***
Если посчитать всѣ пороховые заряды, съ трескомъ летящіе на воздухъ въ знаменательный день 29 іюня, то число ихъ, по всей вѣроятности, оказалось бы совершенно достаточнымъ для того, чтобы, въ случаѣ надобности, изгнать англичанъ изъ Индіи и взорвать на воздухъ сотни двѣ-три Хеопсовыхъ пирамидъ. Пальба гремитъ, безостановочно, «отъ Урала до Дуная, до большой рѣки» и даже далѣе того.
Конкурируютъ тулки и централки. За неимѣніемъ дичи, немвроды стараются заткнуть за поясъ — другъ друга.
«Палилъ» много, но много ли дѣйствительныхъ охотниковъ? Это вопросъ.
Въ прежнее время охота была какимъ-то культомъ, теперь въ сонмѣ «горящихъ священной страстью» считается всякій обладатель какого-нибудь самопала и песика Балетки.
Спросите любаго изъ старыхъ охотниковъ о прежнихъ временахъ и онъ, съ огнемъ во взорѣ, такъ васъ нагрузитъ воспоминаніями, что подъ конецъ вы и сами рады не будете. Положимъ, на половину будетъ вранья, но и вранье какое-то совсѣмъ другое, а не современное пустозвонство.
Съ общими же вздохами «отцовъ», что «падаетъ охота, падаетъ» нельзя не согласиться. Все больше и больше повсемѣстно распространяется типъ, весьма удачно схваченный нашимъ первымъ рисункомъ типъ Немврода, которому во что бы ни налить, лишь бы палить. Попадется утка—пали въ утку, встрѣтится галка—и галку для практики можно, взовьется бекасъ... впрочемъ до бекасовъ охотниковъ мало: слишкомъ ужь ядовито летаютъ.
Мало помогаютъ и многочисленныя общества охоты, которыя сами по себѣ уже служатъ, въ нѣкоторомъ родѣ, знаменіемъ времени: прежде и безъ нихъ обходились отлично, толку же отъ нихъ чтото мало, «правильной» охоты нѣтъ какъ нѣтъ.
Да и дѣломъ ли они занимаются? Отъ откупа
болотъ польза невелика, ибо обитающихъ тамъ лягушекъ даже и члены обществъ съѣдобными не находятъ. Истребленіе же хищныхъ животныхъ (вол
ковъ и т. п. милыхъ четвероногихъ), наносящихъ неисчислимый вредъ крестьянскому хозяйству своими плотоядными вкусами, что-то впередъ не подвигается, между тѣмъ какъ война съ ними должна, казалось бы, быть прямой цѣлью всѣхъ охотничьихъ обществъ.
Неужто-же охота должна заключаться только въ безсмысленномъ удовлетвореніи собственныхъ разрушительныхъ инстинктовъ? Врядъ ли.
* * *
Great attraction! крупная приманка!
Скаковое общество аттаковало карманы любителей лошадиной прыти полевымъ орудіемъ, двадцати-тысячнымъ призомъ «всероссійскій Дерби».
На соисканіе явились, конечно, лучшія произведенія «лошадиныхъ фабрикъ», какъ одинъ юный спортсменъ переименовалъ конскіе заводы.
Призъ достался двумъ счастливцамъ «Баронетугр. Красинекаго и «Гуд-Бою» товарищества «Турфъ». Оба эти героя пришли «голова въ голову»,—лестно для гр. Красинекаго, изъ заводовъ котораго вышли и «Баронетъ», и «Гудъ-Бой».
20,000 на ставку! чистое умопомраченіе! Какъ послѣ этого не пожелать быть лошадинымъ фабрикантомъ!
Но для наблюдательнаго ума изъ всего происходившаго легко было вывести глубокое назиданіе.
Что слава? что успѣхъ? Побѣдители, въ нѣсколько минутъ составившіе себѣ и имя, и богатство, удостоившійся ряда шумныхъ овацій, удовольствуются послѣ своей побѣды обычной порціей овса, между тѣмъ какъ по праву могли бы получить 20,000, положить ихъ въ банкъ и безбѣдно жить на проценты.
Даже гордости пи малѣйшей, не смотря на искреннее и глубокое поклоненіе свидѣтелей подвига (зри послѣднюю страницу).
Назиданіе номеръ второй: не всегда плоды получаетъ тотъ, кто ихъ заслужилъ.
О публикѣ говорить нечего: страсти разгорѣлись такъ, что на всѣхъ каланчахъ г. Москвы чуть было не выкинули пожарныхъ знаковъ.
ОТЪ ЛЮБИТЕЛЕЙ КОНСКАГО БѢГА
ОБЪЯВЛЕНІЕ.
ЛЮБИТЕЛЯМЪ СИЛЬНЫХЪ ОЩУЩЕНІЙ!
Симъ извѣщаемъ, что кромѣ «тотализаторовъ», на ипподромѣ открыты еще «членовредители», во всѣхъ помѣщеніяхъ для публики, особенно въ рублевыхъ. При достаточно большомъ наплывѣ публики, старенькіе, неремонтированные полы и барьеры весьма удобно проваливаются и ломаются, доставляя публикѣ весьма пріятныя ощущенія разбитыхъ носовъ, поломанныхъ рукъ и ногъ и т. д.
Удачный опытъ въ этомъ смыслѣ, былъ уже устроенъ на скачкахъ 29-го іюня. Съ каждой недѣлей полы все больше будутъ приходить въ ветхость, а потому и слѣдуетъ ждать еше болѣе интересныхъ результатовъ.
Р. S. Просимъ не вѣрить слухамъ, будто мы хотимъ исправитъ полы и барьеры. Слухи эти распускаются злонамѣренными людьми.
ЛЮБИТЕЛЯМЪ ПРОХЛАДЫ!!!
Рекомендуются двухрублевыя мѣста на верху.
Заднія стѣны этихъ мѣстъ, остроумно снабженныя щелями и отдушинами, производятъ отличный сквозной вѣтеръ, доходящій до вихря. Благодаря этому дешевому приспособленію, посѣтитель, уплатившій 2 р., получаетъ не только право входа, но и право на солидные бронхиты, катарры, флюсы и т. д.
Р. S. Во избѣжаніе недоразумѣній, извѣщаемъ, что и всѣ стѣны останутся па будущее время безъ перемѣнъ,—развѣ только, отъ времени, еще нѣсколько щелей прибавится!
Удобство посѣтителей—нашъ девизъ!!!
толкалъ л пріютъ имъ на ночь по родственной слабости далъ... Вотъ, сидятъ братья въ грязной, нетопленой комнатѣ и молча другъ другу въ глаза глядятъ—какъ-бы постичь что-то стараются, осмыслить своею Философіею;—что-же именно?—быть можетъ то, какимъ это образомъ безобразная, глупая, прожорливая жаба способна пожирать и легкокрылую блестящую бабочку, и мудрую, трудолюбивую пчелу...
— И такъ, мы обобраны?—проговорилъ наконецъ „ФИЛОСОФЪ .
— Обобраны —поникъ головой „поэтъ . Настало молчаніе.
— Братъ, прочитай мнѣ что нибудь изъ любимаго моего Фидософа-стоика... Вотъ онъ тутъ у меня, въ мѣшкѣ... Самъ я не могу— глаза слезой застилаетъ...
И они принялись читать „стоиковъ .. А Митроша въ это время лежалъ на пуховой постели, съ аппетитомъ философствуя о томъ, что—„жизнь вообще штука хорошая ...
Утро настало—въ дорогу стали собираться братья. Порѣшили разойтись въ разныя стороны. Печальны они были, но не о томъ у чудаковъ печаль была, что нищіе они, что ѣсть имъ нечего, а о томъ, что „гадко, гадко на свѣтѣ , о томъ, что жестоко разочаровались они въ человѣкѣ, въ этомъ царѣ вселенной, вѣнцѣ созданія...
— Обнимемся, братъ, и—прости!... можетъ быть навсегда!.. И, обнявшись, со слезами, они покинули отцовскій домъ. Впрочемъ, они ушли не съ пустыми руками: „философъ унесъ въ мѣшкѣ, за плечами, старыя ученыя книги, найденныя имъ въ сору кладовой, и—чудакъ!—былъ счастливъ своимъ богатствомъ; „поэтъ же, оглянувъ послѣдній разъ любимые съ дѣтства уголки, уносилъ въ карманѣ нѣсколько камешковъ—съ могилы отца... А „Митрошка въ это время сидѣлъ у окна и кричалъ во все горло:
— Вотъ дураки-то! да вѣдь оии могли-бы судиться со мною! вотъ дураки!..—И хохоталъ, хохоталъ...
Прошли годы...
Буря бушевала на женевскомъ озерѣ. Сильнымъ ея порывомъ подхватило съ берега чтото живое и швырнуло въ бушующія волны. Отчаянный женскій крикъ раздался—и замеръ...—„Мой ребенокъ... спасите моего ребенка!.. Но благоразумные люди проходили мимо, выражая безполезныя соболѣзнованія— никто не рѣшался кинуться въ волны, почти на вѣрную гибель. Но вотъ подбѣжалъ къ берегу какой-то человѣкъ — блѣдный, длинноволосый... Перекрестился и прыгнулъ съ утеса въ воду... Прошла минута, другая, прошло полчаса—незнакомецъ не показывался. Онъ исчезъ навсегда...
Теперь близь утеса, почти у самой воды, возвышается небольшой холмикъ земли; скоро дожди смоютъ его безслѣдно, и ничего не останется отъ погибшаго Николая Булычева...
По швейцарскимъ Альпамъ бродятъ русскіе путешественники; всѣ они, по мнѣнію мѣстнаго трактирщика, люди „порядочные , и время свое проводятъ порядочно: наслаждаются живописными видами, прогулки устраиваютъ; одинъ лишь „русскій , по его мнѣнію, ни гроша не стоитъ; онъ плохо одѣтъ, ничего не тратитъ; съ утра до ночи бродитъ онъ одинъ по скаламъ, какія-то раковины собираетъ, камни, растенія... поминутно что-то записываетъ въ книжку... Вотъ оиъ взлѣзъ на остріе скалы и протянулъ руку за какимъ-то рѣдкимъ въ ботаникѣ растеніемъ... пошатнулся, сорвался, и стремглавъ полетѣлъ въ пропасть... Чрезъ три дня онъ умеръ; его изъ жалости похоронили поселяне на свой счетъ, такъ какъ у него ничего кромѣ книгъ не оказалось... На воп
росъ—кто онъ?—онъ, умирая, прошепталъ: „Владиміръ Булычевъ ...
...„Пріумножаются* доходы Митрошки Булычова; каждый день приноситъ ему чтонибудь; въ ладахъ съ нимъ Фортуна; не
страшное несчастье уже подстерегало его... Былъ сумрачный сѣрый день, когда онъ съ ужасомъ и болью душевной удостовѣрился, что желудокъ его перестаетъ варить, что никуда негоденъ становится его желудокъ, что у него катарръ!.. Это былъ ударъ великій, ошеломляющій... Скрипачъ, потерявъ свои руки, живописецъ, лишившійся зрѣнія— лишь они одни могутъ понять, что чувствовалъ Митроша, схоронившій навсегда свое хорошее пищевареніе...
— Дайте супу... Нѣтъ, нѣтъ, не могу... Курицы дай... Нѣтъ, не въ силахъ... погоди... О, мука!!. И обжора скрежещетъ зубами...
Вотъ, разъ сидѣлъ онъ, п, превозмогая самого себя, съ жадностью пожиралъ жареную рыбу. Вдругъ онъ побагровѣлъ, захрипѣлъ... Испуганные лакеи бросились къ нему...
— Подавился! ай не видишь?., дѣйствуй, Иванъ!.. И два дюжіе парня, засучивъ рукава, принялись колотить барина въ шею, стараясь чтобы „прошла застрявшая въ горлѣ кость.
И вотъ лежалъ онъ на батистѣ и кружевахъ, и медленно, мучительно умиралъ—отъ рыбьей кости... На третій день онъ скончался, исполнивъ въ точности христіанскій долгъ. За пышнымъ катафалкомъ шла толпа, и слышались рыданья. Рѣчи говорились надъ гробомъ. Одинъ изъ наслѣдниковъ уподобилъ его безупречному герою, честно павшему въ жизненной битвѣ... Онъ же воздвигъ ему памятникъ—чудо искусства!—высокій мраморный, съ золотою надписью.
Н. Хлоповъ.
Если посчитать всѣ пороховые заряды, съ трескомъ летящіе на воздухъ въ знаменательный день 29 іюня, то число ихъ, по всей вѣроятности, оказалось бы совершенно достаточнымъ для того, чтобы, въ случаѣ надобности, изгнать англичанъ изъ Индіи и взорвать на воздухъ сотни двѣ-три Хеопсовыхъ пирамидъ. Пальба гремитъ, безостановочно, «отъ Урала до Дуная, до большой рѣки» и даже далѣе того.
Конкурируютъ тулки и централки. За неимѣніемъ дичи, немвроды стараются заткнуть за поясъ — другъ друга.
«Палилъ» много, но много ли дѣйствительныхъ охотниковъ? Это вопросъ.
Въ прежнее время охота была какимъ-то культомъ, теперь въ сонмѣ «горящихъ священной страстью» считается всякій обладатель какого-нибудь самопала и песика Балетки.
Спросите любаго изъ старыхъ охотниковъ о прежнихъ временахъ и онъ, съ огнемъ во взорѣ, такъ васъ нагрузитъ воспоминаніями, что подъ конецъ вы и сами рады не будете. Положимъ, на половину будетъ вранья, но и вранье какое-то совсѣмъ другое, а не современное пустозвонство.
Съ общими же вздохами «отцовъ», что «падаетъ охота, падаетъ» нельзя не согласиться. Все больше и больше повсемѣстно распространяется типъ, весьма удачно схваченный нашимъ первымъ рисункомъ типъ Немврода, которому во что бы ни налить, лишь бы палить. Попадется утка—пали въ утку, встрѣтится галка—и галку для практики можно, взовьется бекасъ... впрочемъ до бекасовъ охотниковъ мало: слишкомъ ужь ядовито летаютъ.
Мало помогаютъ и многочисленныя общества охоты, которыя сами по себѣ уже служатъ, въ нѣкоторомъ родѣ, знаменіемъ времени: прежде и безъ нихъ обходились отлично, толку же отъ нихъ чтото мало, «правильной» охоты нѣтъ какъ нѣтъ.
Да и дѣломъ ли они занимаются? Отъ откупа
болотъ польза невелика, ибо обитающихъ тамъ лягушекъ даже и члены обществъ съѣдобными не находятъ. Истребленіе же хищныхъ животныхъ (вол
ковъ и т. п. милыхъ четвероногихъ), наносящихъ неисчислимый вредъ крестьянскому хозяйству своими плотоядными вкусами, что-то впередъ не подвигается, между тѣмъ какъ война съ ними должна, казалось бы, быть прямой цѣлью всѣхъ охотничьихъ обществъ.
Неужто-же охота должна заключаться только въ безсмысленномъ удовлетвореніи собственныхъ разрушительныхъ инстинктовъ? Врядъ ли.
* * *
Great attraction! крупная приманка!
Скаковое общество аттаковало карманы любителей лошадиной прыти полевымъ орудіемъ, двадцати-тысячнымъ призомъ «всероссійскій Дерби».
На соисканіе явились, конечно, лучшія произведенія «лошадиныхъ фабрикъ», какъ одинъ юный спортсменъ переименовалъ конскіе заводы.
Призъ достался двумъ счастливцамъ «Баронетугр. Красинекаго и «Гуд-Бою» товарищества «Турфъ». Оба эти героя пришли «голова въ голову»,—лестно для гр. Красинекаго, изъ заводовъ котораго вышли и «Баронетъ», и «Гудъ-Бой».
20,000 на ставку! чистое умопомраченіе! Какъ послѣ этого не пожелать быть лошадинымъ фабрикантомъ!
Но для наблюдательнаго ума изъ всего происходившаго легко было вывести глубокое назиданіе.
Что слава? что успѣхъ? Побѣдители, въ нѣсколько минутъ составившіе себѣ и имя, и богатство, удостоившійся ряда шумныхъ овацій, удовольствуются послѣ своей побѣды обычной порціей овса, между тѣмъ какъ по праву могли бы получить 20,000, положить ихъ въ банкъ и безбѣдно жить на проценты.
Даже гордости пи малѣйшей, не смотря на искреннее и глубокое поклоненіе свидѣтелей подвига (зри послѣднюю страницу).
Назиданіе номеръ второй: не всегда плоды получаетъ тотъ, кто ихъ заслужилъ.
О публикѣ говорить нечего: страсти разгорѣлись такъ, что на всѣхъ каланчахъ г. Москвы чуть было не выкинули пожарныхъ знаковъ.
ОТЪ ЛЮБИТЕЛЕЙ КОНСКАГО БѢГА
ОБЪЯВЛЕНІЕ.
ЛЮБИТЕЛЯМЪ СИЛЬНЫХЪ ОЩУЩЕНІЙ!
Симъ извѣщаемъ, что кромѣ «тотализаторовъ», на ипподромѣ открыты еще «членовредители», во всѣхъ помѣщеніяхъ для публики, особенно въ рублевыхъ. При достаточно большомъ наплывѣ публики, старенькіе, неремонтированные полы и барьеры весьма удобно проваливаются и ломаются, доставляя публикѣ весьма пріятныя ощущенія разбитыхъ носовъ, поломанныхъ рукъ и ногъ и т. д.
Удачный опытъ въ этомъ смыслѣ, былъ уже устроенъ на скачкахъ 29-го іюня. Съ каждой недѣлей полы все больше будутъ приходить въ ветхость, а потому и слѣдуетъ ждать еше болѣе интересныхъ результатовъ.
Р. S. Просимъ не вѣрить слухамъ, будто мы хотимъ исправитъ полы и барьеры. Слухи эти распускаются злонамѣренными людьми.
ЛЮБИТЕЛЯМЪ ПРОХЛАДЫ!!!
Рекомендуются двухрублевыя мѣста на верху.
Заднія стѣны этихъ мѣстъ, остроумно снабженныя щелями и отдушинами, производятъ отличный сквозной вѣтеръ, доходящій до вихря. Благодаря этому дешевому приспособленію, посѣтитель, уплатившій 2 р., получаетъ не только право входа, но и право на солидные бронхиты, катарры, флюсы и т. д.
Р. S. Во избѣжаніе недоразумѣній, извѣщаемъ, что и всѣ стѣны останутся па будущее время безъ перемѣнъ,—развѣ только, отъ времени, еще нѣсколько щелей прибавится!
Удобство посѣтителей—нашъ девизъ!!!
толкалъ л пріютъ имъ на ночь по родственной слабости далъ... Вотъ, сидятъ братья въ грязной, нетопленой комнатѣ и молча другъ другу въ глаза глядятъ—какъ-бы постичь что-то стараются, осмыслить своею Философіею;—что-же именно?—быть можетъ то, какимъ это образомъ безобразная, глупая, прожорливая жаба способна пожирать и легкокрылую блестящую бабочку, и мудрую, трудолюбивую пчелу...
— И такъ, мы обобраны?—проговорилъ наконецъ „ФИЛОСОФЪ .
— Обобраны —поникъ головой „поэтъ . Настало молчаніе.
— Братъ, прочитай мнѣ что нибудь изъ любимаго моего Фидософа-стоика... Вотъ онъ тутъ у меня, въ мѣшкѣ... Самъ я не могу— глаза слезой застилаетъ...
И они принялись читать „стоиковъ .. А Митроша въ это время лежалъ на пуховой постели, съ аппетитомъ философствуя о томъ, что—„жизнь вообще штука хорошая ...
Утро настало—въ дорогу стали собираться братья. Порѣшили разойтись въ разныя стороны. Печальны они были, но не о томъ у чудаковъ печаль была, что нищіе они, что ѣсть имъ нечего, а о томъ, что „гадко, гадко на свѣтѣ , о томъ, что жестоко разочаровались они въ человѣкѣ, въ этомъ царѣ вселенной, вѣнцѣ созданія...
— Обнимемся, братъ, и—прости!... можетъ быть навсегда!.. И, обнявшись, со слезами, они покинули отцовскій домъ. Впрочемъ, они ушли не съ пустыми руками: „философъ унесъ въ мѣшкѣ, за плечами, старыя ученыя книги, найденныя имъ въ сору кладовой, и—чудакъ!—былъ счастливъ своимъ богатствомъ; „поэтъ же, оглянувъ послѣдній разъ любимые съ дѣтства уголки, уносилъ въ карманѣ нѣсколько камешковъ—съ могилы отца... А „Митрошка въ это время сидѣлъ у окна и кричалъ во все горло:
— Вотъ дураки-то! да вѣдь оии могли-бы судиться со мною! вотъ дураки!..—И хохоталъ, хохоталъ...
Прошли годы...
Буря бушевала на женевскомъ озерѣ. Сильнымъ ея порывомъ подхватило съ берега чтото живое и швырнуло въ бушующія волны. Отчаянный женскій крикъ раздался—и замеръ...—„Мой ребенокъ... спасите моего ребенка!.. Но благоразумные люди проходили мимо, выражая безполезныя соболѣзнованія— никто не рѣшался кинуться въ волны, почти на вѣрную гибель. Но вотъ подбѣжалъ къ берегу какой-то человѣкъ — блѣдный, длинноволосый... Перекрестился и прыгнулъ съ утеса въ воду... Прошла минута, другая, прошло полчаса—незнакомецъ не показывался. Онъ исчезъ навсегда...
Теперь близь утеса, почти у самой воды, возвышается небольшой холмикъ земли; скоро дожди смоютъ его безслѣдно, и ничего не останется отъ погибшаго Николая Булычева...
По швейцарскимъ Альпамъ бродятъ русскіе путешественники; всѣ они, по мнѣнію мѣстнаго трактирщика, люди „порядочные , и время свое проводятъ порядочно: наслаждаются живописными видами, прогулки устраиваютъ; одинъ лишь „русскій , по его мнѣнію, ни гроша не стоитъ; онъ плохо одѣтъ, ничего не тратитъ; съ утра до ночи бродитъ онъ одинъ по скаламъ, какія-то раковины собираетъ, камни, растенія... поминутно что-то записываетъ въ книжку... Вотъ оиъ взлѣзъ на остріе скалы и протянулъ руку за какимъ-то рѣдкимъ въ ботаникѣ растеніемъ... пошатнулся, сорвался, и стремглавъ полетѣлъ въ пропасть... Чрезъ три дня онъ умеръ; его изъ жалости похоронили поселяне на свой счетъ, такъ какъ у него ничего кромѣ книгъ не оказалось... На воп
росъ—кто онъ?—онъ, умирая, прошепталъ: „Владиміръ Булычевъ ...
...„Пріумножаются* доходы Митрошки Булычова; каждый день приноситъ ему чтонибудь; въ ладахъ съ нимъ Фортуна; не
страшное несчастье уже подстерегало его... Былъ сумрачный сѣрый день, когда онъ съ ужасомъ и болью душевной удостовѣрился, что желудокъ его перестаетъ варить, что никуда негоденъ становится его желудокъ, что у него катарръ!.. Это былъ ударъ великій, ошеломляющій... Скрипачъ, потерявъ свои руки, живописецъ, лишившійся зрѣнія— лишь они одни могутъ понять, что чувствовалъ Митроша, схоронившій навсегда свое хорошее пищевареніе...
— Дайте супу... Нѣтъ, нѣтъ, не могу... Курицы дай... Нѣтъ, не въ силахъ... погоди... О, мука!!. И обжора скрежещетъ зубами...
Вотъ, разъ сидѣлъ онъ, п, превозмогая самого себя, съ жадностью пожиралъ жареную рыбу. Вдругъ онъ побагровѣлъ, захрипѣлъ... Испуганные лакеи бросились къ нему...
— Подавился! ай не видишь?., дѣйствуй, Иванъ!.. И два дюжіе парня, засучивъ рукава, принялись колотить барина въ шею, стараясь чтобы „прошла застрявшая въ горлѣ кость.
И вотъ лежалъ онъ на батистѣ и кружевахъ, и медленно, мучительно умиралъ—отъ рыбьей кости... На третій день онъ скончался, исполнивъ въ точности христіанскій долгъ. За пышнымъ катафалкомъ шла толпа, и слышались рыданья. Рѣчи говорились надъ гробомъ. Одинъ изъ наслѣдниковъ уподобилъ его безупречному герою, честно павшему въ жизненной битвѣ... Онъ же воздвигъ ему памятникъ—чудо искусства!—высокій мраморный, съ золотою надписью.
Н. Хлоповъ.