ЛУКОМОРЬЕ
№ 25.
20 іюня 1915 г.
ПАМЯТИ
Великаго Князя Константина Константиновича.
Еще не отшумѣли стяги Надъ сыномъ жертвеннымъ твоимъ; Хранившій крѣпъ его отваги
И ты вослѣдъ ушелъ за нимъ.
Тебѣ пѣвецъ Христовой муки Россіи скорбь была близка;
Въ слезахъ безропотной разлуки Она приноситъ два вѣнка—
Лавровый сыну—трубъ созвучныхъ Побѣдно-зычная хвала,
Тебѣ же изъ колосьевъ тучныхъ За то, что мирной пѣснь была.
К. Р.
Есть нѣкій чудесный міръ. Это не земля и не небо. Въ этомъ мірѣ живутъ гости небесные, чистые духи. И двѣ цѣли имѣетъ ихъ жизнь. Цѣль первая — учить людей славословію высшей правды и любви. Вторая цѣль—освѣдомлять небесныхъ братьевъ о страданьяхъ и слезахъ людей.
Такую легенду, не очень яркую, не очень стройную, уже старѣющимъ перомъ создалъ Аполлонъ Майковъ, желая опредѣлить характеръ поэзіи младшаго своего собрата по Парнасу, поэта K. Р.
Въ этотъ чудесный міръ ведутъ ворота, и на этихъ воротахъ зажжены «милыя двѣ буквы» K. Р.—разсказываетъ А. Майковъ.
И не надо быть слишкомъ требова
тельнымъ къ простодушному его разсказу. Земля и небо были для него раздѣлены, одно исключало другое, и потому нужно было ему создавать нѣкое третье мѣсто, «чудесный міръ», чтобы опредѣлить высокій жребій поэта.
Въ этой легендѣ лучшія свои слова сказалъ онъ, какія имѣлъ, про K. Р., и надлежитъ ихъ намъ принять безхитростно, ибо есть въ нихъ нѣкая правда.
Итакъ, жребій поэта—учить людей! Славословью силъ небесныхъ и силамъ небеснымъ подавать вѣсть о страдающей землѣ.
Итакъ, поэзія есть молитва.
Какой прекрасной стариной, вѣетъ отъ этой идеи! Какъ чувствуется въ
этой идеѣ юный, нерастраченный еще восторгъ передъ тайной тайнъ, передъ чудомъ изъ чудесъ, передъ поэзіей! Какъ отрадно отдохнуть на этомъ ветхомъ идеалѣ отъ сегодняшней суетни въ поэзіи, мелкой, себялюбивой, безъидейной!
Воспринимая эту идею, созерцая этотъ идеалъ, мы соприкасаемся души ближайшихъ пушкинскихъ наслѣдниковъ и чувствуемъ, какъ была она ослѣплена, изумлена, разстрогана и умилена воистину великимъ явленіемъ Пушкина.
Отсвѣтъ восторга небывалаго сіяетъ на этой идеѣ.
Стихи Пушкина, по словамъ А. Майкова, переживались, какъ «нѣкій мигъ чудесный», ихъ звуки казались «не
№ 25.
20 іюня 1915 г.
ПАМЯТИ
Великаго Князя Константина Константиновича.
Еще не отшумѣли стяги Надъ сыномъ жертвеннымъ твоимъ; Хранившій крѣпъ его отваги
И ты вослѣдъ ушелъ за нимъ.
Тебѣ пѣвецъ Христовой муки Россіи скорбь была близка;
Въ слезахъ безропотной разлуки Она приноситъ два вѣнка—
Лавровый сыну—трубъ созвучныхъ Побѣдно-зычная хвала,
Тебѣ же изъ колосьевъ тучныхъ За то, что мирной пѣснь была.
К. Р.
Есть нѣкій чудесный міръ. Это не земля и не небо. Въ этомъ мірѣ живутъ гости небесные, чистые духи. И двѣ цѣли имѣетъ ихъ жизнь. Цѣль первая — учить людей славословію высшей правды и любви. Вторая цѣль—освѣдомлять небесныхъ братьевъ о страданьяхъ и слезахъ людей.
Такую легенду, не очень яркую, не очень стройную, уже старѣющимъ перомъ создалъ Аполлонъ Майковъ, желая опредѣлить характеръ поэзіи младшаго своего собрата по Парнасу, поэта K. Р.
Въ этотъ чудесный міръ ведутъ ворота, и на этихъ воротахъ зажжены «милыя двѣ буквы» K. Р.—разсказываетъ А. Майковъ.
И не надо быть слишкомъ требова
тельнымъ къ простодушному его разсказу. Земля и небо были для него раздѣлены, одно исключало другое, и потому нужно было ему создавать нѣкое третье мѣсто, «чудесный міръ», чтобы опредѣлить высокій жребій поэта.
Въ этой легендѣ лучшія свои слова сказалъ онъ, какія имѣлъ, про K. Р., и надлежитъ ихъ намъ принять безхитростно, ибо есть въ нихъ нѣкая правда.
Итакъ, жребій поэта—учить людей! Славословью силъ небесныхъ и силамъ небеснымъ подавать вѣсть о страдающей землѣ.
Итакъ, поэзія есть молитва.
Какой прекрасной стариной, вѣетъ отъ этой идеи! Какъ чувствуется въ
этой идеѣ юный, нерастраченный еще восторгъ передъ тайной тайнъ, передъ чудомъ изъ чудесъ, передъ поэзіей! Какъ отрадно отдохнуть на этомъ ветхомъ идеалѣ отъ сегодняшней суетни въ поэзіи, мелкой, себялюбивой, безъидейной!
Воспринимая эту идею, созерцая этотъ идеалъ, мы соприкасаемся души ближайшихъ пушкинскихъ наслѣдниковъ и чувствуемъ, какъ была она ослѣплена, изумлена, разстрогана и умилена воистину великимъ явленіемъ Пушкина.
Отсвѣтъ восторга небывалаго сіяетъ на этой идеѣ.
Стихи Пушкина, по словамъ А. Майкова, переживались, какъ «нѣкій мигъ чудесный», ихъ звуки казались «не