ЗАХОЛУСТНАЯ КАРТИНКА.
У смотрителя почтовой станціи именинная пирушка. Гости на второмъ взводѣ танцуютъ „кадрель .— Юный сортировщикъ отплясываетъ съ дочерью хозяина, рябою, но миловидною дѣвушкою.
— Это васъ, Зинаида Никитишна, злой рокъ наказалъ за меня, говоритъ сортировщикъ, ероша волосы... За вашу жестокость... Вы отъ меня отвернулись, къ слѣдовательному дѣлопроизводителю, — а вотъ-съ—министерство юстиціи отъ воспы васъ спасти и не было въ состояніи!
— Какія глупости вы говорите! просто простуда и воля Божія,— вотъ и все. А что дѣйствительно я васъ избѣгала, такъ вы и сами виноваты.—Все шло такъ прекрасно,— и вдругъ вы сдѣлались поэтомъ... Помилуйте, кому-же пріятно попасть отъ васъ въ какуюнибудь оду, балладу и куплетъ! Вотъ я и стала сторониться васъ...
— Помилуйте, Зинаида Никитишна, да за кого-же вы меня принимаете-съ?! Развѣ ужь непремѣнно сдѣлавшись паѣтомъ, я не могу оставаться и порядочнымъ человѣкомъ? Напрасно такъ думаете, ни за какую паѣзію въ мірѣ я мерзавцемъ быть не согласенъ! Неужели-же я не могу найти чего другаго, недостойнаго, кромѣ васъ,—чтобы въ эту подлость!? Да притомъ-же и паѣтъ я больше сатирическій, язвительный...
— Отчего вы никогда не дадите прочитать вашихъ стишковъ по печатному?
— Потому что, по нынѣшнему времени, моихъ стиховъ печатать невозможно. Я чтонибудь напишу, пошлю въ журналъ или газету,—а они двѣ - три строки возьмутъ, да мнѣ въ насмѣшку, что я—сортировщикъ, въ почтовомъ ящикѣ и пропечатаютъ... А я имъ безъимянное ругательное письмо стихами за это... Тѣмъ все творчество и кончается...
— Ну, вотъ, мнѣ что-нибудь въ альбомную тетрадку напишите, пожалуйста, послѣ танца.
— Съ великимъ удовольствіемъ-съ... У меня для васъ давно экспромтъ готовъ...
Барышня встала и принесла альбомчикъ,— съ рисунками и стихами: „Ручей два древа раздѣляетъ , „Давнопъ душа мая увяла , „На послѣднимъ семъ листочкѣ и п.
Сортировщикъ усѣлся у стола и, язвительно улыбаясь, принялся писать свой экспромтпъ, ероша волоса и коварственно посматривая на Зиночку. Чрезъ нѣсколько минутъ онъ торжественно преподнесъ ей написанное. Въ альбомѣ стояло:
Была добра Зина
Къ паѣту пять лѣтъ, Пока абразина
Не сталъ ей паѣтъ.
Но въ скоре корь Зине Отмстила, паѣтъ...
Какъ донцѣ въ корзинѣ Сталъ Зининъ потретъ!
Зиночка выронила альбомъ и заплакала... Начались разспросы, брань, драка..............Письмоводитель слѣдователя требовалъ протоколъ „объ оскорбленіи дѣвицы диформаціей“.
Конекъ.
ЛЮДОѢДЪ.
Разсказъ.
Купецъ-мебельщикъ Харитонъ Кузьмичъ Сивобоковъ получилъ на выставкѣ медаль. Радость была всеобщая и большая. Самъ Сивобоковъ забралъ на четверть аршина выше голову; супружница его до-отвалу напаивала по этому случаю разныхъ салопницъ-старухъ коФІемъ. Ребятишки тоже радовались: сивобоковскій наслѣдникъ Васька даже безнаказанно завалился спать въ Фортепьянное нутро. Весь этотъ служащій людъ поздравлялъ сіяющаго Сивобокова съ „маіорствомъ и медалью , — за что получалъ по стакану водки и по гривеннику.
Между тѣмъ виновникъ этихъ овацій расхаживалъ по залу и по временамъ прикладывалъ палецъ ко лбу.
— Пиръ надо устроить, вотъ что,—размышлялъ онъ. Да пиръ не простой! Найму заморскаго Фокусника, двухъ резендентовъ, чтобы мнѣ хвалебные стихи читали... Потомъ нашего околоточнаго съ гитарой... ловко, бестія, играетъ! Еще трехъ генераловъ для торжественности выпишу въ полной аммуниціи. Для бабья—княгиню Дубыркину и вдову - полковницу...
Сивобоковъ самодовольно мотнулъ головою. Въ комнату вошелъ тщедушный субъектъ, съ испитымъ лицомъ и въ рыжеватомъ пальтишкѣ. Субъектъ остановился у дверей, кашлянулъ въ руку и хрипло возгласилъ:
— Боголюбивому кавалеру Харитону Кузьмичу привѣтъ и поздравленіе!
— А, гнилая душа на костыляхъ,—обернулся къ нему Сивобоковъ. Ну, какъ живешь, небо коптишь?
— Субсидіями милостивыхъ купцовъ содержимся, Харитонъ Кузьмичъ. Понеже мы на разные Фокусы искусны и, такъ сказать, навертѣвшись, то и благоволеніе и житіе скромное имѣемъ...
— Ха-ха-ха! Ну, лакай за здравіе нашего дома, кивнулъ субъекту Сивобоковъ на графинъ.
Субъектъ юркнулъ къ столу и съ удивительною скоростью налилъ и выпилъ стаканъ. Сивобоковъ вдругъ встрепенулся и схватилъ его за рукавъ.
— Постой... Ты что это давеча сказалъ про Фокусы-то?.. Ловокъ ты на эти штуки?
— Помилуйте, Харитонъ Кузьмичъ, да противъ меня никакой Фокусникъ не устоитъ! У меня это, можно сказать, съ материнскимъ молокомъ... Мальчишкой еще мнѣ за эти штуки сѣканціи задавали. Со службы за Фокусы изгнали...
— Вишь ты, акробатъ какой! Ну, а чтоже ты выдѣлываешь?
— Вату, напримѣръ, жру, зажженую паклю глотаю, ленты изъ носу таскаю, сапожныя голенищи...
— Стопъ! прервалъ его Совобоковъ. Этимъ, братъ, никого не удивишь! А мнѣ бы такой Фокусникъ нуженъ, что, какъ покажетъ Фортель—только ахнешь и ногами задрыгаешь!.. Субъектъ призадумался.
— Харитонъ Кузьмичъ, вдругъ вскрикнулъ онъ, хочешь: я тебѣ такой Фокусъ устрою, что не токмо ногами задрыгаешь, а на мѣстѣ отъ удивленія помрешь? — Ну-у?
— Ей Богу!.. Только... красненькую будетъ стоить.
— За такой Фокусъ и красненькую дамъ. Субъектъ выпрямился, поднялъ руку и важно отчеканилъ;
— Я... человѣка сожру!!
Сивобоковъ даже отскочилъ отъ изумленія. — Но кого же ты жрать-то будешь, Иродъ этакій?
— А ужь это кто пожелаетъ быть съѣденнымъ... И опять же тутъ никакого смертоубивства не будетъ, потому что Фокусъ... Не извольте сомнѣваться!..
—- Въ такомъ разѣ, дѣйствуй!
На слѣдующій день сивобоковская квартира
приняла совершенно новую физіономію. Стѣны залы покрылись щитами съ хозяйскими иниціалами и задрапировались по бокамъ разноцвѣтными Флагами. Въ переднемъ углу для самого Сивобокова было устроено нѣчто вродѣ трона, съ балдахиномъ, украшеннымъ на верху медальономъ, на которомъ была нарисована рука съ рубанкомъ, а подъ нею надпись: „за трудолюбіе и искусство Сивобоковъ . Дверь изъ залы въ спальню вынули и импровизировали маленькую сцену, откуда должны были читать стихи „резенденты . Тутъ же долженъ былъ произвести „съѣданіе чиновникъ-людоѣдъ. Въ залѣ были разставлены кресла и стулья.
Гости начади съѣзжаться. Въ залѣ зашуршали юпки, заскрипѣли сапоги бутылками... Сивобоковъ перебѣгалъ отъ одного къ другому и каждому таинственно сообщалъ о предстоящемъ „сожраніи человѣка живьемъ ... Гости ахали, разводили руками и горѣли нетерпѣніемъ увидѣть это удивительное зрѣлище. Наконецъ, грянулъ традиціонный персидскій маршъ, гости разсѣлись по мѣстамъ, Сивобоковъ забрался на свой тронъ и занавѣсъ распахнулся.
На „сцену съ гикомъ выскочилъ людоѣдъ, наряженный въ брюки... Верхняя часть тѣла была голою и вымазана сурикомъ; на головѣ развивались пѣтушиныя перья.
Въ залѣ воцарилась мертвая тишина. Людоѣдъ шаркнулъ ногами и произнесъ:
— Милостивые государи и милостивыя государыни! Проѣздомъ изъ Патагоніи въ Парижъ, я принялъ приглашеніе нашего уважаемаго Харитона Кузьмича дать одинъ сеансъ. Вамъ, мм. гг., должно быть небезъизвѣстнымъ, что у насъ въ Патагоніи ѣдятъ людей. Такъ живьемъ!., возьмутъ и съѣдятъ... Теперь я буду имѣть честь произвести передъ вами этотъ замѣчательный экспериментъ. Итакъ, кто желаетъ быть съѣденнымъ—да потрудятся выйти ко мнѣ!..
Людоѣдъ оглянулъ присутствующихъ. Въ залѣ никто не шевелился... всѣ какъ бы застыли... Очевидно, участь быть съѣденнымъ никому не показалась особенно заманчивою. Людоѣдъ расхаживалъ по сценѣ, заложивъ руки въ брюки и испуская, по временамъ, какіе-то гортанные звуки. Вдругъ неожиданно вскочилъ самъ Сивобоковъ и, подбоченившись, влѣзъ на сцену.
— Жри меня! свирѣпо крикнулъ онъ.
Гости такъ и ахнули, жена Сивобокова вскочила и отчаянно замахала руками... — Харитонъ Кузьмичъ, опомнись!
— Цыцъ, дура-баба! погрозилъ ей кулакомъ мужъ и, сбрасывая сюртукъ, обратился къ Фокуснику:
— Доказывай, щучій сынъ, свой Фокусъ!.. Но помни одно: сожрешь—красненькая твоя, не сожрешь—всѣ ребра тебѣ поломаю... Ну, Господи благослови!..
Людоѣдъ всталъ на колѣни и куснулъ его за ногу... Сивобоковъ заоралъ, какъ раненный вепрь, размахнулся—да какъ треснетъ людоѣда пудовымъ кулакомъ... Тотъ такъ и покатился... Зрители неистово захохотали и зааплодировали Шумъ и гамъ поднялся невообразимый; этимъ воспользовался людоѣдъ, чтобы вскочить съ пола и удрать. Сивобоковъ пустилъ ему вслѣдъ стуломъ...
Въ итогѣ и гости, и амфитріонъ были очень довольны „представленіемъ ,.
Точка.