Неправда.
Я лошадь. Честное слово, лошадь, заводской породы. Росписываюсь въ томъ четырьмя ногами.
Я получилъ конюшенное воспитаніе, и въ меня внѣдрились конюшенныя мысли. Помню, съ ранней юности меня стали выѣзжать, и я съ удовольствіемъ выносилъ удары судьбы и хозяина. За то увидалъ свѣтъ.
Вылощенный, ноги тонкія, какъ палки, шея длинная, вытянутая, хвостъ подвижной, присюсюкивая — человѣческія слова я забылъ, — всегда надушенный благороднымъ запахомъ конюшни, со стеклышкомъ въ глазу, я имѣлъ большой успѣхъ.
Какой чудный видъ! Обширный кругъ, залитый моремъ солнечнаго свѣта; блестящая, пестрая толпа, гулкая, подвижная, возбужденная; мы, лошади, всѣ на виду, занятыя великимъ дѣломъ, перемигиваемся, раскланиваемся, ходимъ, задравши хвосты, закинувъ головы, а тамъ дальше какіе то двуногіе толкутся, ерзаютъ, жужжатъ...
Говорятъ, я свихнулся. Чудаки! Міръ помѣшался — это фактъ. Ха! ха! Этотъ міръ — огромный ипподромъ, по которому въ заколдованномъ кругу скачутъ не лошади, а люди, въ погонѣ за призраками. Тотализаторъ — центръ міра, и его окошечко — единственный источникъ свѣта... увѣряю васъ!..
Моя жена сбѣжала. Я встрѣтился съ „ней“, конечно, „тамъˮ, гдѣ жизнь бьетъ ключомъ. Она играла. Я заржалъ отъ удовольствія. Ея глаза пылали. Она, конечно, играла на меня, — я вышелъ на корпусъ впередъ и взялъ поощрительный призъ: она меня отмѣтила. На финишѣ мы обмѣнялись улыбками...
Теперь у меня пусто въ желудкѣ и въ головѣ. Службу потерялъ, изъ конюшни вытурили. Я безъ денегъ, безъ обѣда, безъ квартиры. Я заложилъ послѣднюю попону.
Дайте мнѣ, люди добрые, клочекъ сѣна!
Альтъ.
въ БРЮССЕЛѢ.
По повѣсткамъ, разосланнымъ во всѣ концы свѣта «на волапюкѣ», но не точно доставленнымъ по незнанію «всемірнаго языка» почтальонами, на конгрессъ вмѣсто волапюкистовъ собрались психопаты, эсперантисты и ерундисты. Однако, конгрессъ открыли, другъ-другъ поняли и постановили:
1) Избрать президентомъ китайца Ла-Фунтъ, (на волапюкѣ Ла-Фунтъ значитъ кукуреку).
2) Извѣстить его объ избраніи телеграммой на волапюкѣ.
3) Поручить ему сѣсть верхомъ на лошадь Пѣшкова и прибыть въ Брюссель не позже «конца вѣка».
4) Ежели онъ не прибудетъ, послать его ко всѣмъ чертямъ.
5) А до тѣхъ поръ, истолочь воду въ мѣстной рѣкѣ, сосчитать звѣзды на брюссельскомъ небосклонѣ, построить «квадратуру круга», заморозить Данаидовы бочки съ шампанскимъ на вершинѣ Монблана.
6) Слѣдующій конгрессъ имѣетъ собраться въ кратерѣ Чимборосо.
НАРУЖНЫЯ ТЕЛЕГРАММЫ.
Константинополь. — Больной человѣкъ разыгрываетъ роль по «нотамъ»: онъ набралъ воды и проглотилъ русскую пилюлю.
Вашингтонъ. — Дамскій митингъ назначилъ кандидатовъ на президентство Соединенныхъ штатовъ. Въ программѣ женскаго президентства обѣщается огульное лишеніе правъ «противныхъмужчинъ.
Берлинъ. — Готовится къ постановкѣ новая обстановочная пьеса изъ военнаго быта. Расходы, по обыкновенію, будутъ возложены на публику.
ВНУТРЕННІЯ ТЕЛЕГРАММЫ.
Самара. — Лопнулъ ростовщическій банкъ Яхонтова по всѣмъ правиламъ и швамъ. Залоги улыбнулись, денежки плачутъ, банкиръ приказалъ кланяться.
Сольвычегодскъ. — Чтобы увеличить жалованье предсѣдателю земства, рѣшили уменьшить число шкодъ и сократить медицинскій персоналъ. «Солоно» насолили сольвычегодцы медицинѣ и просвѣщенію.
Рига. — Городъ загроможденъ протоколами. Горы протоколовъ, по величинѣ, уступятъ только скопленію нечистотъ.
ПРОВИНЦІАЛЬНЫЯ ЭКСКУРСІИ.
КЕРЧЕНСКІЕ АРХЕОЛОГИ.
Новый видъ хищенія древностей. Керченскіе археологи не находятъ лучшаго способа охраненія разры
тыхъ кургановъ, катакомбъ и т. п., какъ снова зарывать ихъ. Разумѣется, являются другіе „археологиˮ, въ лицѣ мѣстныхъ босяковъ, которые предпринимаютъ вторичныя раскопки, выуживаютъ древности и перепродаютъ ихъ за гроши маклакамъ, а въ рукахъ послѣднихъ археологія уже получаетъ настоящую цѣну Однимъ утѣшаются знатоки, что древности настоящія, а не сфабрикованныя: какой разсчетъ купцамъ фабриковать, если настоящія имъ достаются задаромъ?
По ДЕБРЯМЪ ПРОВИНЦІИ.
Бутурусланъ.
Въ аптекарскомъ магазинѣ городского головы, И. В. Серебрякова.
— Сколько у васъ стоитъ унцъ хинина? — Четыре рубля...
— Почему же такъ дорого?
— Совсѣмъ не дорого; въ аптекѣ еще дороже...
— Но въ аптекѣ я сегодня бралъ по 1 руб. 20 к. унцъ?!
— Брали? Ну, стало быть... въ аптекѣ дешевле... Ступайте въ аптеку...
Самара. Въ засѣданіи думы.
— Скажите, что это за дикій шумъ и гвалтъ?
— А это гласный, E. Т. Кожевниковъ, явившись въ засѣданіе „въ сильныхъ градусахъˮ, разноситъ управу, крича: „дайте мнѣ отчетъ! Отчетъ мнѣ дайте! “
— Мм... Очевидно, онъ уже не даетъ себѣ отчета въ своихъ поступкахъ. Очень жаль...
Тобольскъ. Изъ мѣстныхъ нравовъ.
Жилецъ. — А помойная яма у васъ есть, хозяинъ? Хозяинъ. — Есть. Какъ же не быть помойной ямѣ... Жилецъ. — Гдѣ-же она?
ХОЗЯИНЪ (указывая за окно на улицу). — А вонъ она, батюшка. Широкая, большая, лей не хочу — и чистить не нужно...
На ПРОЩАНЬЕ съ ОДЕССКИМИ САДАМИ.
I.
Городской садъ.
Пѣвчія пташки на сценѣ шумятъ, Модные львы тамъ въ почетѣ...
Вотъ вамъ — старинный и славный нашъ садъ Въ краткомъ, но ясномъ отчетѣ.
II.
Арендатору „благородки“. Какое хочешь ты названье Кафешантану дай,
Но... „Садомъ благороднаго собраньяˮ Его не называй!..
III.
„Грандъ-Отель“.
Нѣтъ ужъ канкана на лонѣ той сцены. Но... не могу этотъ садъ похвалить:
Чтобъ одолѣть грандъ-отельскія цѣны,
Надо богатыми „грандами быть... Я. С. ОДИНЪ ДЕНЬ ВЪ ХЕРСОНѢ.
(Изъ путевыхъ замѣтокъ).
Пароходъ „Тотлебенъˮ присталъ къ Херсонской пристани (понятно! куда-же ему пристать).
Я сошелъ на берегъ, растолкалъ спящаго извощика, сѣлъ въ пролетку и поѣхалъ. Проѣхавъ два квартала, извощикъ остановился.
— Позвольте, баринъ, постоять минутъ двадцать, сказалъ онъ, — лошадь спать хочетъ, да и я сосну малость...
Я согласился; когда лошадь и возница заснули, я сошелъ съ дрожекъ и направился въ городъ. Городовые спали, стоя на постахъ, съ открытыми глазами. Воробьи спали на телеграфныхъ проволокахъ. По дорогѣ я зашелъ въ клубъ: среди залы стояли четыре кровати, на нихъ возлежала четыре фигуры, покрытыя бухарскими халатами; давъ нѣсколько хорошихъ тумаковъ спавшему у дверей швейцару, я узналъ отъ него, что это спятъ директора клуба. Вдругъ я почувствовалъ, что глаза мои слипаются и ноги подкашиваются.. Я сдѣлалъ послѣднее усиліе, выбѣжалъ на улицу, добѣжалъ до Днѣпра, нанялъ шаланду и уѣхалъ обратно. Якобинецъ.
ПРОКЛЯТЬЕ КІЕВСКИМЪ КЛОПАМЪ.
„Капитанъ „Могучагоˮ, Геллета, долженъ высидѣть мѣсяцъ подъ арестомъ за то, что на его пароходѣ оказались клопы и онъ, Геллета, отказалъ пассажирамъ въ выдачѣ жалобной книги“...
Изъ письма въ редакцію. „Скандалъ цѣня, Вездѣ меня Героемъ дня
Зоветъ толпа; Идетъ грызня
Изъ-за клопа!
Клопы! о васъ
Не два — не разъ
Въ послѣдній часъ
Я вспомяну
И васъ — безъ фразъ — Я прокляну!!! “
Кап. Геллета.
Телефонъ „Будильникаˮ.
Астрахань. — Г-жѣ Конончукъ. — Правда-ли, что во время вашего бенефиса въ „Н. Эрмитажѣˮ вы роздали публикѣ двѣсти афишъ съ такимъ воплемъ души: „да здравствуетъ любимица астраханской публики М. П. Конончукъ!? ˮ — Правда; если ржаная каша сама себя хвалитъ, почему-же и мнѣ себя не похвалитъ“?
?
Казань. — Санитарному попечителю, Ахиллесу Панаеву. — Васъ оштрафовали за неубранную кучу навоза на три рубля? — Да, эта куча оказалась моей „ахиллесовой пятойˮ...
«ДEРБИСТЪ».
(Изъ найденныхъ записокъ свихнувшагося тотошника). Итакъ, дербистъ нашелся. День величайшаго торжества! Этотъ дербистъ — я.
Мнѣ говорятъ: я былъ когда-то человѣкомъ, даже порядочнымъ. Неправда.
Я лошадь. Честное слово, лошадь, заводской породы. Росписываюсь въ томъ четырьмя ногами.
Я получилъ конюшенное воспитаніе, и въ меня внѣдрились конюшенныя мысли. Помню, съ ранней юности меня стали выѣзжать, и я съ удовольствіемъ выносилъ удары судьбы и хозяина. За то увидалъ свѣтъ.
Вылощенный, ноги тонкія, какъ палки, шея длинная, вытянутая, хвостъ подвижной, присюсюкивая — человѣческія слова я забылъ, — всегда надушенный благороднымъ запахомъ конюшни, со стеклышкомъ въ глазу, я имѣлъ большой успѣхъ.
Какой чудный видъ! Обширный кругъ, залитый моремъ солнечнаго свѣта; блестящая, пестрая толпа, гулкая, подвижная, возбужденная; мы, лошади, всѣ на виду, занятыя великимъ дѣломъ, перемигиваемся, раскланиваемся, ходимъ, задравши хвосты, закинувъ головы, а тамъ дальше какіе то двуногіе толкутся, ерзаютъ, жужжатъ...
Говорятъ, я свихнулся. Чудаки! Міръ помѣшался — это фактъ. Ха! ха! Этотъ міръ — огромный ипподромъ, по которому въ заколдованномъ кругу скачутъ не лошади, а люди, въ погонѣ за призраками. Тотализаторъ — центръ міра, и его окошечко — единственный источникъ свѣта... увѣряю васъ!..
Моя жена сбѣжала. Я встрѣтился съ „ней“, конечно, „тамъˮ, гдѣ жизнь бьетъ ключомъ. Она играла. Я заржалъ отъ удовольствія. Ея глаза пылали. Она, конечно, играла на меня, — я вышелъ на корпусъ впередъ и взялъ поощрительный призъ: она меня отмѣтила. На финишѣ мы обмѣнялись улыбками...
Теперь у меня пусто въ желудкѣ и въ головѣ. Службу потерялъ, изъ конюшни вытурили. Я безъ денегъ, безъ обѣда, безъ квартиры. Я заложилъ послѣднюю попону.
Дайте мнѣ, люди добрые, клочекъ сѣна!
Альтъ.