Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ - 7 р, 1/2 - года—4 р., съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 коп., съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почтоваго союза 12 р. Внѣ союза —по особому тарифу. Годовые подписчики, добавляющее одинъ рубль, получаютъ премію: „Ледяной домъ . Полугодовые не имѣютъ права на премію.
№№ У разносчиковъ по 20 коп.
Объявленія - 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза - уступка по соглашенію.
Адресъ Будильника :
Москва, Тверская, д. Спиридонова
Пріемные дни редакціи — понедѣльникь и четвергъ, отъ 3 до 5 час. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса —30 коп.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 коп.,
послѣ 1 іюля — 80 коп.1895 г., — 13 августа, N° 31.
Адресъ редакціи: Москва, Тверская, д. Спиридонова.
годъ хxxi.
ГОДЪ XXXI.
Объявленія для журнала Будильникъ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій. Л. и Э. Метцль и К°, въ Москвѣ, иа Мясницкой, д Спиридонова.
Къ этому foi прилагается добавочный полулистъ.
Слѣдующій фельетонъ будетъ посвященъ московскимъ мѣщанамъ.
Коль чисть тебѣ не дорога,
Коль духъ тебѣ наживы данъ,—
Знай, чтобъ судьбу взять за рога,
Брать надо встрѣчныхъ за карманъ.
О томъ и о семъ,
Земледѣлію посвящаются заботливые разговоры, статьи и думы.
Но землевладѣльцы не столько сидятъ на землѣ, сколько высиживаютъ и выжидаютъ.
Начиная отъ удобренія, хозяйство ведется искусственнымъ способомъ, который сводится къ искусственному сведенію концовъ. За что ни хватишься, всего не хватаетъ—знаній, орудій, даже рабочаго скота.
Якоремъ спасенія являются ссуды, и хорошо, если онѣ идутъ на дѣло, а часто, не имѣя знаній, ихъ пускаютъ на вѣтеръ.
*
Рѣшительно единственнымъ выгоднымъ занятіемъ является биржевая игра.
Конечно, если предусмотрительно записаться въ разрядъ выигрывающихъ.
Биржа—мѣсто, гдѣ раки зимуютъ, Эльдорадо для жаждущихъ быстраго обогащенія, фабрика милліонеровъ и нищихъ въ одно и тоже время.
Биржевая горячка не поддается ни холоднымъ компрессамъ, ни сухимъ отчетамъ и указаніямъ.
Температура, то бишь, бумаги подымаются и падаютъ съ сказочной быстротой.
Акціи взлетаютъ на такую высоту, что у публики голова кружится, и падаютъ такъ, что держателямъ уже никогда не подняться.
На пескѣ создаются громадныя состоянія и какъ песчинки расплываются мелкія трудовыя сбереженія.
Мало того, спросъ на акціи до того увеличился, что существующихъ бумагъ недостаточно. Стали возникать фантастическія «общества» просто для выпуска новыхъ бумагъ, а на эти бумаги, какъ на удочку, опять таки ловится публика.
Провинція тянется за столицами. Старыя кубышки, голенища и пр. опростываются, и летятъ заказы въ банки. Гг. провинціалы лучше клали-бы, по старому, деньги въ банку, чѣмъ въ банки. И не горѣли-бы со стыда за свою глупость, и не прогорали-бы до тла, какъ лѣтніе антрепренеры...
Петербургъ, видно, рѣшилъ оставить за флагомъ Москву по части скакового спорта.
Тамъ возгорѣлся послѣднее время небывалый азартъ, и коломяжскія трибуны, гдѣ пла
чутъ денежки публики, явились самымъ увеселительнымъ мѣстомъ.
Петербургскій ипподромъ, дѣйствительно, прославился, если не лошадьми, то жокеями, которые внесли тайны высшей цивилизаціи въ лошадиное дѣло.
То выигрышъ, дающійся въ руки, проскользнетъ мимо носа, и самые вѣрные фавориты оставляютъ въ дуракахъ поклонниковъ.
То у жокеевъ «покупали призъ», и, сговорившись «дать выигрышъ» такой-то лошади, они устраивали западню противникамъ.
Однимъ словомъ, лошади вели скачку, а жокеи стачку, и выигрышъ рѣшался не четвероногими, а двуногими ловкачами.
Продѣлки жокеевъ засвидѣтельствованы, какъ факты. Съ развитіемъ спорта идетъ развитіе мошенничества: таковъ законъ культуры.
Скверно только, что за все отвѣчаетъ публика...
*
Однимъ изъ столичныхъ развлеченій, между прочимъ, является конка.
Когда обывателю дѣлать нечего, онъ уплачиваетъ пятачокъ, и ему предоставляется отмѣнный массажъ и гимнастика въ видѣ подталкиванія вагона.
Особенно лѣтомъ даетъ себя знать эта достопримѣчательность, переполненная искателями конно-желѣзныхъ приключеній, какъ модный курортъ туристами.
Можно подумать, что конка измучена убытками. Однако, она каждый годъ подводитъ круглые барыши и аккуратно подводитъ публику.
Пассажиры ждутъ на разъѣздѣ, точно ту
Несчастный человѣкъ.
(Правдивая исторія).
Федоръ Степановичъ Гуськовъ, помѣщикъ изъ отставныхъ чиновниковъ, ѣхалъ на перекладныхъ въ свое имѣніе «Большіе Пустыри», но не такъ, какъ вообще ѣдутъ изъ столицы помѣщики, со скучившіеся по роднымъ пенатамъ, весело покрикивавшіе на ямщиковъ и на каждой станціи выпивающіе рюмку анисовой или тминной.
Напротивъ, помѣщикъ Гуськовъ имѣлъ видъ до того унылый, что на одной станціи, самъ себя увидавъ случайно въ зеркалѣ, воскликнулъ:
— Мать ты моя! Какой-же я сталъ гадкій! Ну, ну... А, впрочемъ, въ моемъ положеніи еще лучше, ежели физіономію на сторону вывернуло...
Положеніе помѣщика было, дѣйствительно, изъ очень некрасивыхъ. Началось это года за два, съ неурожая свеклы. До тѣхъ поръ
во всемъ уѣздѣ отъ свеклы наживались всѣ, а какъ только Гуськовъ употребилъ всю землю подъ засѣвъ свекловицею, сейчасъ-же на этотъ прибыльный и сладкій овощь напалъ какой-то скверный червякъ, и въ результатѣ получились огромные убытки. Потомъ, на слѣдующій годъ, градомъ выбило и роясь, и ячмень, и овесъ, и гречиху. А ужъ послѣ этого и посыпались незадачи, словно ихъ чортъ изъ мѣшка трясъ: сгорѣла мельница, свели тройку лошадей, пало много коровъ и т. п.
-— Федоръ Степановичъ, надо овецъ прикупить! говорилъ помѣщику управляющій.— Потомъ, слѣдуетъ новыя конюшни строить... Изъ хлѣва всегда красть будутъ лошадей... И еще надо денегъ на зерно... Потомъ, позвольте сто рублей на плуги и двѣсти на рогатый скотъ....
— Хорошо, хорошо! говорилъ въ отвѣтъ Гуськовъ и вынималъ деньги изъ бумажника.—Вотъ, извольте...
Однако, въ самомъ скоромъ времени, бумажникъ отощалъ.
— Федоръ Степановичъ, позвольте сто, полтораста рублей! слышалось съ разныхъ сторонъ.
А такъ какъ своихъ рублей уже не было: весь запасецъ чиновничьей службы улетѣлъ на различные плуги и молотилки, то пришлось обращаться къ благодѣтелямъ рода человѣческаго, имя которымъ—Пигулевскіе и К°.
Федоръ Степановичъ бралъ взаймы, платилъ проценты, бился какъ рыба объ ледъ, но, въ итогѣ, окончательно прогорѣлъ.
— Конецъ всему! рѣшилъ онъ, отправляясь въ Москву просить еще денегъ.—Знаю, что не дадутъ нигдѣ, но... ѣду на авось.... Будь что будетъ!
Долго розыскивалъ помѣщикъ такого кредитора, который выручилъ-бы его изъ бѣды, но вездѣ слышалъ:
— Никакъ нельзя! У васъ и такъ все заложено и перезаложено...
Федоръ Степановичъ зналъ еще худшую за собой штуку: его имѣніе должны были описать въ самомъ непродолжительномъ времени... Не получивъ ни рубля, Федоръ Степановичъ, полубольной отъ горя, ѣхалъ восвояси, чувствуя, что скоро будетъ превращенъ изъ собственника въ нищаго, и что ужь ему никогда опять не подняться на ноги.
— Есть-ли кромѣ меня несчастнѣе человѣкъ?! ахалъ помѣщикъ, съ тоскою поглядывая кругомъ.—Вотъ, я сейчасъ ѣду, а въ имѣніи, можетъ быть, сидитъ строка и пересчитываетъ мои вещи, картины, любимыя книги... Совѣтовали мнѣ сосѣди вывезти коечто къ нимъ и спрятать.... Ну, да пусть описываютъ! Пусть все берутъ!
Тутъ голосъ, помѣщика дрогнулъ, а по щекѣ медленно сбѣжала слеза... Онъ поникъ головой и опомнился только на перекресткѣ, и то потому, что дорогу загородила бричка, у которой что-то сломалось. Ямщикъ оглядывалъ ось и ковырялъ ее пальцами, а возлѣ ямщика вопилъ жалобнымъ голосомъ господинъ среднихъ лѣтъ, въ парусиновомъ балахонѣ и высокихъ, сапогахъ, Онъ всплескивалъ
Подписка: годъ - 7 р, 1/2 - года—4 р., съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 коп., съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почтоваго союза 12 р. Внѣ союза —по особому тарифу. Годовые подписчики, добавляющее одинъ рубль, получаютъ премію: „Ледяной домъ . Полугодовые не имѣютъ права на премію.
№№ У разносчиковъ по 20 коп.
Объявленія - 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза - уступка по соглашенію.
Адресъ Будильника :
Москва, Тверская, д. Спиридонова
Пріемные дни редакціи — понедѣльникь и четвергъ, отъ 3 до 5 час. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса —30 коп.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 коп.,
послѣ 1 іюля — 80 коп.1895 г., — 13 августа, N° 31.
Адресъ редакціи: Москва, Тверская, д. Спиридонова.
годъ хxxi.
ГОДЪ XXXI.
Объявленія для журнала Будильникъ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій. Л. и Э. Метцль и К°, въ Москвѣ, иа Мясницкой, д Спиридонова.
Къ этому foi прилагается добавочный полулистъ.
Слѣдующій фельетонъ будетъ посвященъ московскимъ мѣщанамъ.
Коль чисть тебѣ не дорога,
Коль духъ тебѣ наживы данъ,—
Знай, чтобъ судьбу взять за рога,
Брать надо встрѣчныхъ за карманъ.
О томъ и о семъ,
Земледѣлію посвящаются заботливые разговоры, статьи и думы.
Но землевладѣльцы не столько сидятъ на землѣ, сколько высиживаютъ и выжидаютъ.
Начиная отъ удобренія, хозяйство ведется искусственнымъ способомъ, который сводится къ искусственному сведенію концовъ. За что ни хватишься, всего не хватаетъ—знаній, орудій, даже рабочаго скота.
Якоремъ спасенія являются ссуды, и хорошо, если онѣ идутъ на дѣло, а часто, не имѣя знаній, ихъ пускаютъ на вѣтеръ.
*
Рѣшительно единственнымъ выгоднымъ занятіемъ является биржевая игра.
Конечно, если предусмотрительно записаться въ разрядъ выигрывающихъ.
Биржа—мѣсто, гдѣ раки зимуютъ, Эльдорадо для жаждущихъ быстраго обогащенія, фабрика милліонеровъ и нищихъ въ одно и тоже время.
Биржевая горячка не поддается ни холоднымъ компрессамъ, ни сухимъ отчетамъ и указаніямъ.
Температура, то бишь, бумаги подымаются и падаютъ съ сказочной быстротой.
Акціи взлетаютъ на такую высоту, что у публики голова кружится, и падаютъ такъ, что держателямъ уже никогда не подняться.
На пескѣ создаются громадныя состоянія и какъ песчинки расплываются мелкія трудовыя сбереженія.
Мало того, спросъ на акціи до того увеличился, что существующихъ бумагъ недостаточно. Стали возникать фантастическія «общества» просто для выпуска новыхъ бумагъ, а на эти бумаги, какъ на удочку, опять таки ловится публика.
Провинція тянется за столицами. Старыя кубышки, голенища и пр. опростываются, и летятъ заказы въ банки. Гг. провинціалы лучше клали-бы, по старому, деньги въ банку, чѣмъ въ банки. И не горѣли-бы со стыда за свою глупость, и не прогорали-бы до тла, какъ лѣтніе антрепренеры...
Петербургъ, видно, рѣшилъ оставить за флагомъ Москву по части скакового спорта.
Тамъ возгорѣлся послѣднее время небывалый азартъ, и коломяжскія трибуны, гдѣ пла
чутъ денежки публики, явились самымъ увеселительнымъ мѣстомъ.
Петербургскій ипподромъ, дѣйствительно, прославился, если не лошадьми, то жокеями, которые внесли тайны высшей цивилизаціи въ лошадиное дѣло.
То выигрышъ, дающійся въ руки, проскользнетъ мимо носа, и самые вѣрные фавориты оставляютъ въ дуракахъ поклонниковъ.
То у жокеевъ «покупали призъ», и, сговорившись «дать выигрышъ» такой-то лошади, они устраивали западню противникамъ.
Однимъ словомъ, лошади вели скачку, а жокеи стачку, и выигрышъ рѣшался не четвероногими, а двуногими ловкачами.
Продѣлки жокеевъ засвидѣтельствованы, какъ факты. Съ развитіемъ спорта идетъ развитіе мошенничества: таковъ законъ культуры.
Скверно только, что за все отвѣчаетъ публика...
*
Однимъ изъ столичныхъ развлеченій, между прочимъ, является конка.
Когда обывателю дѣлать нечего, онъ уплачиваетъ пятачокъ, и ему предоставляется отмѣнный массажъ и гимнастика въ видѣ подталкиванія вагона.
Особенно лѣтомъ даетъ себя знать эта достопримѣчательность, переполненная искателями конно-желѣзныхъ приключеній, какъ модный курортъ туристами.
Можно подумать, что конка измучена убытками. Однако, она каждый годъ подводитъ круглые барыши и аккуратно подводитъ публику.
Пассажиры ждутъ на разъѣздѣ, точно ту
Несчастный человѣкъ.
(Правдивая исторія).
Федоръ Степановичъ Гуськовъ, помѣщикъ изъ отставныхъ чиновниковъ, ѣхалъ на перекладныхъ въ свое имѣніе «Большіе Пустыри», но не такъ, какъ вообще ѣдутъ изъ столицы помѣщики, со скучившіеся по роднымъ пенатамъ, весело покрикивавшіе на ямщиковъ и на каждой станціи выпивающіе рюмку анисовой или тминной.
Напротивъ, помѣщикъ Гуськовъ имѣлъ видъ до того унылый, что на одной станціи, самъ себя увидавъ случайно въ зеркалѣ, воскликнулъ:
— Мать ты моя! Какой-же я сталъ гадкій! Ну, ну... А, впрочемъ, въ моемъ положеніи еще лучше, ежели физіономію на сторону вывернуло...
Положеніе помѣщика было, дѣйствительно, изъ очень некрасивыхъ. Началось это года за два, съ неурожая свеклы. До тѣхъ поръ
во всемъ уѣздѣ отъ свеклы наживались всѣ, а какъ только Гуськовъ употребилъ всю землю подъ засѣвъ свекловицею, сейчасъ-же на этотъ прибыльный и сладкій овощь напалъ какой-то скверный червякъ, и въ результатѣ получились огромные убытки. Потомъ, на слѣдующій годъ, градомъ выбило и роясь, и ячмень, и овесъ, и гречиху. А ужъ послѣ этого и посыпались незадачи, словно ихъ чортъ изъ мѣшка трясъ: сгорѣла мельница, свели тройку лошадей, пало много коровъ и т. п.
-— Федоръ Степановичъ, надо овецъ прикупить! говорилъ помѣщику управляющій.— Потомъ, слѣдуетъ новыя конюшни строить... Изъ хлѣва всегда красть будутъ лошадей... И еще надо денегъ на зерно... Потомъ, позвольте сто рублей на плуги и двѣсти на рогатый скотъ....
— Хорошо, хорошо! говорилъ въ отвѣтъ Гуськовъ и вынималъ деньги изъ бумажника.—Вотъ, извольте...
Однако, въ самомъ скоромъ времени, бумажникъ отощалъ.
— Федоръ Степановичъ, позвольте сто, полтораста рублей! слышалось съ разныхъ сторонъ.
А такъ какъ своихъ рублей уже не было: весь запасецъ чиновничьей службы улетѣлъ на различные плуги и молотилки, то пришлось обращаться къ благодѣтелямъ рода человѣческаго, имя которымъ—Пигулевскіе и К°.
Федоръ Степановичъ бралъ взаймы, платилъ проценты, бился какъ рыба объ ледъ, но, въ итогѣ, окончательно прогорѣлъ.
— Конецъ всему! рѣшилъ онъ, отправляясь въ Москву просить еще денегъ.—Знаю, что не дадутъ нигдѣ, но... ѣду на авось.... Будь что будетъ!
Долго розыскивалъ помѣщикъ такого кредитора, который выручилъ-бы его изъ бѣды, но вездѣ слышалъ:
— Никакъ нельзя! У васъ и такъ все заложено и перезаложено...
Федоръ Степановичъ зналъ еще худшую за собой штуку: его имѣніе должны были описать въ самомъ непродолжительномъ времени... Не получивъ ни рубля, Федоръ Степановичъ, полубольной отъ горя, ѣхалъ восвояси, чувствуя, что скоро будетъ превращенъ изъ собственника въ нищаго, и что ужь ему никогда опять не подняться на ноги.
— Есть-ли кромѣ меня несчастнѣе человѣкъ?! ахалъ помѣщикъ, съ тоскою поглядывая кругомъ.—Вотъ, я сейчасъ ѣду, а въ имѣніи, можетъ быть, сидитъ строка и пересчитываетъ мои вещи, картины, любимыя книги... Совѣтовали мнѣ сосѣди вывезти коечто къ нимъ и спрятать.... Ну, да пусть описываютъ! Пусть все берутъ!
Тутъ голосъ, помѣщика дрогнулъ, а по щекѣ медленно сбѣжала слеза... Онъ поникъ головой и опомнился только на перекресткѣ, и то потому, что дорогу загородила бричка, у которой что-то сломалось. Ямщикъ оглядывалъ ось и ковырялъ ее пальцами, а возлѣ ямщика вопилъ жалобнымъ голосомъ господинъ среднихъ лѣтъ, въ парусиновомъ балахонѣ и высокихъ, сапогахъ, Онъ всплескивалъ