на цѣлыя недѣли пойдетъ убыточная тяжелая игра въ солдатики, кредитики и миноносочки...
Нѣтъ, право, мы не знаемъ положенія хуже греческаго!..
***
Въ нынѣшнемъ году большіе люди сдѣлали маленькимъ, «будущимъ» людямъ большое удовольствіе: они стали издавать «Малютку», журналъ для дѣтей отъ 4 до 8 лѣтъ.
Кажется, это у насъ первый опытъ періодическаго изданія для такой крохотной публики. «Малюткаи сама невелика, но она такая чистенькая, четкая (буквы ростомъ, пожалуй, съ читателей), наконецъ въ ней такія хорошенькія картинки и виньетки, что эта маленькая книжка будетъ, разъ въ мѣсяцъ и на цѣлый мѣсяцъ, приносить большое удовольствіе читателямъ, читательницамъ и ихъ кукламъ.
Въ вопросѣ о подписной цѣнѣ редакторъ-издательница «Малютки» г-жа Цвѣткова проявила и великодушіе, и твердую вѣру въ отзывчивость публики. Цѣна «Малюткѣ» всего два рубля въ годъ, съ пересылкой. Невѣроятно, а правда!
***
Петербургскій артистъ В. Н. Давыдовъ подписалъ, на три года, контрактъ съ г. Коршемъ. Новость эта произвела, говорятъ, на артистовъ труппы Русскаго театра далеко не одинаковое впечатлѣніе.
Г. Васильева-Гладкова она застала за «винтомъ». Почтенный артистъ до того обрадовался, что убилъ своего туза козыремъ.
Г. Соколовъ-Градовъ отъ радости захворалъ.
Г. Киселевскій сейчасъ же нанесъ визитъ г. Соколову-Градову, чтобы полюбоваться на его радость.
Г. Свѣтловъ сказалъ: „не все ли равно—съ кѣмъ ни играть, когда самому играть не приходится? ..
Г. Борисовскій, никогда не читающій театральныхъ извѣстій, на этотъ разъ прочелъ сообщеніе о заключенномъ г. Давыдовымъ контрактѣ и, со вздохомъ вымолвилъ: „ну, что жъ, — будемъ дублировать дублеру11! (Сокровенный смыслъ сихъ словъ понятенъ лишь- артистамъ труппы г. Корша).
Г. Солонинъ, заглянувшій въ Москву по дорогѣ изъ Саратова въ Кіевъ, только усмѣхнулся: — «Ну, гдѣ же теперь, сказалъ онъ, Малому театру конкуррировать съ нашимъ? Солонинъ, Давыдовъ и Киселевскій,—рожна еще публикѣ надо, что ли?»...
Г. Дротовъ, зарядивъ носъ солидной понюшкой табаку, началъ было: „нѣтъ, вотъ, когда я игралъ въ Маломъ театрѣ ,—но его перебилъ самъ г. Коршъ:
—Нашего полка, ребятушки, прибыло! будущей зимой непремѣнно устрою на пруду катокъ съ „бенгальскимъ освѣщеніемъ!...
XIV ПЕРЕДВИЖНАЯ ВЫСТАВКА КАРТИНЪ.
I.
Прологъ.
Трескъ рѣчей, дышащихъ чувствомъ,
О банахъ и вечерахъ, Упоеніе искусствомъ
И восторженное „ахъ!
Что за глазки! Прелесть!!
Франты,
Рой изящныхъ нѣжныхъ дамъ, Эксельбанты, просто банты,
Вздохи, шопотъ по угламъ; Сообщенія новинокъ,
.Легкихъ сплетенъ про подругъ, Рядъ рисованныхъ картинокъ
И живыхъ картинъ вокругъ...
II.
Картины.
„Послѣднія ягоды Бодаревскаго. И въ старомъ, какъ и въ маломъ,
Ужь стало лакомство единымъ идеаломъ!
„Зоря и Ночъ Брюллова.
„Заря и „Ночь весьма ЭФФектны, А еще болѣе конФектны,
Да справедливо, что къ тому же
Пейзажи въ «конкахъ» есть не хуже...
Картина Васнецова.
Судить ее наврядъ-ли можно строго:
Она права,—глядя печально и убого...
„Омутъ“ Волкова.
Онъ выполненъ прекрасно, какъ «живой»,
И тянетъ броситься въ тотъ омутъ головой.
„Поздняя осень“ Дубовскаго.
Почуявъ осень, птицы улетѣли,—
Песъ вмѣсто нихъ выводитъ трели...
„Подъ сводами“ Клодта.
Фантазіи совсѣмъ не видно на бѣду,
А подписи мѣнять артистъ охотникъ рьяный, Сегодня «римлянка», въ минувшемъ же году Была она россійскою «Татьяной»...
„Прогулка въ деревнѣ Кузнецова.
Заводитъ Франтъ съ дѣвицей шуры-муры... Удачно сдѣланы всѣ три—карикатуры.
„Новое знакомство Лемоха.
Хоть новое знакомство не всегда
Бываетъ милымъ, что весьма понятно, Но это «Новое знакомство», господа, И спору нѣтъ—для каждаго пріятно...
„ Омутнинскій заводъ Морозова. Его назвать иначе надо:
Самъ адъ или предверье ада...
„Скалы Гурзуфа Мясоѣдова.
Нѣтъ спору, что хорошъ пейзажъ его, Но женщина нагая для чего?...
Лҍса Шишкина.
Его лѣса глядятъ всегда правдиво, Ихъ прелести едва ли перечесть...
Къ тому-жь они способны всѣ, на диво, Пусть сотни ихъ—ничуть не надоѣсть...
„Цыганка“ Ярошенко. Ей-ей, она набѣлена...
Ужь не изъ хора ли она?
S.
БЕСѢДЫ
Ивана Ивановича съ Іваномъ Никифоровичемъ.
— Капорскіе братья А. и И. Поповы носъ подымаютъ, Иванъ Иванычъ... — Какъ такъ?
— Капорка-то, говорятъ, не признана за
вредное растеніе. Носъ и подняли...
и протоколы. Весь полинялый, облѣзшій, съ краснымъ носикомъ писарёкъ, словно машина затрещалъ гусинымъ неромъ по бумагѣ,— выводя затѣйливыя каракульки: тррррр... только брызги летѣли! А неугомонныя крылья и тутъ не уступили,—и въ нерегонку затянули свое
Тараха-ха, тараха-ха, шараха-ха...
И судъ прибылъ. Оживилась было заглохнувшая мельнида... Крылья, сверкая на солнцѣ и мелькая по землѣ рѣшетчатыми тѣнями,—нарядно и истово повертывались на своей оси, какъ будто сознавая важность минуты. Осмотрѣлъ судъ на мѣстѣ и выцвѣтшее пятно крови, и взломанное подполье, и рубецъ отъ брошеннаго топора на бѣломъ полу,—и открылъ свое засѣданіе въ просторной, свѣтлой горницѣ старой мельницы... Два оборванца, двое бродягъ — рыжій и черный,заняли мѣста подсудимыхъ.—Прочитанъ обвинительный актъ, — и крылья отбивали тактъ голоску молодаго секретаря... Заговорилъ прокурорч>, жестикулируя блестѣвшими на солнцѣ золотыми обшлагами,— быстро, быстро завертѣлось колесо мельницы—и заглушило голосъ представителя обвиненія...
Но вотъ поднялся адвокатъ, еще молодой,
но уже знаменитый говорунъ;— блистая бѣлоснѣжною сорочкою, серебрянымъ значкомъ, золотымъ pince-nez и выхоленными бачками, — онъ заговорилъ. Крылья мельницы перебили его на первыхъ же словахъ своимъ назойливымъ припѣвомъ,— но онъ изумленно приподнялъ брови—и заговорилъ быстрѣе. Крылья завертѣлись еще скорѣе и со свистомъ, съ грохотомъ, настойчиво затянули свое:
Тараха-ха, шараха-ха, шараха-ха!
Адвокатъ остановился, хлебнулъ воды— заговорилъ еще скорѣе. Крылья завертѣлись съ бѣшеною быстротою, перебивая себя, путаясь и забывая свой припѣвъ. А адвокатъ говорилъ скорѣе и скорѣе...Крылья двигались быстрѣе смерча—адвокатъ опережалъ молнію. Наконецъ крылья сдѣлали послѣднее усиліе и завертѣлись по чистому Фону лѣтняго неба какъ огромный сплошной бѣлый кругъ,— воздухъ свисталъ около нихъ какъ больной,— стоналъ и вылъ, разсѣкаемый безумными, огромными кружащимися лапами,—а голосъ адвоката все возвышался и возвышался, треща еще сильнѣе, еще громче. Крылья напрягли всѣ свои силы; съ оглушительнымъ трескомъ начади они свое: тара...—и разлетѣлись во всѣ четыре стороны, пристыженныя и побѣжденныя.
А рѣчь адвоката лилась, какъ потокъ...
И замолкла, и заглохла старая мельница. Не
слышно уже въ тиши ночной ея пѣсенки
Тараха-ха, тараха-ха, шараха-ха...
Только духъ старика-мельника съ зіяющимъ шрамомъ на сѣдой головѣ появляется иногда въ лунную ночь у догнивающихъ въ прахѣ остатковъ колеса,—и сурово грозитъ пальцемъ въ сторону уѣхавшаго Человѣка-Мельницы, обѣлившаго его убійцъ...
Конекъ.
Нѣтъ, право, мы не знаемъ положенія хуже греческаго!..
***
Въ нынѣшнемъ году большіе люди сдѣлали маленькимъ, «будущимъ» людямъ большое удовольствіе: они стали издавать «Малютку», журналъ для дѣтей отъ 4 до 8 лѣтъ.
Кажется, это у насъ первый опытъ періодическаго изданія для такой крохотной публики. «Малюткаи сама невелика, но она такая чистенькая, четкая (буквы ростомъ, пожалуй, съ читателей), наконецъ въ ней такія хорошенькія картинки и виньетки, что эта маленькая книжка будетъ, разъ въ мѣсяцъ и на цѣлый мѣсяцъ, приносить большое удовольствіе читателямъ, читательницамъ и ихъ кукламъ.
Въ вопросѣ о подписной цѣнѣ редакторъ-издательница «Малютки» г-жа Цвѣткова проявила и великодушіе, и твердую вѣру въ отзывчивость публики. Цѣна «Малюткѣ» всего два рубля въ годъ, съ пересылкой. Невѣроятно, а правда!
***
Петербургскій артистъ В. Н. Давыдовъ подписалъ, на три года, контрактъ съ г. Коршемъ. Новость эта произвела, говорятъ, на артистовъ труппы Русскаго театра далеко не одинаковое впечатлѣніе.
Г. Васильева-Гладкова она застала за «винтомъ». Почтенный артистъ до того обрадовался, что убилъ своего туза козыремъ.
Г. Соколовъ-Градовъ отъ радости захворалъ.
Г. Киселевскій сейчасъ же нанесъ визитъ г. Соколову-Градову, чтобы полюбоваться на его радость.
Г. Свѣтловъ сказалъ: „не все ли равно—съ кѣмъ ни играть, когда самому играть не приходится? ..
Г. Борисовскій, никогда не читающій театральныхъ извѣстій, на этотъ разъ прочелъ сообщеніе о заключенномъ г. Давыдовымъ контрактѣ и, со вздохомъ вымолвилъ: „ну, что жъ, — будемъ дублировать дублеру11! (Сокровенный смыслъ сихъ словъ понятенъ лишь- артистамъ труппы г. Корша).
Г. Солонинъ, заглянувшій въ Москву по дорогѣ изъ Саратова въ Кіевъ, только усмѣхнулся: — «Ну, гдѣ же теперь, сказалъ онъ, Малому театру конкуррировать съ нашимъ? Солонинъ, Давыдовъ и Киселевскій,—рожна еще публикѣ надо, что ли?»...
Г. Дротовъ, зарядивъ носъ солидной понюшкой табаку, началъ было: „нѣтъ, вотъ, когда я игралъ въ Маломъ театрѣ ,—но его перебилъ самъ г. Коршъ:
—Нашего полка, ребятушки, прибыло! будущей зимой непремѣнно устрою на пруду катокъ съ „бенгальскимъ освѣщеніемъ!...
XIV ПЕРЕДВИЖНАЯ ВЫСТАВКА КАРТИНЪ.
I.
Прологъ.
Трескъ рѣчей, дышащихъ чувствомъ,
О банахъ и вечерахъ, Упоеніе искусствомъ
И восторженное „ахъ!
Что за глазки! Прелесть!!
Франты,
Рой изящныхъ нѣжныхъ дамъ, Эксельбанты, просто банты,
Вздохи, шопотъ по угламъ; Сообщенія новинокъ,
.Легкихъ сплетенъ про подругъ, Рядъ рисованныхъ картинокъ
И живыхъ картинъ вокругъ...
II.
Картины.
„Послѣднія ягоды Бодаревскаго. И въ старомъ, какъ и въ маломъ,
Ужь стало лакомство единымъ идеаломъ!
„Зоря и Ночъ Брюллова.
„Заря и „Ночь весьма ЭФФектны, А еще болѣе конФектны,
Да справедливо, что къ тому же
Пейзажи въ «конкахъ» есть не хуже...
Картина Васнецова.
Судить ее наврядъ-ли можно строго:
Она права,—глядя печально и убого...
„Омутъ“ Волкова.
Онъ выполненъ прекрасно, какъ «живой»,
И тянетъ броситься въ тотъ омутъ головой.
„Поздняя осень“ Дубовскаго.
Почуявъ осень, птицы улетѣли,—
Песъ вмѣсто нихъ выводитъ трели...
„Подъ сводами“ Клодта.
Фантазіи совсѣмъ не видно на бѣду,
А подписи мѣнять артистъ охотникъ рьяный, Сегодня «римлянка», въ минувшемъ же году Была она россійскою «Татьяной»...
„Прогулка въ деревнѣ Кузнецова.
Заводитъ Франтъ съ дѣвицей шуры-муры... Удачно сдѣланы всѣ три—карикатуры.
„Новое знакомство Лемоха.
Хоть новое знакомство не всегда
Бываетъ милымъ, что весьма понятно, Но это «Новое знакомство», господа, И спору нѣтъ—для каждаго пріятно...
„ Омутнинскій заводъ Морозова. Его назвать иначе надо:
Самъ адъ или предверье ада...
„Скалы Гурзуфа Мясоѣдова.
Нѣтъ спору, что хорошъ пейзажъ его, Но женщина нагая для чего?...
Лҍса Шишкина.
Его лѣса глядятъ всегда правдиво, Ихъ прелести едва ли перечесть...
Къ тому-жь они способны всѣ, на диво, Пусть сотни ихъ—ничуть не надоѣсть...
„Цыганка“ Ярошенко. Ей-ей, она набѣлена...
Ужь не изъ хора ли она?
S.
БЕСѢДЫ
Ивана Ивановича съ Іваномъ Никифоровичемъ.
— Капорскіе братья А. и И. Поповы носъ подымаютъ, Иванъ Иванычъ... — Какъ такъ?
— Капорка-то, говорятъ, не признана за
вредное растеніе. Носъ и подняли...
и протоколы. Весь полинялый, облѣзшій, съ краснымъ носикомъ писарёкъ, словно машина затрещалъ гусинымъ неромъ по бумагѣ,— выводя затѣйливыя каракульки: тррррр... только брызги летѣли! А неугомонныя крылья и тутъ не уступили,—и въ нерегонку затянули свое
Тараха-ха, тараха-ха, шараха-ха...
И судъ прибылъ. Оживилась было заглохнувшая мельнида... Крылья, сверкая на солнцѣ и мелькая по землѣ рѣшетчатыми тѣнями,—нарядно и истово повертывались на своей оси, какъ будто сознавая важность минуты. Осмотрѣлъ судъ на мѣстѣ и выцвѣтшее пятно крови, и взломанное подполье, и рубецъ отъ брошеннаго топора на бѣломъ полу,—и открылъ свое засѣданіе въ просторной, свѣтлой горницѣ старой мельницы... Два оборванца, двое бродягъ — рыжій и черный,заняли мѣста подсудимыхъ.—Прочитанъ обвинительный актъ, — и крылья отбивали тактъ голоску молодаго секретаря... Заговорилъ прокурорч>, жестикулируя блестѣвшими на солнцѣ золотыми обшлагами,— быстро, быстро завертѣлось колесо мельницы—и заглушило голосъ представителя обвиненія...
Но вотъ поднялся адвокатъ, еще молодой,
но уже знаменитый говорунъ;— блистая бѣлоснѣжною сорочкою, серебрянымъ значкомъ, золотымъ pince-nez и выхоленными бачками, — онъ заговорилъ. Крылья мельницы перебили его на первыхъ же словахъ своимъ назойливымъ припѣвомъ,— но онъ изумленно приподнялъ брови—и заговорилъ быстрѣе. Крылья завертѣлись еще скорѣе и со свистомъ, съ грохотомъ, настойчиво затянули свое:
Тараха-ха, шараха-ха, шараха-ха!
Адвокатъ остановился, хлебнулъ воды— заговорилъ еще скорѣе. Крылья завертѣлись съ бѣшеною быстротою, перебивая себя, путаясь и забывая свой припѣвъ. А адвокатъ говорилъ скорѣе и скорѣе...Крылья двигались быстрѣе смерча—адвокатъ опережалъ молнію. Наконецъ крылья сдѣлали послѣднее усиліе и завертѣлись по чистому Фону лѣтняго неба какъ огромный сплошной бѣлый кругъ,— воздухъ свисталъ около нихъ какъ больной,— стоналъ и вылъ, разсѣкаемый безумными, огромными кружащимися лапами,—а голосъ адвоката все возвышался и возвышался, треща еще сильнѣе, еще громче. Крылья напрягли всѣ свои силы; съ оглушительнымъ трескомъ начади они свое: тара...—и разлетѣлись во всѣ четыре стороны, пристыженныя и побѣжденныя.
А рѣчь адвоката лилась, какъ потокъ...
И замолкла, и заглохла старая мельница. Не
слышно уже въ тиши ночной ея пѣсенки
Тараха-ха, тараха-ха, шараха-ха...
Только духъ старика-мельника съ зіяющимъ шрамомъ на сѣдой головѣ появляется иногда въ лунную ночь у догнивающихъ въ прахѣ остатковъ колеса,—и сурово грозитъ пальцемъ въ сторону уѣхавшаго Человѣка-Мельницы, обѣлившаго его убійцъ...
Конекъ.