Жены декабристовъ.
Крохотная страничка изъ исторіи русской женщины.
Маленькая, грустная сказка о томъ, какъ тонѣ умѣли любить и жертвовать...
Съ тѣхъ поръ ушло такъ много времени, такъ перемѣнились люди, жизнь, воззрѣнія и нравы, что ихъ подвигъ, затёртый почти сотней лѣтъ, немного потускнѣлъ. Краски поблекли, четкость очертаній сгладилась, къ ихъ именамъ, вписаннымъ въ исторію, прибавились другія, иные подвиги яркими красками запечатлѣны въ лѣтописи годовъ.
Но ихъ маленькая сказка навсегда сохранится въ памяти потомковъ и ихъ имена свободная Россія бережно унесетъ съ собою въ вѣка...
Трогательныя барышни съ прелестными, тонкими чертами, наивныя и непосредственныя, чуть-чуть лукавыя, немного кокетливыя, жили въ хмурыхъ особнякахъ Мойки и набережныхъ...
Они хорошо говорили по французски и идеально танцовали...
Толстыя стѣны дворцовъ были плотвы и голосъ далекой улицы, гдѣ люди умирали отъ голода и горя но доносился до нихъ...
Маленькія печали и радости ихъ были такъ же красивы, легки и наивны, какъ онѣ сами...
На сезонъ ихъ привозили изъ глухихъ имѣній въ Петербургъ и Москву, а когда сходилъ снѣгъ, по большимъ дорогамъ скрипѣли рыдваны, звенѣли тройки и тяжело охали громоздкіе дилижансы, развозя утомленныхъ господъ въ деревню...
Въ красивыхъ усадьбахъ были огромные пруды съ плакучими ивами и граціозные лебеди сплывались по звонку хозяйки...
Можетъ быть, какой-нибудь корнетъ осторожно пробирался вечеромъ къ завѣтному мѣсту, гдѣ лежала маленькая, надушоная записка съ нѣсколькими, совсѣмъ небрежными словами...
Онѣ писали дневники, гдѣ иногда сохранялся засушенный василекъ... Знаете, тотъ самый...
Онѣ были изнѣжены, избалованы, не знали жизни и всѣ понятія ихъ, всѣ ихъ взгляды были просты, какъ таблица умноженія...
И вотъ, когда наступилъ часъ, онѣ открыли себя...
Гдѣ-то въ глубинѣ сердца, забытый, почти умирающій маленькимъ и незамѣтнымъ жилъ бутонъ...
И онъ расцвѣлъ такимъ яркимъ, ве
ликолѣпнымъ цвѣткомъ, что его ароматъ МЫ СЛЫШИМЪ ПОНЫНѢ...
Изъ дворцовъ въ холодную избу поселенца, съ роскошнаго бала въ душный возокъ, отъ изысканныхъ мадригаловъ къ грубымъ, обиднымъ, больно оскорбляющимъ словамъ...
Въ Европѣ сапожникъ, чтобъ бариномъ
стать,
Бунтуетъ — понятное дѣло...
У насъ революцію сдѣлала знать... Въ сапожники, что-ль захотѣла?..
Это была шутка Растопчина... Но и все тогдашнее свѣтское общество было, за небольшимъ исключеніемъ, опредѣленно враждебно настроено противъ «бунтовщиковъ»...
Княгиня Волконская разсказываетъ о тѣхъ преградахъ, которыя ей ставили, въ безсильныхъ попыткахъ задержать ея отъѣздъ.
Ей не давали денегъ, перехватывали письма мужа, не передавали ея просьбъ Николаю.
Бѣдная женщина бросается изъ Петербурга къ Москву, изъ Москвы въ ближайшія имѣнія родственниковъ и знакомыхъ.
«Со мной говорили о моемъ здоровьѣ, о ребенкѣ, о новостяхъ, но нигдѣ ни одного слова я не слышала о Сергѣѣ... »
Но эта женщина (почти дѣвочка тогда) упорствуетъ, настаиваетъ и наконецъ получаетъ разрѣшеніе...
И вотъ прощаніе съ семьей.
«Тогда мой бѣдный отецъ, не владѣя больше собой, поднялъ кулаки надъ моей головой и вскричалъ; «Я прокляну, если ты черезъ годъ не вернешься». Я ничего не отвѣтила, бросилась на кушетку и спрятала лицо въ подушку».
Княгиня Трубецкая, которой помогали родные, уѣхала раньше, но сколько пришлось претерпѣть Жанеттѣ Поль...
У нея не было никакого права ѣхать въ Сибирь кромѣ права любви...
Иностранка, французская подданная, швея, что особенно подчеркивали въ ея проѣздныхъ свидѣтельствахъ, она любила, безумно любила И. Анненкова, сосланнаго вмѣстѣ съ другими...
У ней не было знатныхъ родственниковъ, не было возможности подать даже прошеніе царю, и отовсюду гнали, надъ ней издѣвались, мучили безчеловѣчно...
Но у нея была любовь и она преступила всѣ преграды, все сдѣлала, устроила, и въ Сибири чета Аннен
ковыхъ жила такъ же счастлива, какъ и другія.
Самая энергичная, самая рѣшительная и смѣлая, еще въ Петербургѣ она создаетъ планъ побѣга И. А. Анненкова изъ крѣпости и съ категорическимъ требованіемъ денегъ для этого является къ его матери.
«Но она, выслушавъ мою просьбу, откинулась назадъ въ своемъ креслѣ и отвѣтила:
— Mоn fils fugard, madame, je n’у consentira jamais, il subira son sort honorablement!.. 1).
Это былъ прекрасный отвѣтъ, но онъ, конечно, не удовлетворилъ пылкую француженку...
Она пробуетъ всѣ средства и когда мечта о побѣгѣ окончательно рушится, начинаются энергичные хлопоты о разрѣшеніи на проѣздъ...
И она получаетъ его...
Она все преодолѣваетъ своей неизсякаемой энергіей и до Иркутска ѣдетъ съ фельдегерской скоростью...
И въ Сибири, гдѣ каждый день могъ принести скорбное несчастье, грозилъ горемъ, гдѣ всѣмъ имъ было такъ сурово и голодно, m-me Анненкова сумѣла находить радость...
Но какія маленькія радости были у нихъ...
«Въ одинъ вечеръ я сидѣла на крылечкѣ и распѣвала французскіе романсы. Вдругъ послышались голоса и воздухъ огласился звонкимъ смѣхомъ. Я тотчасъ же узнала нашихъ дамъ, мы радостно поздоровались, гости объявили мнѣ, что они голодны, что у нихъ нѣтъ провизіи и что я ихъ должна чѣмъ-нибудь покормить... Ужинъ былъ скоро готовъ, но пить было нечего. Отыскался, впрочемъ малиновый сиропъ. Къ счастью, всѣ были неразборчивы, а главное желудки были молодые и здоровые и поросенокъ, и салатъ прекрасно запивались малиновымъ сиропомъ. Все это веселило насъ и заставляло хохотать, какъ хохочутъ маленькія дѣти... »
И знаете, что говоритъ она по поводу этого ужина;
«Вообще, надо сознаться, что много поэзіи было въ нашей жизни... » Какъ же скудны были ихъ дни...
Въ первый разъ послѣ долгихъ лѣтъ тягостнаго одиночества онѣ встрѣтились въ Читѣ...
1) Мой сынъ — бѣглецъ!.. Я никогда не соглашусь на это, онъ честно покорится своей судьбѣ...