ЖЕМЧУЖИНА.
Подъ тропическимъ небомъ, глубоко-глубоко на днѣ морскомъ, среди стыдливыхъ и вѣчно краснѣющихъ коралловъ, среди причудливыхъ морскихъ растеній и травъ, покоилась въ невзрачной сѣрой устричной раковинѣ жемчужина. Раковина часто широко раскрывалась, въ особенности въ праздничные дни, чтобы дать устрицѣ подышать, но жемчужина была искренно убѣждена, что все это совершается ради нея.
Вообще она была очень горда, и, будь она человѣкомъ, про нее навѣрно бы сказали: «Какой ужасный снобъ! » Жемчужина любила болтать, удивлять всѣхъ своей красотой и знаніями, и хвастаться разными небылицами. Кораллы рѣдко съ ней разговаривали, потому что знали разницу въ цѣнѣ между ней и собой, и, угнетенные, чувствовали себя чѣмъ-то вродѣ бѣдныхъ родственниковъ. Впрочемъ, сама жемчужина на это часто намекала, не допуская никакихъ возраженій или протестовъ. Но такъ какъ всюду, даже на днѣ морскомъ, бываютъ соперники, то и у жемчужины была соперница въ лицѣ мягкой золотистой губки. Губка была совсѣмъ лишена снобизма, но, будучи разумной и справедливой не терпѣла жемчужины за ея хвастовство и тщеславіе. У нихъ возникали частые споры, и хотя губка была всегда права, Жемчужина никогда не признавала себя побѣжденной. Въ собенностн любила Жемчужина строить блестящіе планы на будущее.
— Да, — говорила она, высокомѣрно-небрежнымъ тономъ: — я несомнѣнно попаду къ какой-нибудь королевѣ и буду жить въ сказочномъ дворцѣ. Мнѣ дадутъ особую комнату, обитую алымъ или лазоревымъ бархатомъ и будутъ за мной ухаживать и любоваться мной съ утра до вечера!
— Вѣрнѣе, съ вечера до утра, потому что жемчуга носятся больше вечеромъ, — заикнулись было Кораллы, но Жемчужина такъ грозно на нихъ
посмотрѣла, что они еще гуще покраснѣли и сконфузились.
— Меня будутъ считать лучшимъ украшеніемъ царевны Фей, — продолжала Жемчужина, — и всѣ волшебники и эльфы будутъ ежедневно слетаться, чтобы хоть однимъ глазкомъ посмотрѣть на меня.
— Фей давно уже нѣтъ, — тихо, но внятно сказала Губка, — а есть великія державы и республики. Вы можете попасть къ русской Царицѣ, къ итальянской королевѣ или къ англійской, — но къ царевнѣ Фей — врядъ ли...
Жемчужина попробовала на нее грозно посмотрѣть, сверкнувъ всѣмъ своимъ пухлымъ и блестящимъ тѣльцемъ, но изъ этого ничего не вышло, потому что Губка ничуть не смутилась. Только три золотыя рыбки, мирно и слегка позѣвывая, слѣдившія за разговоромъ, приняли взглядъ на свой счетъ, смертельно перепугались и, не ожидая сердитаго: «прочь! » — исчезли въ разныя стороны.
Однако, Жемчужина не растерялась. — Ну, державы, такъ державы! — возразила она; — не все ли равно, въ концѣ концовъ? Ну, буду висѣть па шеѣ у итальянской королевы. Развѣ меня отъ этого будутъ меньше цѣнить. Развѣ я что-нибудь потеряю въ своемъ дивномъ блескѣ? Ничуть! Теперь все страшно вздорожало, а о жемчугахъ и говорить нечего! Вонъ Аргонавтъ недавно приплылъ изъ Европы, — такъ онъ разсказываетъ, что хорошимъ жемчугамъ, какъ я, цѣны нѣтъ, и что ради нихъ люди часто другъ друга убиваютъ. Вотъ какъ. Да-съ!
— Ито же тутъ хорошаго? — замѣтила Губка — Если бы я была жемчужиной...
— Да, но вы — не жемчужина! — ядовито вставила ея собесѣдница.
— Если бы я была жемчужиной, — спокойно и невозмутимо продолжала Губка, — то я въ тысячу разъ предпочла бы вѣчно оставаться на днѣ
морскомъ и быть предметомъ любопытства однѣхъ рыбъ, чѣмъ знать, что хоть одинъ человѣкъ убилъ другого изъ-за меня.
— Скажите, какая сентиментальность! — усмѣхнулась Жемчужина. — Ну, а такъ какъ вы — губка...
— А такъ какъ я Губка, то нахожу, что лучше быть самой простой маленькой губкой и омывать утромъ и вечеромъ розовыя щечки свѣтлоокой дѣвочки, чѣмъ гордо висѣть на груди у тѣхъ, которые меньше всѣхъ другихъ людей могутъ пользоваться земными радостями.
— Ничего вы не понимаете! — обидѣлась Жемчужина. — Кто же будетъ восхищаться Губкой на умывальникѣ? Ха-ха!
— А зачѣмъ вамъ надо, чтобы вами восхищались? — спросила Губка, и Жемчужина не сразу отвѣтила, потому что считала этотъ вопросъ нелѣпымъ. Восхищеніе ею казалось чѣмъто такимъ естественнымъ и необходимымъ, что она себѣ не представляла жизни безъ него.
— Затѣмъ, — наконецъ, сказала она, что это будетъ только значить — отдавать мнѣ должное. Разъ я достойна восхищенія, то развѣ я не въ правѣ его требовать?
— Мы никогда не бываемъ въ правѣ чего-либо требовать, — отвѣтила Губка, — даже если мы этого достойны... Тѣмъ болѣе восторгъ и похвалы, которые воспитываютъ въ насъ дурныя чувства, вродѣ гордости и самомнѣнія!
Жемчужина хотѣла что-то возразить, на этотъ разъ совсѣмъ гнѣвно, но раковина во-время захлопнулась, споръ прекратился, и вновь было собравшіяся золотыя рыбки, зѣвая, поплыли дальше. А Губка печально задумалась надъ тайнами мелкихъ душъ.
Прошло много времени. Спускались на дно морское негры-пловцы, забирали или устрицы, или губки.
Подъ тропическимъ небомъ, глубоко-глубоко на днѣ морскомъ, среди стыдливыхъ и вѣчно краснѣющихъ коралловъ, среди причудливыхъ морскихъ растеній и травъ, покоилась въ невзрачной сѣрой устричной раковинѣ жемчужина. Раковина часто широко раскрывалась, въ особенности въ праздничные дни, чтобы дать устрицѣ подышать, но жемчужина была искренно убѣждена, что все это совершается ради нея.
Вообще она была очень горда, и, будь она человѣкомъ, про нее навѣрно бы сказали: «Какой ужасный снобъ! » Жемчужина любила болтать, удивлять всѣхъ своей красотой и знаніями, и хвастаться разными небылицами. Кораллы рѣдко съ ней разговаривали, потому что знали разницу въ цѣнѣ между ней и собой, и, угнетенные, чувствовали себя чѣмъ-то вродѣ бѣдныхъ родственниковъ. Впрочемъ, сама жемчужина на это часто намекала, не допуская никакихъ возраженій или протестовъ. Но такъ какъ всюду, даже на днѣ морскомъ, бываютъ соперники, то и у жемчужины была соперница въ лицѣ мягкой золотистой губки. Губка была совсѣмъ лишена снобизма, но, будучи разумной и справедливой не терпѣла жемчужины за ея хвастовство и тщеславіе. У нихъ возникали частые споры, и хотя губка была всегда права, Жемчужина никогда не признавала себя побѣжденной. Въ собенностн любила Жемчужина строить блестящіе планы на будущее.
— Да, — говорила она, высокомѣрно-небрежнымъ тономъ: — я несомнѣнно попаду къ какой-нибудь королевѣ и буду жить въ сказочномъ дворцѣ. Мнѣ дадутъ особую комнату, обитую алымъ или лазоревымъ бархатомъ и будутъ за мной ухаживать и любоваться мной съ утра до вечера!
— Вѣрнѣе, съ вечера до утра, потому что жемчуга носятся больше вечеромъ, — заикнулись было Кораллы, но Жемчужина такъ грозно на нихъ
посмотрѣла, что они еще гуще покраснѣли и сконфузились.
— Меня будутъ считать лучшимъ украшеніемъ царевны Фей, — продолжала Жемчужина, — и всѣ волшебники и эльфы будутъ ежедневно слетаться, чтобы хоть однимъ глазкомъ посмотрѣть на меня.
— Фей давно уже нѣтъ, — тихо, но внятно сказала Губка, — а есть великія державы и республики. Вы можете попасть къ русской Царицѣ, къ итальянской королевѣ или къ англійской, — но къ царевнѣ Фей — врядъ ли...
Жемчужина попробовала на нее грозно посмотрѣть, сверкнувъ всѣмъ своимъ пухлымъ и блестящимъ тѣльцемъ, но изъ этого ничего не вышло, потому что Губка ничуть не смутилась. Только три золотыя рыбки, мирно и слегка позѣвывая, слѣдившія за разговоромъ, приняли взглядъ на свой счетъ, смертельно перепугались и, не ожидая сердитаго: «прочь! » — исчезли въ разныя стороны.
Однако, Жемчужина не растерялась. — Ну, державы, такъ державы! — возразила она; — не все ли равно, въ концѣ концовъ? Ну, буду висѣть па шеѣ у итальянской королевы. Развѣ меня отъ этого будутъ меньше цѣнить. Развѣ я что-нибудь потеряю въ своемъ дивномъ блескѣ? Ничуть! Теперь все страшно вздорожало, а о жемчугахъ и говорить нечего! Вонъ Аргонавтъ недавно приплылъ изъ Европы, — такъ онъ разсказываетъ, что хорошимъ жемчугамъ, какъ я, цѣны нѣтъ, и что ради нихъ люди часто другъ друга убиваютъ. Вотъ какъ. Да-съ!
— Ито же тутъ хорошаго? — замѣтила Губка — Если бы я была жемчужиной...
— Да, но вы — не жемчужина! — ядовито вставила ея собесѣдница.
— Если бы я была жемчужиной, — спокойно и невозмутимо продолжала Губка, — то я въ тысячу разъ предпочла бы вѣчно оставаться на днѣ
морскомъ и быть предметомъ любопытства однѣхъ рыбъ, чѣмъ знать, что хоть одинъ человѣкъ убилъ другого изъ-за меня.
— Скажите, какая сентиментальность! — усмѣхнулась Жемчужина. — Ну, а такъ какъ вы — губка...
— А такъ какъ я Губка, то нахожу, что лучше быть самой простой маленькой губкой и омывать утромъ и вечеромъ розовыя щечки свѣтлоокой дѣвочки, чѣмъ гордо висѣть на груди у тѣхъ, которые меньше всѣхъ другихъ людей могутъ пользоваться земными радостями.
— Ничего вы не понимаете! — обидѣлась Жемчужина. — Кто же будетъ восхищаться Губкой на умывальникѣ? Ха-ха!
— А зачѣмъ вамъ надо, чтобы вами восхищались? — спросила Губка, и Жемчужина не сразу отвѣтила, потому что считала этотъ вопросъ нелѣпымъ. Восхищеніе ею казалось чѣмъто такимъ естественнымъ и необходимымъ, что она себѣ не представляла жизни безъ него.
— Затѣмъ, — наконецъ, сказала она, что это будетъ только значить — отдавать мнѣ должное. Разъ я достойна восхищенія, то развѣ я не въ правѣ его требовать?
— Мы никогда не бываемъ въ правѣ чего-либо требовать, — отвѣтила Губка, — даже если мы этого достойны... Тѣмъ болѣе восторгъ и похвалы, которые воспитываютъ въ насъ дурныя чувства, вродѣ гордости и самомнѣнія!
Жемчужина хотѣла что-то возразить, на этотъ разъ совсѣмъ гнѣвно, но раковина во-время захлопнулась, споръ прекратился, и вновь было собравшіяся золотыя рыбки, зѣвая, поплыли дальше. А Губка печально задумалась надъ тайнами мелкихъ душъ.
Прошло много времени. Спускались на дно морское негры-пловцы, забирали или устрицы, или губки.