являть на сторонѣ, отнюдь не позволяя, впрочемъ, своими увлеченіями затемнять хоть сколько нибудь, «основное», какъ онъ въ умѣ своемъ называлъ, чувство къ женѣ. Нина Ивановна поплакала при первыхъ «паденіяхъ» мужа, но потомъ привыкла и къ нимъ, убаюканная ходячей мыслью, что мужчины безъ этого не могутъ, и что ея Андрей, по крайней мѣрѣ, ничего отъ нея не скрываетъ.
Такъ прошли и семь лѣтъ, какъ сонъ, какъ меланхолическая музыкальная пьеса. Даже война не пробудила этихъ мужа и жену. Но чувство долга передъ родиной, какъ и всѣ другія нормальныя чувства, занимало свое мѣсто въ душѣ Андрея Петровича, и раньше, чѣмъ наборъ дошелъ до него, онъ поступилъ въ одинъ изъ союзовъ и уѣхалъ на Кавказскій фронтъ.
Нина Ивановна осталась одна въ своемъ потускнѣвшемъ гнѣздышкѣ.
3.
Душу нельзя погубить, ни свою, ни чужую. Душу нельзя задушить и убить. Ее можно только заглушить
и замучить, но не до смерти. Она притаится мертвой, спрячется, въ невидимыя нѣдра уйдетъ, сломается, быть можетъ, больной станетъ, но никогда не умретъ вѣчно живая душа человѣческая. Безсмертна душа, и здѣсь на землѣ она безсмертна, а не въ небесахъ.
И чуть только станетъ ей легче, лучше, свободнѣй, чудесно оживаетъ она, какъ весной нагія вѣточки деревьевъ, какъ зерна озимыя, какъ сама земля весной.
Въ этомъ вся радость, въ этомъ сила, въ этомъ возможность жизни.
Въ первые же дни послѣ отъѣзда Андрея Петровича, Нина Ивановна почувствовала самое себя. При немъ ея какъ будто не было. Въ одиночествѣ она опять нашла себя, удивилась, что она еще жива, обрадовалась самой себѣ, какъ въ дѣтствѣ самой любимой подругѣ, самой милой куклѣ или игрушкѣ. Что-то въ ней проглянуло, какъ лучъ, въ тусклый день, что-то улыбнулось ей извнутри нея самой, позвало ее куда-то и пообѣщало ей какую-то радость. Легкій трепетъ пронесся по ней и замеръ въ ней же.
Она нашла свои дѣвичьи дневники,
перечитала ихъ, вспомнила всѣ свои предчувствія и вдругъ поняла, что вся жизнь впереди нея, что семь лѣтъ были только сномъ ея жизни, а не жизнью.
Одиночество ея стало ей дорого. Глаза ея оживились. Никого изъ ея знакомыхъ ей не хотѣлось теперь видѣть. Быть одной, быть съ самой собой, свою душу лелѣять, къ своей глубинѣ прислушиваться полюбила она.
Легко пролетѣли первые мѣсяцы разлуки.
4.
Андрей Петровичъ былъ назначенъ завѣдующимъ питательнымъ пунктомъ на одномъ изъ этаповъ; этапъ этотъ стоялъ въ долинѣ, окруженной горами; въ двухъ переходахъ отъ него лежало горное озеро съ древнимъ городомъ на берегу. Когда-то, должно быть, здѣсь было цвѣтущее селеніе, но война превратила его въ развалины, сады его засохли, виноградники были затоптаны. Жить Андрею Петровичу пришлось въ одномъ изъ немногихъ уцѣлѣвшихъ
ДОМИКОВЪ.
Окрестности Бахчисарая. Чуфу-Кале.
Рис. М. Кобышевъ.
Такъ прошли и семь лѣтъ, какъ сонъ, какъ меланхолическая музыкальная пьеса. Даже война не пробудила этихъ мужа и жену. Но чувство долга передъ родиной, какъ и всѣ другія нормальныя чувства, занимало свое мѣсто въ душѣ Андрея Петровича, и раньше, чѣмъ наборъ дошелъ до него, онъ поступилъ въ одинъ изъ союзовъ и уѣхалъ на Кавказскій фронтъ.
Нина Ивановна осталась одна въ своемъ потускнѣвшемъ гнѣздышкѣ.
3.
Душу нельзя погубить, ни свою, ни чужую. Душу нельзя задушить и убить. Ее можно только заглушить
и замучить, но не до смерти. Она притаится мертвой, спрячется, въ невидимыя нѣдра уйдетъ, сломается, быть можетъ, больной станетъ, но никогда не умретъ вѣчно живая душа человѣческая. Безсмертна душа, и здѣсь на землѣ она безсмертна, а не въ небесахъ.
И чуть только станетъ ей легче, лучше, свободнѣй, чудесно оживаетъ она, какъ весной нагія вѣточки деревьевъ, какъ зерна озимыя, какъ сама земля весной.
Въ этомъ вся радость, въ этомъ сила, въ этомъ возможность жизни.
Въ первые же дни послѣ отъѣзда Андрея Петровича, Нина Ивановна почувствовала самое себя. При немъ ея какъ будто не было. Въ одиночествѣ она опять нашла себя, удивилась, что она еще жива, обрадовалась самой себѣ, какъ въ дѣтствѣ самой любимой подругѣ, самой милой куклѣ или игрушкѣ. Что-то въ ней проглянуло, какъ лучъ, въ тусклый день, что-то улыбнулось ей извнутри нея самой, позвало ее куда-то и пообѣщало ей какую-то радость. Легкій трепетъ пронесся по ней и замеръ въ ней же.
Она нашла свои дѣвичьи дневники,
перечитала ихъ, вспомнила всѣ свои предчувствія и вдругъ поняла, что вся жизнь впереди нея, что семь лѣтъ были только сномъ ея жизни, а не жизнью.
Одиночество ея стало ей дорого. Глаза ея оживились. Никого изъ ея знакомыхъ ей не хотѣлось теперь видѣть. Быть одной, быть съ самой собой, свою душу лелѣять, къ своей глубинѣ прислушиваться полюбила она.
Легко пролетѣли первые мѣсяцы разлуки.
4.
Андрей Петровичъ былъ назначенъ завѣдующимъ питательнымъ пунктомъ на одномъ изъ этаповъ; этапъ этотъ стоялъ въ долинѣ, окруженной горами; въ двухъ переходахъ отъ него лежало горное озеро съ древнимъ городомъ на берегу. Когда-то, должно быть, здѣсь было цвѣтущее селеніе, но война превратила его въ развалины, сады его засохли, виноградники были затоптаны. Жить Андрею Петровичу пришлось въ одномъ изъ немногихъ уцѣлѣвшихъ
ДОМИКОВЪ.
Окрестности Бахчисарая. Чуфу-Кале.
Рис. М. Кобышевъ.