стекломъ, и чувствовалъ, какъ дикая злоба начинаетъ кипѣть въ душѣ.
На бѣду, именно съ этой минуты, когда я убѣдился, что не могу опредѣлить часа, время стало летѣть изумительно быстро. Я измышлялъ всѣми способами выходъ изъ создавшагося положенія и чувствовалъ, что могу прозѣвать назначенный часъ. Вы, господа, сами — военные люди, и знаете, что значитъ прозѣвать часъ, по которому будетъ равняться въ своихъ боевыхъ дѣйствіяхъ, можетъбыть, цѣлая армія!
Былъ одинъ такой моментъ, когда я рѣшилъ выдавить стекло пальцемъ и, на ощупь, по стрѣлкамъ опредѣлить время.
Рѣшилъ и тотчасъ раздумалъ. Стекло было толстое и прочное. А ну, если осколки его попадутъ въ ненадлежащее мѣсто, и часы совсѣмъ остановятся? Я прикладывалъ ихъ къ уху, слушая, какъ четко и ясно бьется стальное сердечко, и временами мнѣ хотѣлось разбить ихъ о собственную голову, такъ глупо, предательски поставившую меня въ безвыходное положеніе.
Скоро мнѣ стало казаться, что я уже прозѣвалъ назначенный часъ.
Навѣрное уже день на дворѣ, и тяжелый, непрекращающійся гулъ вѣроятно означаетъ собой начало нашей атаки.
Я представилъ себѣ, что можетъ выйти изъ всего этого, котда мостъ, связывающій противника съ его резервами еще цѣлехонекъ, и невольно рука моя, помимо сознанія, потянулась къ кнопкѣ.
— Лучше сейчасъ,—думалъ я,— иначе совсѣмъ будетъ поздно.
Въ это время какая-то сила вырвала меня изъ состоянія столбняка и я ясно и просто почувствовалъ:
- Нужно немедленно выбраться. Можетъ быть тамъ, наверху, я сумѣю узнать то, что мнѣ нужно.
Я оторвалъ палецъ отъ кнопки и принялся карабкаться вверхъ.
Руки у меня—вы сами видите какія! А въ томъ состояніи, въ которомъ я находился тогда, я могъ бы разрыть ими самую глубокую могилу.
Быстро и тихо я разобралъ навѣсъ надъ моей головой и выползъ наружу.
Черезъ мостъ тяжело и неуклюже громыхали нѣмецкія батареи. Все вокругъ было наполнено гуломъ и шумомъ передвигающихся массъ. Казалось, что стоитъ лишь вытянуть руку, и обязательно ткнешь ею въ живого человѣка.
Но—тьма была адская! Ни зги! Ничего!
И здѣсь, наверху, я былъ такъ же безпомощенъ въ опредѣленіи времени, какъ и въ ямѣ.
Небо все въ тучахъ—ни звѣздъ, ни луны.
Ясно было одно, что дня еще нѣтъ. Но вѣдь этого мало.
Вотъ тутъ-то и случилось чудо. Иначе я не умѣю назвать то, что случилось .
Совсѣмъ неожиданно въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя я замѣтилъ малюсенькую свѣтлую точку. Что бы это могло быть?
Подбираюсь на животѣ, рискуя нарваться на кого-нибудь, и приближаю глаза къ свѣтлой точкѣ.
Это былъ великолѣпный свѣтлякъ, горѣвшій зеленой звѣздой подъ стеблемъ мокраго папоротника.
Не знаю—касается ли съ такимъ же благоговѣніемъ влюбленный рабъ края платья своей госпожи,—съ какимъ я коснулся этого свѣтоточащаго чуда природы.
Со всей осторожностью, на какую только были способны мои грубые пальцы я перенесъ его на циферблатъ и чуть не вскрикнулъ отъ изумленія: прошло всего нѣсколько минутъ съ момента моей разлуки съ товарищами.
Кое-какъ забросавъ себя сверху сучками -и хворостомъ, я снова спустился на. дно своей ямы.
Раненый австріецъ.Рис. М. Добужинскаго,
На бѣду, именно съ этой минуты, когда я убѣдился, что не могу опредѣлить часа, время стало летѣть изумительно быстро. Я измышлялъ всѣми способами выходъ изъ создавшагося положенія и чувствовалъ, что могу прозѣвать назначенный часъ. Вы, господа, сами — военные люди, и знаете, что значитъ прозѣвать часъ, по которому будетъ равняться въ своихъ боевыхъ дѣйствіяхъ, можетъбыть, цѣлая армія!
Былъ одинъ такой моментъ, когда я рѣшилъ выдавить стекло пальцемъ и, на ощупь, по стрѣлкамъ опредѣлить время.
Рѣшилъ и тотчасъ раздумалъ. Стекло было толстое и прочное. А ну, если осколки его попадутъ въ ненадлежащее мѣсто, и часы совсѣмъ остановятся? Я прикладывалъ ихъ къ уху, слушая, какъ четко и ясно бьется стальное сердечко, и временами мнѣ хотѣлось разбить ихъ о собственную голову, такъ глупо, предательски поставившую меня въ безвыходное положеніе.
Скоро мнѣ стало казаться, что я уже прозѣвалъ назначенный часъ.
Навѣрное уже день на дворѣ, и тяжелый, непрекращающійся гулъ вѣроятно означаетъ собой начало нашей атаки.
Я представилъ себѣ, что можетъ выйти изъ всего этого, котда мостъ, связывающій противника съ его резервами еще цѣлехонекъ, и невольно рука моя, помимо сознанія, потянулась къ кнопкѣ.
— Лучше сейчасъ,—думалъ я,— иначе совсѣмъ будетъ поздно.
Въ это время какая-то сила вырвала меня изъ состоянія столбняка и я ясно и просто почувствовалъ:
- Нужно немедленно выбраться. Можетъ быть тамъ, наверху, я сумѣю узнать то, что мнѣ нужно.
Я оторвалъ палецъ отъ кнопки и принялся карабкаться вверхъ.
Руки у меня—вы сами видите какія! А въ томъ состояніи, въ которомъ я находился тогда, я могъ бы разрыть ими самую глубокую могилу.
Быстро и тихо я разобралъ навѣсъ надъ моей головой и выползъ наружу.
Черезъ мостъ тяжело и неуклюже громыхали нѣмецкія батареи. Все вокругъ было наполнено гуломъ и шумомъ передвигающихся массъ. Казалось, что стоитъ лишь вытянуть руку, и обязательно ткнешь ею въ живого человѣка.
Но—тьма была адская! Ни зги! Ничего!
И здѣсь, наверху, я былъ такъ же безпомощенъ въ опредѣленіи времени, какъ и въ ямѣ.
Небо все въ тучахъ—ни звѣздъ, ни луны.
Ясно было одно, что дня еще нѣтъ. Но вѣдь этого мало.
Вотъ тутъ-то и случилось чудо. Иначе я не умѣю назвать то, что случилось .
Совсѣмъ неожиданно въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя я замѣтилъ малюсенькую свѣтлую точку. Что бы это могло быть?
Подбираюсь на животѣ, рискуя нарваться на кого-нибудь, и приближаю глаза къ свѣтлой точкѣ.
Это былъ великолѣпный свѣтлякъ, горѣвшій зеленой звѣздой подъ стеблемъ мокраго папоротника.
Не знаю—касается ли съ такимъ же благоговѣніемъ влюбленный рабъ края платья своей госпожи,—съ какимъ я коснулся этого свѣтоточащаго чуда природы.
Со всей осторожностью, на какую только были способны мои грубые пальцы я перенесъ его на циферблатъ и чуть не вскрикнулъ отъ изумленія: прошло всего нѣсколько минутъ съ момента моей разлуки съ товарищами.
Кое-какъ забросавъ себя сверху сучками -и хворостомъ, я снова спустился на. дно своей ямы.
Раненый австріецъ.Рис. М. Добужинскаго,