На новыя позиціи,
Рис. участн., похода А. Козьмина.
Я никогда раньше ея не зналъ. Она была такая же стеклянная, какъ звѣзды, ея тѣло свѣтилось извнутри, сквозь одежду, желто-розовымъ свѣтомъ. Я держалъ ее за руку, за стеклянные пальчики. Мы неслись между звѣздъ, п я тоже былъ стеклянный... Но я что-то забываю... что-то ускользаетъ отъ меня. Докторъ, вы здѣсь?
Броскинъ быстро подошелъ къ Олимпану, взялъ пульсъ:
— Вы теперь, вѣроятно, уснете?— сказалъ онъ.
— Да, теперь я усну,—отвѣтилъ устало Олимпанъ и протянулъ мнѣ руку:
-— Спасибо, что ты пришелъ. Ты умѣешь слушать. Я теперь усну.
Глаза его закрылись, рука упала. Черезъ минуту онъ спалъ крѣпкимъ сномъ.
Докторъ закрылъ и задернулъ занавѣсками окна, и мы тихо вышли изъ комнаты.
2.
Я былъ въ крайне тяжеломъ настрое
ніи и хотѣлъ бесѣдой съ докторомъ его.
блѣденъ, съ оттѣнкомъ прозелени на щекахъ и вискахъ. Тонкопалая рука ■его была холодна и слаба.
Окна были открыты настежь. Въ нсхъ виденъ былъ каналъ, и слышался мелодичный стукъ сухихъ березовыхъ полѣньевъ, перебрасываемыхъ съ баржи на мостовую.
— Здравствуй!—сказалъ я, какъ ни въ чемъ не бывало:—я ѣхалъ мимо, увидѣлъ свѣтъ въ подъѣздѣ и заѣхалъ къ тебѣ. Думалъ, гости.
-— Напрасная ложь,—перебилъ меня Олимпанъ, слабымъ голосомъ:— лгать можно, но такъ, какъ Уайльдъ. А ты лжешь хуже всякаго Распе.
— Кто это Распе?—спросилъ докдоръ.
— Авторъ «Барона Мюнхгаузена». — Ну, и это не плохая марка!— засмѣялся я:—скажи, какъ ты себя чувствуешь.
— Я радъ, что ты пріѣхалъ, хоть ты, можетъ быть, и проклиналъ звонокъ, которымъ тебя разбудилъ докторъ. Садись.
Я сѣлъ у дивана въ кресло, которое мнѣ уступилъ докторъ.
Разспрашивать Олимпана я не хотѣлъ. Я зналъ, что, если онъ въ болтливомъ настроеніи, то онъ разскажетъ больше, чѣмъ хочетъ; а если онъ одержимъ мрачной нѣмотой, то никакими силами не вырвешь изъ него слова. Итакъ, я сѣлъ и ждалъ. Докторъ стоялъ у окна, любуясь каналомъ и прислушиваясь къ музыкѣ полѣньевъ.
Стукъ дровъ что-то напоминалъ Олимпану.
Лицо его вдругъ оживилось.
— Да! — воскликнулъ онъ:—это былъ удивительный оркестръ. Мы неслись въ Млечномъ Пути, въ тѣснотѣ, въ ослѣпительномъ свѣтѣ.
Насъ окружали звѣзды изъ тончайшаго стекла. Онѣ всѣ звенѣли. А когда мы нечаянно задѣвали одну изъ нихъ, она лопалась съ мелодичнымъ громомъ и осыпала насъ горящими осколками. Со мной была женщина въ голубой шляпѣ. Я держалъ ее за руку, и это было сильнѣй и жарче самой необузданной страсти. У нея были золотые волосы, она была прекрасна... У нея были огненные волосы, но я не могу вспомнить, кто она.
Рис. участн., похода А. Козьмина.
Я никогда раньше ея не зналъ. Она была такая же стеклянная, какъ звѣзды, ея тѣло свѣтилось извнутри, сквозь одежду, желто-розовымъ свѣтомъ. Я держалъ ее за руку, за стеклянные пальчики. Мы неслись между звѣздъ, п я тоже былъ стеклянный... Но я что-то забываю... что-то ускользаетъ отъ меня. Докторъ, вы здѣсь?
Броскинъ быстро подошелъ къ Олимпану, взялъ пульсъ:
— Вы теперь, вѣроятно, уснете?— сказалъ онъ.
— Да, теперь я усну,—отвѣтилъ устало Олимпанъ и протянулъ мнѣ руку:
-— Спасибо, что ты пришелъ. Ты умѣешь слушать. Я теперь усну.
Глаза его закрылись, рука упала. Черезъ минуту онъ спалъ крѣпкимъ сномъ.
Докторъ закрылъ и задернулъ занавѣсками окна, и мы тихо вышли изъ комнаты.
2.
Я былъ въ крайне тяжеломъ настрое
ніи и хотѣлъ бесѣдой съ докторомъ его.
блѣденъ, съ оттѣнкомъ прозелени на щекахъ и вискахъ. Тонкопалая рука ■его была холодна и слаба.
Окна были открыты настежь. Въ нсхъ виденъ былъ каналъ, и слышался мелодичный стукъ сухихъ березовыхъ полѣньевъ, перебрасываемыхъ съ баржи на мостовую.
— Здравствуй!—сказалъ я, какъ ни въ чемъ не бывало:—я ѣхалъ мимо, увидѣлъ свѣтъ въ подъѣздѣ и заѣхалъ къ тебѣ. Думалъ, гости.
-— Напрасная ложь,—перебилъ меня Олимпанъ, слабымъ голосомъ:— лгать можно, но такъ, какъ Уайльдъ. А ты лжешь хуже всякаго Распе.
— Кто это Распе?—спросилъ докдоръ.
— Авторъ «Барона Мюнхгаузена». — Ну, и это не плохая марка!— засмѣялся я:—скажи, какъ ты себя чувствуешь.
— Я радъ, что ты пріѣхалъ, хоть ты, можетъ быть, и проклиналъ звонокъ, которымъ тебя разбудилъ докторъ. Садись.
Я сѣлъ у дивана въ кресло, которое мнѣ уступилъ докторъ.
Разспрашивать Олимпана я не хотѣлъ. Я зналъ, что, если онъ въ болтливомъ настроеніи, то онъ разскажетъ больше, чѣмъ хочетъ; а если онъ одержимъ мрачной нѣмотой, то никакими силами не вырвешь изъ него слова. Итакъ, я сѣлъ и ждалъ. Докторъ стоялъ у окна, любуясь каналомъ и прислушиваясь къ музыкѣ полѣньевъ.
Стукъ дровъ что-то напоминалъ Олимпану.
Лицо его вдругъ оживилось.
— Да! — воскликнулъ онъ:—это былъ удивительный оркестръ. Мы неслись въ Млечномъ Пути, въ тѣснотѣ, въ ослѣпительномъ свѣтѣ.
Насъ окружали звѣзды изъ тончайшаго стекла. Онѣ всѣ звенѣли. А когда мы нечаянно задѣвали одну изъ нихъ, она лопалась съ мелодичнымъ громомъ и осыпала насъ горящими осколками. Со мной была женщина въ голубой шляпѣ. Я держалъ ее за руку, и это было сильнѣй и жарче самой необузданной страсти. У нея были золотые волосы, она была прекрасна... У нея были огненные волосы, но я не могу вспомнить, кто она.