сіи—что была она чудо—какъ хороша въ молодые годы:
«Многіе и меня называли пригожею, но сестрица Тасенька куда была лучше», — говаривала со степеннымъ достоинствомъ матушка моя — всѣ отъ нея безъ ума были, и ежели бы не несчастіе ея, быть бы ей при дворѣ первой красавицей и сановной дамою. Но Богъ судилъ иначе»...
И подолгу, и часто допытывался я, какое несчастье пало на голову тетушки Таисіи, но никогда матушка моя не хотѣла мнѣ о немъ повѣдать, пока какъ-то само собою не раскрылась во всей полнотѣ своей передо мною трагическая тайна строгой матери Тамары.
Генералъ Кусовъ, отецъ матушки моей и тетушки Таисіи былъ въ тѣ времена однимъ изъ отличаемыхъ генераловъ. Было въ его лицѣ что-то татарское,—носъ съ горбинкою, глаза пронзительные, круглая небольшая голова въ серебрѣ съ чернью, а станъ плотный, русскій, съ лѣнцой въ движеніяхъ. Всѣ передъ нимъ трепетали, когда чувствовали вину за собою, но никто не могъ бы сказать, что былъ онъ несправедливъ. Дочерей своихъ любилъ генералъ страстно, и, овдовѣвъ, перенесъ на нихъ всѣ свои заботы, всю свою ласку. Сердце его было благородно и прямо, привычки незатѣйливы, умъ—ясенъ.
Матушка моя была старшею его дочерью. Нрава мягкаго и податливаго, всегда съ привѣтливой улыбкою (такою и я ее помню), она почиталась общею любимицей и совсѣмъ юною вышла замужъ за отца моего, тогда молодого гвардіи полковника.
Съ генераломъ осталась жить его меньшая дочь Таисія. Она совсѣмъ была другого складу. Статная и смуглая, съ глазами пронзительными, какъ у отца и такимъ же, какъ у него тонкимъ съ горбинкою носомъ—она и характеромъ на него походила. Густыя брови ея часто супились, ноздри трепетали, а губы рѣдко размыкались въ улыбкѣ. Благородство, рѣшительность и сильныя страсти владѣли ея душою. Мало общительная, иногда рѣзкая съ людьми ей непріятными, она умѣла любить всѣмъ сердцемъ. Часто пользуясь мягкостью матушки моей, она все же по своему привязана была къ ней и дѣлала ее своею повѣренной, горько плача и раскаяваясь, но никогда не открывая ей причины своихъ терзаній.
Чувство долга, сильно въ ней развитое, вело въ душѣ ея непрестанную борьбу съ горячностью сердца. И мы
увидимъ, какъ поперемѣнно то чувство долга, то несдержанность характера торжествовали побѣду, увлекая ее каждое въ свою сторону.
У генерала Кусова о ту пору, когда матушка моя была еще невѣстою, состоялъ въ адъютантахъ секундъ-майоръ Зиновьевъ — Алексѣй Степановичъ. Служебная карьера его весьма примѣчательна. Ему пришлось побывать по два раза въ каждомъ чинѣ, и въ то время, о которомъ говорю я, онъ былъ уже второй разъ майоромъ и снова ждалъ перевода въ гвардію и вторичнаго назначенія флигель-адъютантомъ. Онъ убилъ на дуэли товарища по полку князя X., за что по Высочайшему повелѣнію былъ разжалованъ въ солдаты.
Несмотря на то, обладалъ онъ веселымъ, незлобливымъ характеромъ и удивительно всѣмъ нравился.
Ростомъ онъ былъ невеликъ, но чудесно сложенъ. Въ самомъ голосѣ имѣлъ что-то привлекательное, и хотя въ наружности его ничего нельзя было найти женственнаго, но въ его рѣчахъ и движеніяхъ чувствовалась какая-то изысканная кокетливость. Ни передъ кѣмъ не унижаясь, онъ, однакоже, никому не показывалъ гордости и, вѣроятно, не любя печальныхъ лицъ, самъ старался всѣмъ улыбаться.
Старая французская пословица гласитъ, что противуположности всегда сходятся. Я не берусь судить, оправдала ли себя и на сей разъ гальская мудрость, соединивъ Таисію Федоровну съ Алексѣемъ Степановичемъ силою ихъ противуположности, но все же долженъ подтвердить, что въ очень короткій срокъ сердца ихъ забились въ унисонъ и одно и то Же слово слетѣло, какъ со строго сомкнутыхъ устъ Таисіи Федоровны, такъ и съ улыбающихся губъ Алексѣя Степановича.
Выждавъ время, проводивъ молодыхъ,—матушку мою съ мужемъ, влюбленные рѣшились открыться.
Майоръ надѣлъ парадный мундиръ и, какъ всегда, привлекательный, но взволнованный явился къ генералу просить руки его меньшой дочери.
— Это совсѣмъ серьезно?—спросилъ генералъ, сдвигая брови, но усмѣхаясь добродушно.
— Очень серьезно, ваше превосходительство,—съ живостью отвѣчалъ Алексѣй Степановичъ :—мы любимъ другъ друга.
— Весьма сочувствую.
— И прибѣгаемъ къ вашей милости. — Крайне польщенъ...
Ободряясь все больше, Зиновьевъ воскликнулъ:
— Смѣю надѣяться, ваше превосходительство, получить согласіе...
На что генералъ отвѣтилъ вопросомъ:
— Вы секундъ-майоръ, господинъ офицеръ?
— Такъ точно, ваше превосходительство
— И скоро думаете вернуть себѣ флигель-адъютанскіе эполеты?
— На то воля Государя, ваше превосходительство... Надѣсь заслужить примѣрной службою...
— Отмѣнно радъ доброй волѣ вашей, господинъ майоръ. Съ своей стороны радъ буду помочь вамъ въ этомъ, а посему потрудитесь приступить къ исполненію служебныхъ обязанностей вашихъ...
И поднявшись съ мѣста, одобрительно улыбаясь, генералъ прошелъ мимо озадаченнаго адъютанта въ канцелярію штаба.
Но не долго находился въ недоумѣніи Алексѣй Степановичъ. Жестокая истина вскорѣ ему открылась. Онъ понялъ, что генералъ согласія не дастъ. Во всякомъ случаѣ, онъ сумѣетъ назвать Таисію Федоровну своею—не раньше возвращенія монаршей милости. Было отчего притти въ отчаяніе всѣми любимому майору.
Но Таисія Федоровна ободрила его. Она взяла его руки въ свои, сдвинула густыя брови и сказала рѣшительно:
— Будемъ ждать... Такъ нужно. Весьма вѣроятно, генералъ хотѣлъ только испытать ихъ чувства. Подтвержденіемъ такой мысли можетъ служить то, что онъ не вернулъ майора въ строй, не отказалъ ему отъ дома и оставилъ его при себѣ.
Молодые люди приняли близко къ сердцу свое горе. Но молодость и возможность видаться каждодневно облегчали ихъ страданія. Къ тому же они не теряли надежды. Будучи оба души благородной, воспитанные въ строгихъ правилахъ, они и не помышляли о бѣгствѣ, о тайномъ бракѣ.
Искусительныя мысли эти не посѣщали ихъ. Они любили другъ друга взаимно, любовью чистою, платоническою, какъ говорятъ въ романахъ, и не могли жить другъ безъ друга. Они вѣрили, что генералъ, наконецъ, сжалится надъ ними: онъ былъ настоящій вельможа, какъ по роду, такъ и по великодушію, а снисхожденіе и любовь суть непремѣнныя принадлежности каждой высокой души.
«Многіе и меня называли пригожею, но сестрица Тасенька куда была лучше», — говаривала со степеннымъ достоинствомъ матушка моя — всѣ отъ нея безъ ума были, и ежели бы не несчастіе ея, быть бы ей при дворѣ первой красавицей и сановной дамою. Но Богъ судилъ иначе»...
И подолгу, и часто допытывался я, какое несчастье пало на голову тетушки Таисіи, но никогда матушка моя не хотѣла мнѣ о немъ повѣдать, пока какъ-то само собою не раскрылась во всей полнотѣ своей передо мною трагическая тайна строгой матери Тамары.
Генералъ Кусовъ, отецъ матушки моей и тетушки Таисіи былъ въ тѣ времена однимъ изъ отличаемыхъ генераловъ. Было въ его лицѣ что-то татарское,—носъ съ горбинкою, глаза пронзительные, круглая небольшая голова въ серебрѣ съ чернью, а станъ плотный, русскій, съ лѣнцой въ движеніяхъ. Всѣ передъ нимъ трепетали, когда чувствовали вину за собою, но никто не могъ бы сказать, что былъ онъ несправедливъ. Дочерей своихъ любилъ генералъ страстно, и, овдовѣвъ, перенесъ на нихъ всѣ свои заботы, всю свою ласку. Сердце его было благородно и прямо, привычки незатѣйливы, умъ—ясенъ.
Матушка моя была старшею его дочерью. Нрава мягкаго и податливаго, всегда съ привѣтливой улыбкою (такою и я ее помню), она почиталась общею любимицей и совсѣмъ юною вышла замужъ за отца моего, тогда молодого гвардіи полковника.
Съ генераломъ осталась жить его меньшая дочь Таисія. Она совсѣмъ была другого складу. Статная и смуглая, съ глазами пронзительными, какъ у отца и такимъ же, какъ у него тонкимъ съ горбинкою носомъ—она и характеромъ на него походила. Густыя брови ея часто супились, ноздри трепетали, а губы рѣдко размыкались въ улыбкѣ. Благородство, рѣшительность и сильныя страсти владѣли ея душою. Мало общительная, иногда рѣзкая съ людьми ей непріятными, она умѣла любить всѣмъ сердцемъ. Часто пользуясь мягкостью матушки моей, она все же по своему привязана была къ ней и дѣлала ее своею повѣренной, горько плача и раскаяваясь, но никогда не открывая ей причины своихъ терзаній.
Чувство долга, сильно въ ней развитое, вело въ душѣ ея непрестанную борьбу съ горячностью сердца. И мы
увидимъ, какъ поперемѣнно то чувство долга, то несдержанность характера торжествовали побѣду, увлекая ее каждое въ свою сторону.
У генерала Кусова о ту пору, когда матушка моя была еще невѣстою, состоялъ въ адъютантахъ секундъ-майоръ Зиновьевъ — Алексѣй Степановичъ. Служебная карьера его весьма примѣчательна. Ему пришлось побывать по два раза въ каждомъ чинѣ, и въ то время, о которомъ говорю я, онъ былъ уже второй разъ майоромъ и снова ждалъ перевода въ гвардію и вторичнаго назначенія флигель-адъютантомъ. Онъ убилъ на дуэли товарища по полку князя X., за что по Высочайшему повелѣнію былъ разжалованъ въ солдаты.
Несмотря на то, обладалъ онъ веселымъ, незлобливымъ характеромъ и удивительно всѣмъ нравился.
Ростомъ онъ былъ невеликъ, но чудесно сложенъ. Въ самомъ голосѣ имѣлъ что-то привлекательное, и хотя въ наружности его ничего нельзя было найти женственнаго, но въ его рѣчахъ и движеніяхъ чувствовалась какая-то изысканная кокетливость. Ни передъ кѣмъ не унижаясь, онъ, однакоже, никому не показывалъ гордости и, вѣроятно, не любя печальныхъ лицъ, самъ старался всѣмъ улыбаться.
Старая французская пословица гласитъ, что противуположности всегда сходятся. Я не берусь судить, оправдала ли себя и на сей разъ гальская мудрость, соединивъ Таисію Федоровну съ Алексѣемъ Степановичемъ силою ихъ противуположности, но все же долженъ подтвердить, что въ очень короткій срокъ сердца ихъ забились въ унисонъ и одно и то Же слово слетѣло, какъ со строго сомкнутыхъ устъ Таисіи Федоровны, такъ и съ улыбающихся губъ Алексѣя Степановича.
Выждавъ время, проводивъ молодыхъ,—матушку мою съ мужемъ, влюбленные рѣшились открыться.
Майоръ надѣлъ парадный мундиръ и, какъ всегда, привлекательный, но взволнованный явился къ генералу просить руки его меньшой дочери.
— Это совсѣмъ серьезно?—спросилъ генералъ, сдвигая брови, но усмѣхаясь добродушно.
— Очень серьезно, ваше превосходительство,—съ живостью отвѣчалъ Алексѣй Степановичъ :—мы любимъ другъ друга.
— Весьма сочувствую.
— И прибѣгаемъ къ вашей милости. — Крайне польщенъ...
Ободряясь все больше, Зиновьевъ воскликнулъ:
— Смѣю надѣяться, ваше превосходительство, получить согласіе...
На что генералъ отвѣтилъ вопросомъ:
— Вы секундъ-майоръ, господинъ офицеръ?
— Такъ точно, ваше превосходительство
— И скоро думаете вернуть себѣ флигель-адъютанскіе эполеты?
— На то воля Государя, ваше превосходительство... Надѣсь заслужить примѣрной службою...
— Отмѣнно радъ доброй волѣ вашей, господинъ майоръ. Съ своей стороны радъ буду помочь вамъ въ этомъ, а посему потрудитесь приступить къ исполненію служебныхъ обязанностей вашихъ...
И поднявшись съ мѣста, одобрительно улыбаясь, генералъ прошелъ мимо озадаченнаго адъютанта въ канцелярію штаба.
Но не долго находился въ недоумѣніи Алексѣй Степановичъ. Жестокая истина вскорѣ ему открылась. Онъ понялъ, что генералъ согласія не дастъ. Во всякомъ случаѣ, онъ сумѣетъ назвать Таисію Федоровну своею—не раньше возвращенія монаршей милости. Было отчего притти въ отчаяніе всѣми любимому майору.
Но Таисія Федоровна ободрила его. Она взяла его руки въ свои, сдвинула густыя брови и сказала рѣшительно:
— Будемъ ждать... Такъ нужно. Весьма вѣроятно, генералъ хотѣлъ только испытать ихъ чувства. Подтвержденіемъ такой мысли можетъ служить то, что онъ не вернулъ майора въ строй, не отказалъ ему отъ дома и оставилъ его при себѣ.
Молодые люди приняли близко къ сердцу свое горе. Но молодость и возможность видаться каждодневно облегчали ихъ страданія. Къ тому же они не теряли надежды. Будучи оба души благородной, воспитанные въ строгихъ правилахъ, они и не помышляли о бѣгствѣ, о тайномъ бракѣ.
Искусительныя мысли эти не посѣщали ихъ. Они любили другъ друга взаимно, любовью чистою, платоническою, какъ говорятъ въ романахъ, и не могли жить другъ безъ друга. Они вѣрили, что генералъ, наконецъ, сжалится надъ ними: онъ былъ настоящій вельможа, какъ по роду, такъ и по великодушію, а снисхожденіе и любовь суть непремѣнныя принадлежности каждой высокой души.