РОМАНСЪ.
Накинувъ плащъ, съ гитарой подъ полою, Сложивъ любовь и страсть мою подъ спудъ, Не заложу-ль я трудною порою
Гитару ту въ столичной кассѣ ссудъ?!
ФОРМУЛЯРЪ
Московскаго г. Пшютта.
Вѣрно: Будильникъ.
ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ.
Улетѣли птички
Съ сѣвера на югъ...
Грусть въ стихахъ Велички, Скучно пишетъ Фругъ.
*
Скверные моменты,
Дни, какъ ночь, мрачны... Даже декаденты Вовсе не смѣшны.
*
И съ небесъ печальныхъ Льется дождь всегда,
А въ статьяхъ журнальныхъ Все вода... вода.
Новый поэтикъ.
Общественныя картинки.
(Безъ иллюстрацій).
Московскіе и петербургскіе театры заставляютъ маленькихъ актеровъ выносить на себѣ большія роли въ пьесѣ «Власть тьмы», которыя актеровъ совсѣмъ придавливаютъ.
Критика.—Что вы дѣлаете?
Театры.—Хотимъ сдѣлать изъ драмы комедію!...
*
На крыльцѣ биржи стоятъ два господина, одинъ изъ нихъ плачетъ, другой смѣется. Къ нимъ подходитъ третій господинъ. Подошедшій спрашиваетъ перваго. — Отчего ты плачешь?
_ Оттого, что онъ смѣется! указываетъ первый на второго.
— А отчего онъ смѣется? — Оттого, что я плачу.
— А почему же, въ такомъ случаѣ, ты не смѣешься?
— Потому, что онъ не плачетъ!
КОМУ ЧТО!
Торговцамъ — обвѣсы, Кокоткѣ — деньга
Хапугамъ — промессы, Немвродамъ — луга.
Театрамъ — піесы, Супругамъ — рога,
Шантанамъ — балбесы, Кассирамъ — бѣга.
Мелочишки.
Въ большомъ домѣ.
— Вы не знаете-ли, гдѣ здѣсь квартира Позвонкова? Никакъ отыскать не могу... — Спросите у швейцара...
— Ну, швейцара-то ужъ и вовсе не отыщешь!..
*
На картинной выставкѣ.
— Нашихъ художниковъ губитъ безъидейность...
— А безденежье еще больше.
— Лисичкинъ совсѣмъ безсодержательный человѣкъ...
— Никаго содержанія не получаетъ.
МОСКОВСКІЯ ШОССЕ. Петербургское.
Въ Петербургъ ведетъ, не въ Люблино, Гладко, ровно, просто диво, И циклистами излюблено.
Особливо. *
— Слышали, собираются продавать газеты посредствомъ особыхъ автоматовъ?..
— Что-же тутъ удивительнаго, если онѣ даже пишутся иногда автоматами?!.
ТЬФУ! ОПЯТЬ ВЕЛОСИПЕДИСТЫ.
Въ состязаньяхъ нѣтъ бѣды... Но къ чему-же, чортъ возьми, Состязаясь съ лошадьми.
Вы, циклисты, безъ узды?!?!
Но къ чему-жъ на васъ, друзья, Чепраковъ не вижу я?!?!?!
Чертенокъ.
Ужасные сны!!!
Адвокату Завирайлову приснилось, что его обвиняютъ въ поддѣлкѣ духовнаго завѣщанія
чательно все говорю, потому и говорить нечего. Она чего не скажетъ. Языкъ безъ костей. Что-же она на другихъ не сказываетъ?
Угнетенная дѣвица. — Конецъ, значитъ? Что было, то уплыло? Позабыть денежки велишь? Прощай, погубитель.
Драматургъ. — Скатертью дорога.
Угнетенная дѣвица. — Звѣрь ты... не даромъ волчкомъ ходишь.
Драматургъ (закуривая папиросу.) — Вишь пристали, скажи-да-скажи, что промежъ насъ было. Эти исторіи разсказывать долго будетъ. Заплати, говорятъ. Нѣтъ, ежели кому нужно и кому не нужно платить, денегъ не хватитъ. У меня тоже золотыхъ розсыпей въ карманѣ нѣтъ...
III.
Въ глуши.
Провинціальный дѣятель. Провинціальная пресса.
Дѣятель.— Кто пріѣхалъ? (Пресса молчитъ. Грозно). Кто пріѣхалъ? Аль забыла? Пресса. — Будетъ форсить-то. Иди.
Дѣятель (еще грознѣе). — Кто пріѣхалъ? Пресса. — Ну, дѣятель пріѣхалъ, думецъ. Дѣятель (упирается). — То-то. Дѣятель, а какъ звать дѣятеля-то? Говори правильно. Пресса. — Да, ну, тебя—Китъ.
Дѣятель. — То-то. Невѣжа — по отчеству говори.
Пресса. — Китычъ. Ну.
Дѣятель (все въ дверяхъ). — То-то. Нѣтъ, ты скажи—фамилія какъ?
Пресса. — Разуваевъ. Эка надулся.
Дѣятель. — То-то. Нѣтъ, ты скажи—какой ногой Разуваевъ въ редакцію ступаетъ? Пресса. — Ну, лѣвой.
Дѣятель. — Правильно. А чего хочетъ моя лѣвая нога?
Пресса.— Тьфу тебѣ, безобразникъ этакій. Дѣятель. — Почета. Смирно. Во фрунтъ!
IV.
Послѣ „Дворянскаго гнѣзда“.
П. И. Вейнбергъ (передѣлывателъ „Дворянскаго гнѣзда“ для сцены), режиссеръ, добрые и строгіе рецензенты, артисты Малаго театра, московская публика и т. д.
П. И. Вейнбергъ. — Виноватъ я, почтенная публика. Каяться хочу!
Режиссеръ (хватая его за плечо). — Петръ Исаичъ, опомнитесь. Миленькіе, у него умъ зашелся, увести его надо...
П. И. Вейнбергъ (отстраняя его плечомъ).— Оставьте. А ты, московскаи публика, слушай: первое дѣло я передъ И. С. Тургеневымъ виноватъ; взялся «Дворянское гнѣздо» на пьесу перевертывать, думалъ—справлюсь, а вмѣсто того такая перевертка вышла, что И. С. Тургеневъ въ гробу перевернулся.
Режиссеръ. — Охъ, напущено это на него. Попорченъ онъ, ей-ей, попорченъ.
П. И Вейнбергъ —Теперь, публика, къ тебѣ рѣчь моя. Окаянный я: «Дворянское гнѣздоизуродовалъ да и многимъ зрителямъ челюсти зѣвотою повихнулъ.
Строгій рецензентъ.—Берите его. Буренина изъ Петербурга пришлите, Кичеева, Васильева изъ Москвы и понятыхъ-рецензентовъ. Нужно актъ объ его драматическихъ преступленіяхъ составлять.
Добрый рецензентъ.—А ты, значитъ, тае, погоди. Объ ахтѣ, тае, не толкуй, значитъ. Тутъ, тае, хорошее дѣло идетъ, кается человѣкъ, значитъ, а ты, тае, ахту.
Строгій рецензентъ. —Васильева! Буренина!
Добрый рецензентъ.—Дай ему, тае, до конца покаяться, тогда, значитъ, свое и справляй.
П. И. Вейнбергъ.—Лизу я погубилъ, Лаврецкаго окарикатурилъ...
Г жа Лешковская (Лиза) и г. Южинъ (Лаврецкій).—Правда это, правда.
П. И. Вейнбергъ. — Калитину изувѣчилъ... Вяжите меня...
Г-жа Полянская (Калитина).—Вмѣстѣ увѣчили. Нашъ грѣхъ. И меня вяжите. П. И. Вейнбергъ.—Паншина тоже.
Г. Багровъ (Паншинъ).—И я... и я.
П. И. Вейнбергъ.—Всѣхъ. Моя надъ ними власть была, всѣхъ «обработалъ», все «Дворянское гнѣздо» въ раззоръ раззорилъ. За письменнымъ столомъ «Дворянское гнѣздораззорялъ... сидѣлъ на немъ двѣ недѣли, поэзію «Гнѣзда» душилъ, смыслъ закопалъ въ землю, прочія турецкія звѣрства дѣлалъ. Виноватъ, окаянный! Вяжите меня.
Строгій рецензентъ —Вяжите его, чтобы другимъ руками баловать неповадно было.
П. И. Вейнбергъ.—Критика родимая! И ты меня, окаяннаго, прости. Говорила ты мнѣ спервоначала, какъ я этой обработочной скверной занялся: «Петръ Исаичъ въ обработкѣ увязъ, всему роману пропасть» не послушалъ я твоего слова, а все по твоему вышло. Вяжите меня... (Рецензеты съ ожесточеніемъ набрасываются на П. И. Вейнберга и съ ожесточеніемъ обрабатываютъ его за обработку ).
(Занавѣсъ).
Проспосабливалъ А. Л—въ.
Накинувъ плащъ, съ гитарой подъ полою, Сложивъ любовь и страсть мою подъ спудъ, Не заложу-ль я трудною порою
Гитару ту въ столичной кассѣ ссудъ?!
ФОРМУЛЯРЪ
Московскаго г. Пшютта.
Вѣрно: Будильникъ.
ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ.
Улетѣли птички
Съ сѣвера на югъ...
Грусть въ стихахъ Велички, Скучно пишетъ Фругъ.
*
Скверные моменты,
Дни, какъ ночь, мрачны... Даже декаденты Вовсе не смѣшны.
*
И съ небесъ печальныхъ Льется дождь всегда,
А въ статьяхъ журнальныхъ Все вода... вода.
Новый поэтикъ.
Общественныя картинки.
(Безъ иллюстрацій).
Московскіе и петербургскіе театры заставляютъ маленькихъ актеровъ выносить на себѣ большія роли въ пьесѣ «Власть тьмы», которыя актеровъ совсѣмъ придавливаютъ.
Критика.—Что вы дѣлаете?
Театры.—Хотимъ сдѣлать изъ драмы комедію!...
*
На крыльцѣ биржи стоятъ два господина, одинъ изъ нихъ плачетъ, другой смѣется. Къ нимъ подходитъ третій господинъ. Подошедшій спрашиваетъ перваго. — Отчего ты плачешь?
_ Оттого, что онъ смѣется! указываетъ первый на второго.
— А отчего онъ смѣется? — Оттого, что я плачу.
— А почему же, въ такомъ случаѣ, ты не смѣешься?
— Потому, что онъ не плачетъ!
КОМУ ЧТО!
Торговцамъ — обвѣсы, Кокоткѣ — деньга
Хапугамъ — промессы, Немвродамъ — луга.
Театрамъ — піесы, Супругамъ — рога,
Шантанамъ — балбесы, Кассирамъ — бѣга.
Мелочишки.
Въ большомъ домѣ.
— Вы не знаете-ли, гдѣ здѣсь квартира Позвонкова? Никакъ отыскать не могу... — Спросите у швейцара...
— Ну, швейцара-то ужъ и вовсе не отыщешь!..
*
На картинной выставкѣ.
— Нашихъ художниковъ губитъ безъидейность...
— А безденежье еще больше.
— Лисичкинъ совсѣмъ безсодержательный человѣкъ...
— Никаго содержанія не получаетъ.
МОСКОВСКІЯ ШОССЕ. Петербургское.
Въ Петербургъ ведетъ, не въ Люблино, Гладко, ровно, просто диво, И циклистами излюблено.
Особливо. *
— Слышали, собираются продавать газеты посредствомъ особыхъ автоматовъ?..
— Что-же тутъ удивительнаго, если онѣ даже пишутся иногда автоматами?!.
ТЬФУ! ОПЯТЬ ВЕЛОСИПЕДИСТЫ.
Въ состязаньяхъ нѣтъ бѣды... Но къ чему-же, чортъ возьми, Состязаясь съ лошадьми.
Вы, циклисты, безъ узды?!?!
Но къ чему-жъ на васъ, друзья, Чепраковъ не вижу я?!?!?!
Чертенокъ.
Ужасные сны!!!
Адвокату Завирайлову приснилось, что его обвиняютъ въ поддѣлкѣ духовнаго завѣщанія
чательно все говорю, потому и говорить нечего. Она чего не скажетъ. Языкъ безъ костей. Что-же она на другихъ не сказываетъ?
Угнетенная дѣвица. — Конецъ, значитъ? Что было, то уплыло? Позабыть денежки велишь? Прощай, погубитель.
Драматургъ. — Скатертью дорога.
Угнетенная дѣвица. — Звѣрь ты... не даромъ волчкомъ ходишь.
Драматургъ (закуривая папиросу.) — Вишь пристали, скажи-да-скажи, что промежъ насъ было. Эти исторіи разсказывать долго будетъ. Заплати, говорятъ. Нѣтъ, ежели кому нужно и кому не нужно платить, денегъ не хватитъ. У меня тоже золотыхъ розсыпей въ карманѣ нѣтъ...
III.
Въ глуши.
Провинціальный дѣятель. Провинціальная пресса.
Дѣятель.— Кто пріѣхалъ? (Пресса молчитъ. Грозно). Кто пріѣхалъ? Аль забыла? Пресса. — Будетъ форсить-то. Иди.
Дѣятель (еще грознѣе). — Кто пріѣхалъ? Пресса. — Ну, дѣятель пріѣхалъ, думецъ. Дѣятель (упирается). — То-то. Дѣятель, а какъ звать дѣятеля-то? Говори правильно. Пресса. — Да, ну, тебя—Китъ.
Дѣятель. — То-то. Невѣжа — по отчеству говори.
Пресса. — Китычъ. Ну.
Дѣятель (все въ дверяхъ). — То-то. Нѣтъ, ты скажи—фамилія какъ?
Пресса. — Разуваевъ. Эка надулся.
Дѣятель. — То-то. Нѣтъ, ты скажи—какой ногой Разуваевъ въ редакцію ступаетъ? Пресса. — Ну, лѣвой.
Дѣятель. — Правильно. А чего хочетъ моя лѣвая нога?
Пресса.— Тьфу тебѣ, безобразникъ этакій. Дѣятель. — Почета. Смирно. Во фрунтъ!
IV.
Послѣ „Дворянскаго гнѣзда“.
П. И. Вейнбергъ (передѣлывателъ „Дворянскаго гнѣзда“ для сцены), режиссеръ, добрые и строгіе рецензенты, артисты Малаго театра, московская публика и т. д.
П. И. Вейнбергъ. — Виноватъ я, почтенная публика. Каяться хочу!
Режиссеръ (хватая его за плечо). — Петръ Исаичъ, опомнитесь. Миленькіе, у него умъ зашелся, увести его надо...
П. И. Вейнбергъ (отстраняя его плечомъ).— Оставьте. А ты, московскаи публика, слушай: первое дѣло я передъ И. С. Тургеневымъ виноватъ; взялся «Дворянское гнѣздо» на пьесу перевертывать, думалъ—справлюсь, а вмѣсто того такая перевертка вышла, что И. С. Тургеневъ въ гробу перевернулся.
Режиссеръ. — Охъ, напущено это на него. Попорченъ онъ, ей-ей, попорченъ.
П. И Вейнбергъ —Теперь, публика, къ тебѣ рѣчь моя. Окаянный я: «Дворянское гнѣздоизуродовалъ да и многимъ зрителямъ челюсти зѣвотою повихнулъ.
Строгій рецензентъ.—Берите его. Буренина изъ Петербурга пришлите, Кичеева, Васильева изъ Москвы и понятыхъ-рецензентовъ. Нужно актъ объ его драматическихъ преступленіяхъ составлять.
Добрый рецензентъ.—А ты, значитъ, тае, погоди. Объ ахтѣ, тае, не толкуй, значитъ. Тутъ, тае, хорошее дѣло идетъ, кается человѣкъ, значитъ, а ты, тае, ахту.
Строгій рецензентъ. —Васильева! Буренина!
Добрый рецензентъ.—Дай ему, тае, до конца покаяться, тогда, значитъ, свое и справляй.
П. И. Вейнбергъ.—Лизу я погубилъ, Лаврецкаго окарикатурилъ...
Г жа Лешковская (Лиза) и г. Южинъ (Лаврецкій).—Правда это, правда.
П. И. Вейнбергъ. — Калитину изувѣчилъ... Вяжите меня...
Г-жа Полянская (Калитина).—Вмѣстѣ увѣчили. Нашъ грѣхъ. И меня вяжите. П. И. Вейнбергъ.—Паншина тоже.
Г. Багровъ (Паншинъ).—И я... и я.
П. И. Вейнбергъ.—Всѣхъ. Моя надъ ними власть была, всѣхъ «обработалъ», все «Дворянское гнѣздо» въ раззоръ раззорилъ. За письменнымъ столомъ «Дворянское гнѣздораззорялъ... сидѣлъ на немъ двѣ недѣли, поэзію «Гнѣзда» душилъ, смыслъ закопалъ въ землю, прочія турецкія звѣрства дѣлалъ. Виноватъ, окаянный! Вяжите меня.
Строгій рецензентъ —Вяжите его, чтобы другимъ руками баловать неповадно было.
П. И. Вейнбергъ.—Критика родимая! И ты меня, окаяннаго, прости. Говорила ты мнѣ спервоначала, какъ я этой обработочной скверной занялся: «Петръ Исаичъ въ обработкѣ увязъ, всему роману пропасть» не послушалъ я твоего слова, а все по твоему вышло. Вяжите меня... (Рецензеты съ ожесточеніемъ набрасываются на П. И. Вейнберга и съ ожесточеніемъ обрабатываютъ его за обработку ).
(Занавѣсъ).
Проспосабливалъ А. Л—въ.