ГОДЪ XXI.
ТОМЪ XLI.
Подписная цѣна: безъ доставки, на годъ 8 р., на ½ года 4 р., съ доставкою 9 р. и 4 р. 50 к.; съ пересылкой — 10 р. и 5 р. Годов. подписчикамъ премія: „Ревизоръ Гоголяˮ, въ лицахъ, полный текстъ, съ 10-ю фототипіями съ натуры. Перемѣна городскаго адреса — 30 к., городскаго на иногор. до 1 іюля 1 р. 20 к., послѣ 1 іюля 70 к. Цѣна отдѣльному № 20 к.
Адресъ редакціи и конторы: Москва, Тверская, д. Малкіеля.
Редакція открыта по понедѣльникамъ и четвергамъ съ 3 до 5 часовъ. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Каждая статья должна быть съ подписью и адресомъ автора. Возвращеніе статей не обязательно.
Плата за объявленія — 25 к. строка петита; болѣе одного раза — уступка по соглашенію.
1885 — № 2.
ПОДПИСКА НА „БУДИЛЬНИКЪˮ 1885 года ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
УСЛОВІЯ СМ. ВЪ ЗАГОЛОВКѢ НУМЕРА.
Подписавшіеся до 1-го февраля получатъ премію въ мартѣ мѣсяцѣ; прочимъ подписчикамъ она будетъ выдана позже.
Среди милыхъ москвичей.
Старое старится, молодое растетъ, — это обычный законъ природы, въ большинствѣ случаевъ пріятный всему молодому и всегда непріятный всему старому.
Герой нашей передовой странички тоже состарѣлся и наконецъ счелъ нужнымъ покинуть общественную дѣятельность, т. е. дать мѣсто молодымъ.
Не знаемъ, совершилъ ли Александръ Алексѣичъ Ильинъ „въ предѣлѣ земномъ все земноеˮ, но знаемъ, что онъ много лѣтъ „говорилъˮ въ московской думѣ, а потомъ много лѣтъ „дѣлалъˮ разныя дѣла и дѣлишки въ городскомъ кредитномъ обществѣ. Въ думѣ онъ отличался презрѣніемъ ко всякимъ новшествамъ и особенно сильно возставалъ противъ налога на «собственные» экипажи. Его негодованіе по поводу этого коварнаго проекта излилось даже въ «особомъ мнѣніи», которое аккуратно было подшито секретаремъ къ журналу засѣданій и сложено въ архивъ, на поученіе, если не благодарному потомству, то благодарнымъ крысамъ... Думскія рѣчи г. Ильина приводили въ отчаяніе репортеровъ. Прихотливые, неуклюжіе періоды суматошливо были перебиты всевозможными «ужь», «теперича», «ежели» и „тогда ужь я не знаю какъˮ... Любовью къ частицѣ «ужь» маленькій ораторъ напоминалъ Анфису Островскаго, такъ любившую говорить: «ну, ужь!.. гдѣ ужь»...
Въ кредиткѣ г. Ильинъ говорилъ меньше, но работалъ больше. Главнымъ его занятіемъ было осаживать буйную оппозицію и забрасывать ее картечью своихъ «ужей» и «теперича». Въ благодарность за осаживаніе протестантовъ и за нелѣностную подпись на всѣхъ трагическихъ и комическихъ бумагахъ кредитки, почтенный дѣятель получалъ надлежащую благостыню. Г. Ильинъ несомнѣнно былъ если не цѣлымъ столпомъ, то однимъ изъ столпиковъ кредитнаго общества.
И служилъ онъ такимъ манеромъ долго, и выслужилъ, сколько можно было, а теперь его другимъ замѣнили.
Что дѣлать: старое старится...
Что ни время, то и птицы, что ни птицы, то и пѣсни. Не лишнимъ казалось бы завести новую пѣсню для новаго года и благополучнымъ москвичамъ, но они, упорно соревнуя съ туляками, усердно тянутъ неблагодарную мелодію, которую, по увѣренію пословицы, тулякъ злокозненно отнялъ у волка. „Голову! Голову! Голову! ˮ — взываютъ бѣдные москвичи и совершенно напрасно... Ну, право напрасно: во первыхъ, въ безголовьи кроется уже та выгода, что, разъ нѣтъ головы, Москва не имѣетъ возможности страдать разжиженіемъ мозга, чесать въ затылкѣ, допускать утирать себѣ носъ, втирать очки и т. д. Во вторыхъ — при настоящемъ своемъ безголовомъ положеніи Москва съ большимъ уваженіемъ и даже нѣкоторомъ стюперомъ относится ко
РЕВИЗІЯ.
(Изъ недавняго прошлаго Поволжья. )
Стояло пасмурное и дождливое утро сентября. Небо плакало крупнымъ дождемъ, потому что
городку нашему грозило крупное несчастіе...
Самую большую лужу дождь наплакалъ передъ окнами дома, гдѣ помѣщалось одно учрежденіе, — впрочемъ, не все ли равно, какого вѣдомства?..
Противъ учрежденія стояла большая краснаго цвѣта „Главная Гостинницаˮ, гдѣ и проживало теперь городское „несчастіеˮ, въ лицѣ пріѣхавшаго изъ Петербурга ревизора.
Въ учрежденіи — суматоха. Служители, по приказанію „набольшагоˮ, раздѣлены на двѣ когорты, — внутреннюю и внѣшнюю. Одна уничтожаетъ болото передъ домомъ, другая водворяетъ небывалую чистоту внутри. Отъ очистительной возни стекла дрожали не меньше, чѣмъ сердца.
— Ѣдетъ! послышалось наконецъ съ улицы.
Ревизоръ перебирался на извощикѣ черезъ лужи. Набольшій спустился къ самому выходу, чтобы встрѣтить петербургскаго Юпитера. Вотъ, они появляются въ присутствіи. Юпитеръ любезно раскланивается и держитъ рѣчь:
— Я присланъ, господа, провѣрить ваши отчеты!.. Есть неправильности... Есть, напримѣръ, особая статья сбора со всѣхъ служащихъ, но статья эта ни разу не вносилась въ приходъ... Это «намъизвѣстно...
— Извѣстно?! въ ужасѣ лепечутъ члены учрежденія. — Да-съ. Теперь благоволите заняться текущими дѣлами, а мнѣ прикажите подать приходо-расходныя книги!
И онъ прошелъ дальше.
„Господаˮ смирно усѣлись, поминая царя Давида и всю кротость его.
— Что же теперь-то? а?... послышалось шептанье упавшихъ голосовъ.
— Подчистить бы...
— Или сжечь! Пожаръ, молъ, былъ!...
— Эхъ, хватились!.. Поздно, братцы!..
— А ежели сказать ему, что не при насъ, молъ, это было?
— Не при насъ, а подписи наши? Спиритизмъ виноватъ, что-ли? — Дда-съ...
И на этомъ уныломъ, отчаянномъ „да-съˮ оборвалась бесѣда.
А Юпитеръ сидѣлъ за книгами въ отдѣленіи у набольшаго, который былъ теперь такимъ маленькимъ-маленькимъ...
Въ три часа ревизія прекратилась. Юпитеръ от
правился обѣдать. Набольшій чуть не подалъ ему калоши, но удержался во время.
— Ну, что? строгій, а? бросились потомъ всѣ къ набольшему.
— Судя по началу... заговорилъ онъ, — но сразу оборвалъ. Увидимъ завтра, а теперь пойдемте лучше по домамъ, обѣдать!
На слѣдующій день засѣданіе открылось гораздо раньше обыкновеннаго и работа шла самая усердная; особенно старался архиваріусъ, таскавшій куда-то вдаль старыя дѣла.
Юпитеръ снова пожаловалъ и снова засѣлъ въ отдѣленіи набольшаго. Долго возился онъ тамъ съ отчетами, а въ три часа опять произошло торжественное удаленіе.
Наконецъ, черезъ двѣ недѣли, Юпитеръ объявилъ объ окончаніи ревизіи. Въ отвѣтъ набольшій робко заговорилъ:
— Ваше-ство! Намъ было бы пріятно узнать о результатахъ!..
— Дда?.. хмуро переспросилъ ревизоръ. Успѣете еще!..
Онъ кивнулъ и пошелъ вонъ; набольшій сѣменилъ за нимъ. У самыхъ дверей ревизоръ сквозь зубы промямлилъ:
— Вамъ... неудобно здѣсь оставаться... вы будете переведены въ Т., а другіе... имъ тоже будетъ... соотвѣтственное внушеніе... Прощайте-съ!..
ТОМЪ XLI.
Подписная цѣна: безъ доставки, на годъ 8 р., на ½ года 4 р., съ доставкою 9 р. и 4 р. 50 к.; съ пересылкой — 10 р. и 5 р. Годов. подписчикамъ премія: „Ревизоръ Гоголяˮ, въ лицахъ, полный текстъ, съ 10-ю фототипіями съ натуры. Перемѣна городскаго адреса — 30 к., городскаго на иногор. до 1 іюля 1 р. 20 к., послѣ 1 іюля 70 к. Цѣна отдѣльному № 20 к.
Адресъ редакціи и конторы: Москва, Тверская, д. Малкіеля.
Редакція открыта по понедѣльникамъ и четвергамъ съ 3 до 5 часовъ. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Каждая статья должна быть съ подписью и адресомъ автора. Возвращеніе статей не обязательно.
Плата за объявленія — 25 к. строка петита; болѣе одного раза — уступка по соглашенію.
1885 — № 2.
ПОДПИСКА НА „БУДИЛЬНИКЪˮ 1885 года ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
УСЛОВІЯ СМ. ВЪ ЗАГОЛОВКѢ НУМЕРА.
Подписавшіеся до 1-го февраля получатъ премію въ мартѣ мѣсяцѣ; прочимъ подписчикамъ она будетъ выдана позже.
Среди милыхъ москвичей.
Старое старится, молодое растетъ, — это обычный законъ природы, въ большинствѣ случаевъ пріятный всему молодому и всегда непріятный всему старому.
Герой нашей передовой странички тоже состарѣлся и наконецъ счелъ нужнымъ покинуть общественную дѣятельность, т. е. дать мѣсто молодымъ.
Не знаемъ, совершилъ ли Александръ Алексѣичъ Ильинъ „въ предѣлѣ земномъ все земноеˮ, но знаемъ, что онъ много лѣтъ „говорилъˮ въ московской думѣ, а потомъ много лѣтъ „дѣлалъˮ разныя дѣла и дѣлишки въ городскомъ кредитномъ обществѣ. Въ думѣ онъ отличался презрѣніемъ ко всякимъ новшествамъ и особенно сильно возставалъ противъ налога на «собственные» экипажи. Его негодованіе по поводу этого коварнаго проекта излилось даже въ «особомъ мнѣніи», которое аккуратно было подшито секретаремъ къ журналу засѣданій и сложено въ архивъ, на поученіе, если не благодарному потомству, то благодарнымъ крысамъ... Думскія рѣчи г. Ильина приводили въ отчаяніе репортеровъ. Прихотливые, неуклюжіе періоды суматошливо были перебиты всевозможными «ужь», «теперича», «ежели» и „тогда ужь я не знаю какъˮ... Любовью къ частицѣ «ужь» маленькій ораторъ напоминалъ Анфису Островскаго, такъ любившую говорить: «ну, ужь!.. гдѣ ужь»...
Въ кредиткѣ г. Ильинъ говорилъ меньше, но работалъ больше. Главнымъ его занятіемъ было осаживать буйную оппозицію и забрасывать ее картечью своихъ «ужей» и «теперича». Въ благодарность за осаживаніе протестантовъ и за нелѣностную подпись на всѣхъ трагическихъ и комическихъ бумагахъ кредитки, почтенный дѣятель получалъ надлежащую благостыню. Г. Ильинъ несомнѣнно былъ если не цѣлымъ столпомъ, то однимъ изъ столпиковъ кредитнаго общества.
И служилъ онъ такимъ манеромъ долго, и выслужилъ, сколько можно было, а теперь его другимъ замѣнили.
Что дѣлать: старое старится...
Что ни время, то и птицы, что ни птицы, то и пѣсни. Не лишнимъ казалось бы завести новую пѣсню для новаго года и благополучнымъ москвичамъ, но они, упорно соревнуя съ туляками, усердно тянутъ неблагодарную мелодію, которую, по увѣренію пословицы, тулякъ злокозненно отнялъ у волка. „Голову! Голову! Голову! ˮ — взываютъ бѣдные москвичи и совершенно напрасно... Ну, право напрасно: во первыхъ, въ безголовьи кроется уже та выгода, что, разъ нѣтъ головы, Москва не имѣетъ возможности страдать разжиженіемъ мозга, чесать въ затылкѣ, допускать утирать себѣ носъ, втирать очки и т. д. Во вторыхъ — при настоящемъ своемъ безголовомъ положеніи Москва съ большимъ уваженіемъ и даже нѣкоторомъ стюперомъ относится ко
РЕВИЗІЯ.
(Изъ недавняго прошлаго Поволжья. )
Стояло пасмурное и дождливое утро сентября. Небо плакало крупнымъ дождемъ, потому что
городку нашему грозило крупное несчастіе...
Самую большую лужу дождь наплакалъ передъ окнами дома, гдѣ помѣщалось одно учрежденіе, — впрочемъ, не все ли равно, какого вѣдомства?..
Противъ учрежденія стояла большая краснаго цвѣта „Главная Гостинницаˮ, гдѣ и проживало теперь городское „несчастіеˮ, въ лицѣ пріѣхавшаго изъ Петербурга ревизора.
Въ учрежденіи — суматоха. Служители, по приказанію „набольшагоˮ, раздѣлены на двѣ когорты, — внутреннюю и внѣшнюю. Одна уничтожаетъ болото передъ домомъ, другая водворяетъ небывалую чистоту внутри. Отъ очистительной возни стекла дрожали не меньше, чѣмъ сердца.
— Ѣдетъ! послышалось наконецъ съ улицы.
Ревизоръ перебирался на извощикѣ черезъ лужи. Набольшій спустился къ самому выходу, чтобы встрѣтить петербургскаго Юпитера. Вотъ, они появляются въ присутствіи. Юпитеръ любезно раскланивается и держитъ рѣчь:
— Я присланъ, господа, провѣрить ваши отчеты!.. Есть неправильности... Есть, напримѣръ, особая статья сбора со всѣхъ служащихъ, но статья эта ни разу не вносилась въ приходъ... Это «намъизвѣстно...
— Извѣстно?! въ ужасѣ лепечутъ члены учрежденія. — Да-съ. Теперь благоволите заняться текущими дѣлами, а мнѣ прикажите подать приходо-расходныя книги!
И онъ прошелъ дальше.
„Господаˮ смирно усѣлись, поминая царя Давида и всю кротость его.
— Что же теперь-то? а?... послышалось шептанье упавшихъ голосовъ.
— Подчистить бы...
— Или сжечь! Пожаръ, молъ, былъ!...
— Эхъ, хватились!.. Поздно, братцы!..
— А ежели сказать ему, что не при насъ, молъ, это было?
— Не при насъ, а подписи наши? Спиритизмъ виноватъ, что-ли? — Дда-съ...
И на этомъ уныломъ, отчаянномъ „да-съˮ оборвалась бесѣда.
А Юпитеръ сидѣлъ за книгами въ отдѣленіи у набольшаго, который былъ теперь такимъ маленькимъ-маленькимъ...
Въ три часа ревизія прекратилась. Юпитеръ от
правился обѣдать. Набольшій чуть не подалъ ему калоши, но удержался во время.
— Ну, что? строгій, а? бросились потомъ всѣ къ набольшему.
— Судя по началу... заговорилъ онъ, — но сразу оборвалъ. Увидимъ завтра, а теперь пойдемте лучше по домамъ, обѣдать!
На слѣдующій день засѣданіе открылось гораздо раньше обыкновеннаго и работа шла самая усердная; особенно старался архиваріусъ, таскавшій куда-то вдаль старыя дѣла.
Юпитеръ снова пожаловалъ и снова засѣлъ въ отдѣленіи набольшаго. Долго возился онъ тамъ съ отчетами, а въ три часа опять произошло торжественное удаленіе.
Наконецъ, черезъ двѣ недѣли, Юпитеръ объявилъ объ окончаніи ревизіи. Въ отвѣтъ набольшій робко заговорилъ:
— Ваше-ство! Намъ было бы пріятно узнать о результатахъ!..
— Дда?.. хмуро переспросилъ ревизоръ. Успѣете еще!..
Онъ кивнулъ и пошелъ вонъ; набольшій сѣменилъ за нимъ. У самыхъ дверей ревизоръ сквозь зубы промямлилъ:
— Вамъ... неудобно здѣсь оставаться... вы будете переведены въ Т., а другіе... имъ тоже будетъ... соотвѣтственное внушеніе... Прощайте-съ!..