ваетъ разъ въ годъ и представляетъ собою умилительную картину. Сердце самаго закоренѣлаго каторжника тронется при видѣ такого количества присяжныхъ повѣренныхъ! Ихъ собирается такая масса, какой было бы достаточно для полнѣйшаго обѣленія 1000 человѣкъ, нарушившихъ сразу всѣ статьи всѣхъ существующихъ законовъ.
Никогда нигдѣ, понятно, столько не говорилось и не можетъ говориться, сколько въ собраніи присяжныхъ повѣренныхъ.
Гг. повѣренные говорили и такъ бойко, что содрогались окна; въ концѣ концовъ, адвокаты разошлись съ распухшими языками.
Много громкаго щелканья языковъ слышалось по вопросу о присяжныхъ повѣренныхъ съ «иностранными фамиліями».
Гг. присяжные повѣренные очень нападали на «иностранныя фамиліи» и ихъ носителей.
Странно, по меньшей мѣрѣ! Люди только и дѣлаютъ, что оправдываютъ все: кражу, грабежъ, убійство и т. д., и т. д., и т. д. А способны обвинять людей только за то, что они носятъ «иностранную фамилію»!
Драматическіе эпизоды разнообразились эпизодами водевильными.
Одинъ помощникъ присяжнаго повѣреннаго оказался не грамотнымъ и даже шапочно незнакомымъ съ россійской грамматикой. Онъ добивался званія присяжнаго повѣреннаго, но дать ему это званіе оказалось невозможнымъ, изъ опасенія, чтобъ онъ на визитной карточкѣ не написалъ: «Брѣзашны бафэрраной» !..
НАКАНУНѢ МАСЛЯНИЦЫ.
(Посв. саврасамъ).
„У Руси веселіе—пити!“
Твердили намъ предки не разъ...
— Не точно!.. „И пити, и бити , Вотъ это—веселье у насъ!..
—га.
ИЛЛЮСТРАЦІЯ КЪ ОТЧЕТУ СОВѢТА ПРИ­ СЯЖНЫХЪ ПОВѢРЕННЫХЪ.
(Нѣчто о волокитствѣ).
Присяжный повѣренный является къ барынькѣ
описывать имущество, мгновенно поражается ея красотой, падаетъ на колѣни и восклицаетъ:
— Сударыня! Позвольте описать вашу руку и сердце!
— Милостивый государь! Позвольте мнѣ «удалиться для совѣщанія» съ матушкой.
— Заявляю отводъ противъ вашей матушки, какъ лица, находящагося въ родственныхъ отношеніяхъ съ одной изъ сторонъ. — Но мое сердце занято...
— Подвергнуть его очищенію, выселить жильца, по предварительному исполненію.
— Позвольте хоть трехдневный срокъ для выселенія.
— Ни часу! Потрудитесь сейчасъ же объявить рѣшеніе въ окончательной формѣ.
— Извините, вы нарушаете всѣ статьи любовнаго судопроизводства. Я обжалую это въ совѣтъ присяжныхъ повѣренныхъ. Пусть кассируютъ...
— А я тѣмъ временемъ раскассирую ваше имущество!
Приступаетъ къ описи съ особымъ ожесточеніемъ.
Wlas. ИЗЪ ДНЕВНИКА ТИТУЛ. СОВ. УТОЧКИ.
Воскресенье. Сегодня съ икрою
Ѣлъ впервые въ году семъ блины.
Миръ и ладъ у насъ съ милой женою,— Мы другъ въ друга какъ встарь влюб
лены. Понедѣльникъ. Мы съ семгой двинскою Нынче ѣли блины. Полупьянъ
Подъ „Дѣвичее“ вмѣстѣ съ женою Я въ какой-то ходилъ балаганъ.
Вторникъ. Ѣли съ женою блины мы Со снѣтками,—и задали пиръ!
Послѣ съ шуриномъ, жаждой томимы, Допивать отпросились въ трактиръ.
Середа. Уже нынче сметана
Ко блинамъ намъ была подана... Мнѣ супруга сказала—„болвана Я отвѣтилъ... Ревѣла жена.
Четвертокъ. Ѣлъ сегодня съ блинами Только масло. Жену изругалъ,
Потасовка была между нами,—
Послѣ гдѣ-то всю ночь пропадалъ.
Тяжкій Пятница день. — Съ отвраще
ньемъ Ѣлъ блины я... Супруга больна...
Ѣздилъ тройкою... съ криками, съ пѣнь
емъ,— Пробудился въ части Вотъ-те на! День Субботній. О, Господи, мука!
Вновь съ женой, какъ Мамай, воевалъ... Ѣлъ блины я съ приправой изъ лука И капсюли съ касторкой глоталъ. Воскресенье. Свалило. Отъ жару
Я въ бреду... Мои дни сочтены... Ненавистно смотрю на опару
И кляну я съ приправой блины!
Предвосхитилъ Конекъ-Горбунокъ.
ЕДИНСТВЕННЫЙ НЕВРУЩІЙ КАЛЕНДАРЬ
НА 1890 ГОДЪ.
Съ предсказаніями, основанными на
опытѣ вѣковъ и кофейной гущѣ.
Составленъ по рецепту Авксентія Поприщина.
Мѣсяцъ Февруарій.
1 число.—Начало мѣсяца, ограниченнаго по размѣрамъ, имѣющаго знакомъ своимъ Рыбъ. Рожденные въ семъ мѣсяцѣ будутъ людьми ограниченными и гласными Думы.
4. —Всеобщее пріуготовленіе къ масляницѣ и взыграніе желудковъ. 5.
6. 7.
8. 9.
10.
Семидневное видѣніе на яву одного и того же фараонова сна, какъ одинъ купецъ толстый съѣлъ семьсотъ блиновъ тонкихъ.
11.—Прощенный день. Всѣ кланяются въ ноги и просятъ прощенія: банкиры у кліентовъ, прокуроры у подсудимыхъ. Окончаніе сезона и великій свистъ у антрепренеровъ въ карманѣ.
Въ среду Илья Ильичъ проснулся рано и вздохнулъ съ облегченіемъ: блиновъ еще не было. Онъ потихоньку одѣлся и, не говоря никому ни слова, выбрался, чтобъ ѣхать въ городъ.
Въ городѣ, въ рядахъ, было пасмурно и мрачно. Покупателей не было. Приказчики и хозяева сидѣли насупившись.
— Чтобъ этимъ блинамъ!—вздохнулъ кто-то. — Блинки горячи! — раздался пронзительный крикъ разносчика, и самъ онъ съ ящикомъ вошелъ въ лавку. Илья Ильичъ задрожалъ съ ногъ до головы. Изъ ящика другъ за другомъ полѣзли блины. Приказчики покорно раскрыли рты. Илья Ильичъ, пользуясь тѣмъ, что блины его не замѣчаютъ, на ципочкахъ вышелъ изъ лавки, мигнулъ двумъ-тремъ сосѣдямъ и отправился въ трактиръ.
— Запремся въ отдѣльную комнатку! — шепнулъ онъ.
Не успѣли, однако, они войти, какъ вдругъ появились блины на тарелкахъ у половыхъ.
— Врешь, не уйдешь!—заорали блины и налетѣли на Илью Ильича. Прыганье началось.
— Ваше степенство, миленькій, выпейте меня!.. Ваше степенство, выпейте меня лучше: я маленькая... Благодѣтель милостивый! — скакали кругомъ Ильи Ильича маленькія рюмочки. Илья Ильичъ, какъ человѣкъ добраго сердца, пилъ одну за другой, и каждый разъ, какъ онъ пилъ, блинъ проскальзывалъ, согнувшись въ три погибели, въ его ротъ.
Не помня себя, вырвался Илья Ильичъ изъ трактира. Когда онъ ѣхалъ домой, онъ видѣлъ, какъ изъ переулка поперекъ дороги пробѣжала цѣлая арава зеленыхъ чертей; у калитки его дома сидѣлъ на цѣпи змѣй зеленаго цвѣта, а съ
противоположнаго тротуара ему Уклонился совершенно-таки незнакомый бѣлый слонъ. Илья Ильичъ увидалъ въ окна, что въ домѣ безобраз ничаютъ блины, и ушелъ спать на сѣновалъ.
Два дня спалъ Илья Ильичъ, видѣлъ во снѣ, будто онъ дерется съ кумомъ, встрѣтившись на блинахъ у тещи, ругаетъ всю родню, рветъ векселя и мажетъ сметаной самаго нужнаго покупателя. Очнулся Илья Ильичъ въ субботу, у себя на постели, весь оклеенный пластырями, обложенный компрессами. Дома было тихо, какъ въ могилѣ. Илья Ильичъ заглянулъ въ одну комнату, въ другую: тамъ, какъ недвижимый трупъ, лежала жена, здѣсь дочь, сынъ, приказчикъ, кухарка, ея кумъ...
— Очнулся!., очнулся!—раздались крики въ кухнѣ, и оттуда правильными колоннами, словно на приступъ, двинулось цѣлое полчище блиновъ... Илья Ильичъ вышибъ раму и безъ шапки даже выскочилъ на дворъ.
Блины шипѣли, безобразничали, кричали, гнались за Ильей Ильичемъ по пятамъ, изъ окна каждаго дома выглядывали десятки блиновъ. Илья Ильичъ обезумѣлъ отъ ужаса:
— Блины полонили Москву! Надо спасаться за городъ!
— Въ Стрѣльну!!! — завопилъ онъ, увидавъ проѣзжавшую тройку.
Ильѣ Ильичу было страшно. Онъ взялъ въ кабинетъ хоръ цыганъ. Во и тутъ вдругъ нахлынули блины. Масляные, сіяющіе, торжествующіе соскакивали они со сковородокъ и шипѣли:
— Ѣшь меня! Ѣшь! Ѣшь!
— Пей меня! Пей! Пей!—кричали бутылки, сперва свѣтлая, какъ кристаллъ, потомъ строй
ная съ краснымъ виномъ, потомъ длинная узенькая съ бѣлымъ, потомъ какая-то неуклюжая, широкая, плоская, съ красной печатью.
— Пей!—крикнула вдругъ большая толстая бутылка, завернутая въ салфетку.
— Врешь! Не стану!—вошелъ въ азартъ Илья Ильичъ.
— Что?!—крикнула бутылка и хлопнула пробкой такъ, что Илья Ильичъ вздрогнулъ и обомлѣлъ: напротивъ изъ зеркала глядѣла на него страшная, опухшая, сине-багровая незнакомая личность.
— Караулъ!—завопилъ Илья Ильичъ и запустилъ бутылкой въ страшную личность. Незнакомецъ разлетѣлся на мелкіе стеклянные осколки.
Въ дверяхъ появился полицейскій.
— Спасите меня!—кинулся къ нему Илья Ильичъ и потерялъ сознаніе.
Очнулся онъ, сидя передъ какимъ-то, кругомъ исписаннымъ, листомъ бумаги.
— Подпишите этотъ протоколъ! — говорилъ чей-то голосъ.
Илья Ильичъ взялъ ручку. Съ пера капнула капля и вдругъ превратилась въ большой черный блинъ. Илья Ильичъ улыбнулся, ткнулъ въ кляксъ пальцемъ и старательно развелъ по бумагѣ: „Блинъ“.
Въ эту минуту онъ получилъ здоровый ударъ подъ бокъ. Илья Ильичъ открылъ глаза. Около стояла жена:
— Вставай, блины простынутъ. — А какой нонѣ день?
— Понедѣльникъ масляной. Ужли забылъ? Илья Ильичъ смотрѣлъ на нее съ ужасомъ.
Калика перехожій.