носилась возлѣ друзей, какъ вихорь, и распугивала гнѣздившихся въ перелѣскѣ сорокъ.
— Глупая собака, Иванъ Петровичъ! сказалъ Петръ Ивановичъ, вздыхая.
— Дѣйствительно глупая! вздохнулъ Иванъ Петровичъ.—Поди съ ней за дичью: она и дичь-то всю распугаетъ не хуже сорокъ. — Морской надувало намъ ее продалъ!
Большой руки плутъ!
— Смотри, смотри, какъ птицъ пугаетъ!
— Намъ, впрочемъ, все равно Петръ Ивановичъ: у насъ и ружья не заряжены. Чортъ съ ней.
— Это такъ. Смотри—совсѣмъ унеслась. Ну, собака!
Діанка исчезла за кустами; вдругъ изъ за кустовъ послышался собачій визгъ и человѣческій крикъ. Друзья поспѣшили на мѣсто „происшествія . Лохматый мужиченка держалъ Діанку за ошейникъ, почесывалъ ногу и спрашивалъ:
— Это ваша собака меня сейчасъ за ногу типнула, почтенные господа?
Иванъ Петровичъ посмотрѣлъ на Петра Ивановича; Петръ Ивановичъ посмотрѣлъ на Ивана Петровича.
— Вовсе не наша! сказали друзья въ одинъ голосъ — Чья жъ ЭФТО?
— А чортъ ее знаетъ чья. Мало-ль собакъ на свѣтѣ бѣгаетъ! Мужиченка съ сомнѣніемъ посмотрѣлъ на охотниковъ. — Ой, шутите, господа! сказалъ онъ.
— Чего намъ шутить? Мы безъ собаки ходимъ. А это иль изъ усадьбы забѣглая или другой какой нибудь охотникъ охотится тутъ. Мы, братецъ, вонъ недавно въ томъ лѣску выстрѣлъ слышали.
Мужиченка почесалъ ногу, почесалъ затылокъ. — Такъ не ваша собака, значитъ? спросилъ онъ еще разъ, — Избави Богъ.
— Эфтакое дѣло. А я съ васъ разсчитывалъ, хорошіе господа, полтину на выпивку стребовать, потому не дозволено собакъ водить, которыя ноги кусаютъ. Законовъ ЭФтакихъ нѣтъ. Всякая псина кусать ноги начнетъ, ногъ не напасешься Дѣла. Ну, инъ ладно. Я ЭФту собаку въ городъ сведу, тамъ, ежели на охотника напасть, онъ мнѣ за нее рубль-цѣлковый отсыплетъ. Рубль-цѣлковый не поднимешь на полу, нѣтъ...
Мужиченка привязалъ къ ошейнику Діанки веревочку, поднялся съ земли и зашагалъ въ сторону, сказавъ: прощенья просимъ!
Друзья остались въ перелѣскѣ съ разинутыми ртами и выпученными глазами. Діанка была потеряна для нихъ навсегда!
Дальнѣйшія приключенія.
— Тю-тю, Иванъ Петровичъ, Діанка-то! — Дѣйствительно, тю-тю.
— А впрочемъ, чортъ съ ней. Глупая собака и ничего больше. — Дѣйствительно, чортъ съ ней. Останься она съ нами, еще хуже бы, пожалуй, надѣлала бѣдъ. Мужиченку за ногу типнула, а могла бы кому нибудь, чего добраго, носъ откусить.
— Вѣрно.
— Нажили бы съ ней бѣды. — Еще какъ нажили-бы! -— Засудили бы насъ!
— Засудили бы и приговорили бы къ штрафу. Изволь-ка за поганую собаку платить штрафъ. Большое удовольствіе!
Друзья плюнули и бодро зашагали впередъ.
— Хорошій мы сегодня моціонъ сдѣлаемъ, благодаря охотѣ! сказалъ Петръ Ивановичъ.
— Еще бы! подтвердилъ Иванъ Петровичъ.—Прелесть. Я говорилъ тебѣ: славная вещь охота... съ охотой не шути...
— Предчувствую, что со временемъ изъ меня первоклассный охотникъ выработается.
— Я то же. У меня, братъ, есть вѣрность въ глазѣ и твердость въ рукѣ. Я, братъ, не стану пуделять, какъ иные прочіе. Я безъ промаха стану бить.
— Я тоже. Какъ пальну, отъ птицы только пухъ посыплется. — Я братъ...
— Дозвольте, господа, ваши ружьица отобрать!
Друзья попятились. Передъ ними, какъ изъ подъ земли, выросли два дюжихъ мужика.
— Кто вы? спросили охотники.—Грабители?
— Зачѣмъ грабители? ухмыльнулись мужики.—Мы здѣшніе лѣсники. Охота въ эфтихъ мѣстахъ запрещена; объявленіе есть.
— Да мы и не охотимся. Мы и стрѣлять не умѣемъ.
— Разсказывайте! Сами говорили сейчасъ: „какъ пальну, отъ птицы пухъ посыплется только . Знаемъ мы, какъ вы не умѣете стрѣлять!
— У насъ, братцы, и ружья не заряжены.
— Долго-ль ружье разрядить! Стрѣльнули по какой ни на есть птахѣ, вотъ и разряжено ружье.
— Право-жъ, мы не ради охоты ходимъ. Мы ради прогулки ходимъ, моціону ради.
Мужики переглянулись.
— Дозвольте ружьица! сказали они сурово.—Прогуливаться, господа почтенные, можете и безъ нихъ: еще слободнѣе будетъ. А съ прогулки въ господскую контору, въ имѣнье господина Бахметьева завернете, тамъ и ружья получите штрафъ заплативши. Мы народъ подначальный .. Потому порядокъ такой.
Охотники покорно сняли съ плечъ незаряженныя ружья. Мужики повѣсили ихъ за спины и тронулись въ путь.
Конецъ вѣнчаетъ дѣло. — Что жъ теперь дѣлать?
— Будемъ закусывать съ горя, больше не подѣлаешь ничего. Охотники сѣли на траву, разложили закуску, разставили выпивку (и тѣмъ и другимъ были набиты ихъ ягдташи) и начали закусывать и выпивать Изъ лѣсу вышелъ новый лѣсникъ, не похожій на прежнихъ: онъ былъ съ собственнымъ ружьемъ за плечами, у ногъ его вертѣлась маленькая дворняшка. Лѣсникъ остановился возлѣ охотниковъ, снялъ картузикъ и сказалъ:
— Желаю здравствовать. Но сапогамъ и ягдташамъ, ваша милость, вы какъ будто охотники будете, а гдѣ же ваши ружья, дозвольте спросить?
— Тю тю, братъ, ружья. Отобрали. — Кто отобралъ?
— Бахметьевскаго барина лѣсники.
— Хм... Никакихъ у насъ лѣсниковъ, окромя меня нѣту, ваша милость. Я единый лѣсникъ.
— Кто же это былъ?! привскочили охотники отъ изумленья. — Мазурики какіе нибудь; не иначе мазурики. Много нынче мазуриковъ на бѣломъ свѣтѣ развелось.
— Фу, пропасть. Неужели ты не шутишь, лѣсникъ?
— Помилуйте, какія шутки! Неосторожно поступили, ваша милость маху дали; не слѣдовало ружей отдавать. Одначе, прощенья просимъ: лѣсъ нужно обойти. Великъ лѣсъ: скоро-ль этакую махину ногами обмѣряешь...
Лѣсникъ потрогалъ картузикъ и отправился дальше. Охотники свирѣпо поглядѣли другъ на друга. — Ловко! сказалъ одинъ.
— На что лучше! подтвердилъ другой.
— Это ты во всемъ виноватъ, Петръ Ивановичъ! Ты принесъ проклятую газету!
— Ну, что - жъ? А ты первый далъ морскому надувалѣ 50 рублей!
— Если-бъ ты не взманилъ, я бы не далъ
— А если бы ты не далъ, у насъ не было бы ни Проклятой собаки, ни окаянныхъ ружей!
— Не было бы? Да, у насъ ихъ и теперь нѣтъ!! — Этакая гадость!
— Мерзость полнѣйшая!
Закусивъ безъ всякаго аппетита, охотники, безъ ружей, безъ собаки, уныло побрели домой. Дорогой ударилъ дождь и вымочилъ ихъ до нитки. Для полноты несчастія только дождя и не доставало.
А. Л.