воспѣтыя Лермонтовымъ, и расположился въ тѣни. Подсѣла Горилла, настоящая обезьяна, а не изъ кривлякъ, которыхъ встрѣчалъ въ обществѣ. Разговорились. Оказывается, интересуется политикой и корреспондируетъ въ нѣмецкія газеты.
Проинтервьюировавъ меня, любезно удалилась. Вдругъ слышу голоса въ чащѣ. Группа дикихъ негровъ расположилась у костра. Поютъ, танцуютъ и кувыркаются. Я подумалъ пригласить ихъ въ Москву (гдѣ дикости такъ въ модѣ), и они меня пригласили въ компанію. Смотрю, лукулловскій пиръ: женскія ножки облизываютъ. Дикари ѣдятъ, оказывается, провинившуюся жену. У насъ, наоборотъ, жены поѣдомъ ѣдятъ мужей. Я попалъ къ каннибаламъ и мнѣ тоже предстяоло разыграть женскую роль. Перспектива неинтересная. Я обратился къ дикимъ съ рѣчью: „Почтенные каннибалы, я знаю, что такое жена (одобреніе)... но всякая жена непереварима для своего мужа (неправда!)... повѣрьте личному опыту; я десять лѣтъ женатъ...
— А, вотъ какъ; несчастный!
Меня развязали и заставили танцовать. Я звалъ только ангійскій вальсъ, которѣй привелъ дикихъ въ восторгъ. Они убѣдились, что я „мужъ , потому что ученъ танцовать подъ чужую дудку.
— Мы несчастныхъ не трогаемъ, замѣтили дикари и отпустили меня съ миромъ, попросивъ передать поклонъ Яровской труппѣ.
„Тамъ хорошо наши кормятся: говорятъ,—много жирныхъ купцовъ? подмигнули каннибалы.
Я отправился дальше. Кругомъ леопарды да гіены бродятъ, и безъ намордниковъ, какъ въ Москвѣ собаки. Совершенно захолустные порядки. Хотѣлъ въ управу жаловаться. Но гдѣ управа въ Сахарѣ. Впрочемъ, на то управа, чтобы на нее управы не найти.
Вдругъ натолкнулся на караванъ. Старикъ съ тюрбаномъ на головѣ, ругался какъ турокъ. Это, дѣйствительно, былъ турецкій коммиссаръ, отправленный съ реформами въ Арменію, но заблудившійся „въ песчаныхъ степяхъ аравійской земли . Паша меня назначилъ лейбъ-медикомъ и секретаремъ. Жалованье положилъ большое, которое аккуратно отсчитывали ударами по патамъ. Какъ на секретарѣ, стали на мнѣ испытывать турецкія реформы. Я не выдержалъ и убѣжалъ.
Долго-ли, бѣжалъ не знаю. Смотрю: Ниль. Узналъ по крокодиламъ, которые проливаютъ на берегу слезы. Оказалось, однако, не крокодилы, а итальянцы переодѣтые. Я попалъ, значитъ, въ Абиссинію и говорю итальянцамъ:
— Охота вамъ Лазаря пѣть, поѣхали бы въ Москву: тамъ много театровъ открывается и итальянскія труппы Формируются. — И здѣсь, отвѣчаютъ, нашимъ трупамъ мѣсто найдется.
— Вольному воля, говорю.
И въ страну пирамидъ махнулъ. Хотѣлъ посмотрѣть, откуда сорокъ вѣковъ смотрятъ. Анъ, пусто! Пирамиды англичане стибрили и муміи захватили. Эти муміи у нихъ замѣсто военоначальниковъ, чтобы наводить страхъ на враговъ. Въ Египтѣ идетъ выставка англичанъ. Большіе любители выставокъ. Мена тоже выставили. И я опять въ Европу попалъ.
Заглянувъ въ кратеръ Везувія, встрѣтился съ землякомъфельетонистомъ, который газетными изверженіями занимается. Сидитъ въ кратерѣ Везувія и глотаетъ лаву рюмками, повторяя: я, братъ, да ты, братъ... большой оригиналъ!
Оттуда въ Римъ пробрался. Гуси крикомъ кричатъ, а Крисни ихъ хворостиной. Гонитъ продавать, да никто покупать не хочетъ: вездѣ лапчатыхъ довольно.
Мимоходомъ попалъ въ Венецію. Каналы, и на нихъ канальи. Ни мостовыхъ, ни улицъ, газетчикамъ обличать нечего, безъ хлѣба сидятъ. Смотрю: мостъ вздоховъ —названный въ честь мужей, поздно возвращающихся по ночамъ къ
своимъ дражайшимъ половинамъ — вздохнулъ, и пошелъ поискать броду.
Такъ какъ я совершенно издержался въ дорогѣ, и не на что было домой возвращаться, то отправился въ Монако. Иду въ Казино. Увхода револьверы продаются по дешевымъ цѣнамъ. Взялъ. Встрѣчаю соотечественниковъ—всѣ съ вывороченными карманами.
— Что подѣлываете?
— Работаемъ, чтобы на дорогу заработать.
Занять не у кого. Нечего дѣлать. Поднявъ револьверъ, отправляюсь въ уединенное мѣсто. Меня остановили и снабдили деньгами. Получивъ на дорогу и уже нигдѣ не останавливаясь, возвратился въ Москву.
Г. Альтъ.