Условія подписки съ 4 безплатн. приложеніями: безъ доставки, на годъ 7 р., на 1/2 года 4 р., съ дост. 8 р. и 4 р. 50 к.. съ перес. —9 р. и 5 р. Для получеченія преміи „Недоросль“ съ 7 картинами прилагается еще 1 р. Цѣна отдѣльнаго № у разнощиковъ 20 к.
Адресъ редакціи и конторы: Тверская, д. Гинцбурга (бывш. Малкіеля).
Редакція открыта по понедѣльникамъ и четвергамъ съ 3 до 5 часовъ. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Каждая статья должна быть съ подписью и адресомъ автора. Возвращеніе статей необязательно.
Перемѣна городскаго адреса—30 к., городскаго на иногор. до 1 іюля 1 р. 20 к., послѣ 1 іюля — 70 к. Объявленія по 25 к. за строку; болѣе одного раза—уступка по соглашенію.
ГОДЪ XXII.
1886 г., 8 августа— № 30.
ТОМЪ XLIV.
ОТКРЫТА
ПОЛУГОДОВАЯ ПОДПИСКА
НА
„БУДИЛЬНИКЪ
СЪ БЕЗПЛАТНЫМИ приложеніями.
ІЮЛЬ-ДЕКАБРЬ 1886 года.
Безъ доставки............................4 р.
Съ доставкой..............................4 р. 50 к. Съ пересылкой ..........................5 р.
*****
ГОДОВАЯ ПОДПИСКА
ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
Подписавшіеся получаютъ журналъ съ № 1-го.
Условія см. въ заголовкѣ.
ПОЭЗІЯ НАШИХЪ ДНЕЙ
Теперь поэзія построчно
Свой измѣряетъ тонъ и жаръ И цѣлей держится непрочно, Предпочитая гонораръ...
Свои „тенденціи” мѣняютъ Поэты скоро (какъ велитъ); Сегодня „лаврами” вѣнчаютъ И завтра-это же клеймятъ. Въ людской поэзіи, ей богу, „Цвѣта”, сливаясь и нестрясь, Совсѣмъ сольются понемногу И образуютъ скоро... грязъ!
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
Лѣтъ триста тому назадъ русскіе туристы посѣщали Крымъ весьма неохотно, что легко объяснялось отсутствіемъ въ то время не только удобныхъ, но мало мальски сносныхъ средствъ передвижевія и условій жизни. Быть доставленнымъ на «южный берегъ» на концѣ аркана одного изъ сотенъ тысячъ Махмудовъ— конечно было не инте
ресно. Даже дамы, наиболѣе, какъ извѣстно, склонныя къ романтизму, мало плѣнялись перспективой быть перломъ гарема у Менгли-Казы,-Девлетъ,— и т. д. Гиреевъ и проводить жизнь подъ сѣнью струй Бахчисарайскаго фонтана.
Теперь Махмудкины арканы канули въ вѣчность и замѣнены Лозово-Севастопольской чугункой, сотни Марій могутъ осматривать Бахчисарайскій фонтанъ безъ всякаго опасенія за свою свободу и не боясь дикости нравовъ.
Для вольныхъ сыновъ степей настала эра цивилизаціи, проникающей къ нимъ подъ всевозможными формами. Платя добромъ за зло, россійскіе путешественники являются носителями прогресса, крымское вино получаетъ право гражданства и немедленно находятся охотники къ добыванію онаго и передѣлкѣ на свой манеръ; гдѣ пахнетъ куплейпродажей—тамъ, какъ тѣнь Банко, появляется семитъ съ наклонностью къ гешефтамъ; гдѣ пахнетъ идилліей — тамъ честь и мѣсто принадлежитъ дамамъ,—что и видно изъ нашего перваго рисунка.
Цивилизація въ полномъ ходу. Крымскія яблоки, крымскія вина, деньги и гешефты — привлекаютъ сильную,—черные глаза, черный усъ и южныя страсти — слабую половину человѣческаго рода. Одни цивилизуютъ карманы, другія — сердца, скоро не останется и помина объ истыхъ дѣтяхъ природы.
* -ѵс
Что такое возрастъ? ионятіе, какъ извѣстно, весьма относительное... Въ тѣ времена, когда жили Маѳусаилы, трехсотлѣтвіе юноши считались несовершеннолѣтними и за двухсотлѣтними дѣвицами смотрѣли во всѣ глаза, отнюдь не полагаясь на ихъ легкомысленную натуру. Юбилеи же въ тѣ времена справлялись не иначе, какъ за тысячелѣтнюю безпорочную службу.
Съ измельчаніемъ людскаго рода юбилейные сроки сократились до минимума. Про справляющаго десятилѣтній юбилей теперь говорятъ «о!», пятнадцатилѣтній—«эге!», двадцати-пятилѣтній— «ого!», а пятидесятилѣтній—«ухъ!»,—тогда какъ прежде всѣ эти сроки удостоились бы, навѣрное, не болѣе какъ презрительнаго «пхе!».
РЫЦАРЬ.
(Этюдъ).
Четырнадцатилѣтній отрокъ, Митя Корольковъ, проживая на дачѣ, разнообразилъ свои досуги занятіями, приличными своему возрасту и положенію: игралъ въ мячъ, въ лапту, въ прятки, — подобно сверстникамъ своимъ. Все шло своимъ обычнымъ чередомъ, и четырнадцатилѣтняя душа Королькова витала въ блаженствѣ, получая въ изобиліи должную ей пищу.
Какъ вдругъ, въ одно прекрасное утро, на той же дачѣ судьба поселила 18-тилѣтнюю красавицу, Мери Немировскую: румяная блондинка, съ чуднымъ профилемъ и блестящими глазками, изъ которыхъ такъ и сыпались искорки... Одна изъ этихъ голубыхъ искорокъ какъ-то нечаянно залетѣла въ Митино сердце—залетѣла, застряла, и быстро припялась производить въ немъ разныя чудеса и метаморфозы... Ахъ, что сталось съ Митинымъ сердцемъ! оно вдругъ возненавидѣло
и мячъ, и прятки, и лапту. Прощай, рѣзвый беззаботный бѣгъ, и всѣ безчисленныя вороньи гнѣзда, которыя такъ любилъ тревожить Митя Корольковъ, простите! Красуйтесь себѣ свободно на деревьяхъ и кустахъ, давая безопасный пріютъ своимъ чернымъ крикливымъ жильцамъ — Митя не тронетъ васъ... Съ утра до вечера бродитъ Митя подъ окнами красавицы, подстерегая ея выходъ, предупреждая ея желанія, а по ночамъ ломаетъ голову, придумывая—какой бы отчаянный подвигъ совершить въ честь ея... такой, чтобы весь міръ ахнулъ отъ удивленія: „ай-да Корольковъ! да онъ заткнулъ за поясъ всѣхъ рыцарей, которые когда-либо въ честь своихъ дамъ копья ломали и подвиги всякіе совершали — и которые помѣщены въ „Исторіи Иловайскаго,— „средній курсъ!..
А она, чудная красавица, богиня пылкихъ думъ?
О, ее занимало и даже очень трогало это безмолвное обожаніе. Она чуточку сочувствовала, чуточку его дразнила... а у него сердце то замирало отъ блаженства, то истекало кровью. Она произвела его въ свои
„пажи , будучи однажды веселѣе и шаловливѣе обыкновеннаго, — а онъ принялъ на себя это званіе серьезно и съ благоговѣніемъ... Тщетно Вася и Петя ежедневно прибѣгали къ нему, стараясь завлечь какимито новыми небывалыми играми, — онъ съ презрѣніемъ отворачивался отъ жалкихъ „Детей .
__ Что это?.. Митя увидалъ свою богиню гуляющею подъ руку съ какимъ-то молодымъ человѣкомъ. Кто это?.. Онъ ни разу не встрѣчалъ его... Онъ такъ льстиво улыбается, такъ ухаживаетъ за нею... Митино сердце упало...
- Митя!—сладко заговорила она, его богиня, - вотъ представляю вамъ—дядя мой... двоюродный!.. А это—обратилась она лукаво къ молодому человѣку — мой пажъ, рыцарь мой, самый близкій мнѣ человѣкъ, и я очень его люблю, даже больше всѣхъ на свѣтѣ,— больше васъ!—шепнула она: такъ и знайте, милостивый государь!..
Кровь залила щеки „рыцаря .
— Примемъ къ свѣдѣнію,—засмѣялся кавалеръ...
О, какъ ненавидѣлъ его нашъ „ры
Адресъ редакціи и конторы: Тверская, д. Гинцбурга (бывш. Малкіеля).
Редакція открыта по понедѣльникамъ и четвергамъ съ 3 до 5 часовъ. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Каждая статья должна быть съ подписью и адресомъ автора. Возвращеніе статей необязательно.
Перемѣна городскаго адреса—30 к., городскаго на иногор. до 1 іюля 1 р. 20 к., послѣ 1 іюля — 70 к. Объявленія по 25 к. за строку; болѣе одного раза—уступка по соглашенію.
ГОДЪ XXII.
1886 г., 8 августа— № 30.
ТОМЪ XLIV.
ОТКРЫТА
ПОЛУГОДОВАЯ ПОДПИСКА
НА
„БУДИЛЬНИКЪ
СЪ БЕЗПЛАТНЫМИ приложеніями.
ІЮЛЬ-ДЕКАБРЬ 1886 года.
Безъ доставки............................4 р.
Съ доставкой..............................4 р. 50 к. Съ пересылкой ..........................5 р.
*****
ГОДОВАЯ ПОДПИСКА
ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
Подписавшіеся получаютъ журналъ съ № 1-го.
Условія см. въ заголовкѣ.
ПОЭЗІЯ НАШИХЪ ДНЕЙ
Теперь поэзія построчно
Свой измѣряетъ тонъ и жаръ И цѣлей держится непрочно, Предпочитая гонораръ...
Свои „тенденціи” мѣняютъ Поэты скоро (какъ велитъ); Сегодня „лаврами” вѣнчаютъ И завтра-это же клеймятъ. Въ людской поэзіи, ей богу, „Цвѣта”, сливаясь и нестрясь, Совсѣмъ сольются понемногу И образуютъ скоро... грязъ!
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
Лѣтъ триста тому назадъ русскіе туристы посѣщали Крымъ весьма неохотно, что легко объяснялось отсутствіемъ въ то время не только удобныхъ, но мало мальски сносныхъ средствъ передвижевія и условій жизни. Быть доставленнымъ на «южный берегъ» на концѣ аркана одного изъ сотенъ тысячъ Махмудовъ— конечно было не инте
ресно. Даже дамы, наиболѣе, какъ извѣстно, склонныя къ романтизму, мало плѣнялись перспективой быть перломъ гарема у Менгли-Казы,-Девлетъ,— и т. д. Гиреевъ и проводить жизнь подъ сѣнью струй Бахчисарайскаго фонтана.
Теперь Махмудкины арканы канули въ вѣчность и замѣнены Лозово-Севастопольской чугункой, сотни Марій могутъ осматривать Бахчисарайскій фонтанъ безъ всякаго опасенія за свою свободу и не боясь дикости нравовъ.
Для вольныхъ сыновъ степей настала эра цивилизаціи, проникающей къ нимъ подъ всевозможными формами. Платя добромъ за зло, россійскіе путешественники являются носителями прогресса, крымское вино получаетъ право гражданства и немедленно находятся охотники къ добыванію онаго и передѣлкѣ на свой манеръ; гдѣ пахнетъ куплейпродажей—тамъ, какъ тѣнь Банко, появляется семитъ съ наклонностью къ гешефтамъ; гдѣ пахнетъ идилліей — тамъ честь и мѣсто принадлежитъ дамамъ,—что и видно изъ нашего перваго рисунка.
Цивилизація въ полномъ ходу. Крымскія яблоки, крымскія вина, деньги и гешефты — привлекаютъ сильную,—черные глаза, черный усъ и южныя страсти — слабую половину человѣческаго рода. Одни цивилизуютъ карманы, другія — сердца, скоро не останется и помина объ истыхъ дѣтяхъ природы.
* -ѵс
Что такое возрастъ? ионятіе, какъ извѣстно, весьма относительное... Въ тѣ времена, когда жили Маѳусаилы, трехсотлѣтвіе юноши считались несовершеннолѣтними и за двухсотлѣтними дѣвицами смотрѣли во всѣ глаза, отнюдь не полагаясь на ихъ легкомысленную натуру. Юбилеи же въ тѣ времена справлялись не иначе, какъ за тысячелѣтнюю безпорочную службу.
Съ измельчаніемъ людскаго рода юбилейные сроки сократились до минимума. Про справляющаго десятилѣтній юбилей теперь говорятъ «о!», пятнадцатилѣтній—«эге!», двадцати-пятилѣтній— «ого!», а пятидесятилѣтній—«ухъ!»,—тогда какъ прежде всѣ эти сроки удостоились бы, навѣрное, не болѣе какъ презрительнаго «пхе!».
РЫЦАРЬ.
(Этюдъ).
Четырнадцатилѣтній отрокъ, Митя Корольковъ, проживая на дачѣ, разнообразилъ свои досуги занятіями, приличными своему возрасту и положенію: игралъ въ мячъ, въ лапту, въ прятки, — подобно сверстникамъ своимъ. Все шло своимъ обычнымъ чередомъ, и четырнадцатилѣтняя душа Королькова витала въ блаженствѣ, получая въ изобиліи должную ей пищу.
Какъ вдругъ, въ одно прекрасное утро, на той же дачѣ судьба поселила 18-тилѣтнюю красавицу, Мери Немировскую: румяная блондинка, съ чуднымъ профилемъ и блестящими глазками, изъ которыхъ такъ и сыпались искорки... Одна изъ этихъ голубыхъ искорокъ какъ-то нечаянно залетѣла въ Митино сердце—залетѣла, застряла, и быстро припялась производить въ немъ разныя чудеса и метаморфозы... Ахъ, что сталось съ Митинымъ сердцемъ! оно вдругъ возненавидѣло
и мячъ, и прятки, и лапту. Прощай, рѣзвый беззаботный бѣгъ, и всѣ безчисленныя вороньи гнѣзда, которыя такъ любилъ тревожить Митя Корольковъ, простите! Красуйтесь себѣ свободно на деревьяхъ и кустахъ, давая безопасный пріютъ своимъ чернымъ крикливымъ жильцамъ — Митя не тронетъ васъ... Съ утра до вечера бродитъ Митя подъ окнами красавицы, подстерегая ея выходъ, предупреждая ея желанія, а по ночамъ ломаетъ голову, придумывая—какой бы отчаянный подвигъ совершить въ честь ея... такой, чтобы весь міръ ахнулъ отъ удивленія: „ай-да Корольковъ! да онъ заткнулъ за поясъ всѣхъ рыцарей, которые когда-либо въ честь своихъ дамъ копья ломали и подвиги всякіе совершали — и которые помѣщены въ „Исторіи Иловайскаго,— „средній курсъ!..
А она, чудная красавица, богиня пылкихъ думъ?
О, ее занимало и даже очень трогало это безмолвное обожаніе. Она чуточку сочувствовала, чуточку его дразнила... а у него сердце то замирало отъ блаженства, то истекало кровью. Она произвела его въ свои
„пажи , будучи однажды веселѣе и шаловливѣе обыкновеннаго, — а онъ принялъ на себя это званіе серьезно и съ благоговѣніемъ... Тщетно Вася и Петя ежедневно прибѣгали къ нему, стараясь завлечь какимито новыми небывалыми играми, — онъ съ презрѣніемъ отворачивался отъ жалкихъ „Детей .
__ Что это?.. Митя увидалъ свою богиню гуляющею подъ руку съ какимъ-то молодымъ человѣкомъ. Кто это?.. Онъ ни разу не встрѣчалъ его... Онъ такъ льстиво улыбается, такъ ухаживаетъ за нею... Митино сердце упало...
- Митя!—сладко заговорила она, его богиня, - вотъ представляю вамъ—дядя мой... двоюродный!.. А это—обратилась она лукаво къ молодому человѣку — мой пажъ, рыцарь мой, самый близкій мнѣ человѣкъ, и я очень его люблю, даже больше всѣхъ на свѣтѣ,— больше васъ!—шепнула она: такъ и знайте, милостивый государь!..
Кровь залила щеки „рыцаря .
— Примемъ къ свѣдѣнію,—засмѣялся кавалеръ...
О, какъ ненавидѣлъ его нашъ „ры