десятилѣтней вѣдьмѣ, вообразить себя китайскимъ мандариномъ или фонарнымъ столбомъ, облобызать свинью и подписать вексель въ 100.000.
Самолюбивый человѣкъ можетъ утѣшаться только тѣмъ, что всѣ эти обидные для него опыты не фокусы, не чудеса и не шарлатанство, а нѣчто приближающееся къ наукѣ и составляющее даже для самого г. Фельдмана громаднѣйшій вопросительный знакъ. А для науки, какъ извѣстно, и срамъ претерпѣть можно... Прививаютъ же себѣ люди холеру! Секретъ опытовъ сидитъ не въ пальцахъ Фельдмана, а въ свойствахъ нервной системы. Открытіе этого секрета дѣло науки будущаго, а гдѣ наука, тамъ почаще нужно вспоминать объ осторожности, уваженіи и евангельскомъ бисерѣ. Химіей пусть занимаются химики, астрономіей астрономы, нервами физіологи, для увеселителей же и увеселительныхъ мѣстъ найдется много матеріала и помимо неизвѣданныхъ силъ природы.
* * *
— «Стрижено!—Брито!—Брито! Нѣтъ стрижено!» Кто, господа, не знаетъ этого извѣстнаго регpetuum-mobile? А между тѣмъ нашъ собственный думскій комикъ и простякъ г. Жадаевъ при первомъ удобномъ случаѣ начинаетъ жонглировать этими словами... Видимое дѣло, что сей мужъ буквально понимаетъ званіе гласнаго. «Коли, молъ, гласный, гласи и возглашай и оглашай, хотя бы тебя прозвали и оглашеннымъ!...» Вотъ его девизъ. Въ послѣднемъ засѣданіи думы, при вопросѣ о помощи благодѣтельному учрежденію г. Пастера, думская зала огласилась гласомъ г. Жадаева, возставшаго противъ субсидіи для лѣчебницы отъ водобоязни... Нѣсколько времени тому назадъ, кажется при головѣ Чичеринѣ, сей самый г. Жадаевъ возставалъ противъ ассигновки на воду для поливки улицъ... Что сей сонъ значитъ? Тамъ онъ выказалъ самъ нѣкоторую водобоязнь, а теперь беретъ ее подъ свое крыло! Надо бы Давыда Васильевича вывести на свѣжую воду и попросить: не спросись броду, не соваться въ воду... Говорятъ, что кто-то задалъ г. Жадаеву вопросъ: для чего сидятъ гласные въ думѣ?—«Для противурѣчій, отвѣтилъ онъ будто бы, потому что другъ противъ друга сидимъ». Если это такъ, то тогда конечно: Стрижено!—Брито!—Стрижено!—Нѣтъ, брито!!...
***
«Нелюдимо наше море!» поютъ теперь и распѣваютъ москвичи, расхаживая по выставкѣ картинъ волшебника-нептуниста Айвазовскаго... Чувствительныя дамы впиваются въ картины, чуть ли не до
морской болѣзни, а многія барышни съ аттестатомъ зрѣлости стараются пристроить къ своему костюму что нибудь морское, «матросское»... «Тамъ, гдѣ море вѣчно плещетъ на пустынныя скалы», декламируютъ юноши съ синими околышами и не могутъ глазъ оторвать отъ моря во всѣхъ его положеніяхъ, видахъ и состояніяхъ... Одинъ изъ будущихъ эскулаповъ назвалъ Айвазовскаго Иппократомъ моря. Онъ знаетъ, какой пульсъ у моря; знаетъ, когда оно въ нервномъ состояніи, когда лежитъ въ обморокѣ, когда въ лихорадкѣ, когда въ горячкѣ... Словомъ, Айвазовскій—это морской діагностъ. Съ медицинской точки зрѣнія это вѣрно, а... оспаривать это врядъ ли кто будетъ, какъ равно никто не будетъ оспаривать того, что выставка г. Айвазовскаго представляетъ во всѣхъ отношеніяхъ интересное зрѣлище.
* * *
Высокія цѣны на мѣста въ театральной залѣ должны конечно служить порукой за высокое эстетическое наслажденіе, ожидающее зрителя. Частенько эти ожиданія обманываютъ, и публика, за большіято деньги, видитъ всего на всего козу въ сарафанѣ, привезенную изъ-за границы, но козу „модную , а мода—великое дѣло!
За то—какъ пріятно доброй публикѣ платить хотя бы и дорого, но не даромъ, а за новую встрѣчу съ дорогими и милыми гостями, которыхъ она успѣла полюбить въ прежнія, первыя встрѣчи!
Однимъ изъ такихъ гостей является для Москвы талантливый Лудвигъ Барнай. Мы помнимъ: не сразу онъ побѣдилъ московскихъ театраловъ. Образовалась было цѣлая партія, по адресу которой „Будильникъ восклицалъ въ прошломъ году:
О чемъ шумите вы, друзья мои, не знаю: За что анаѳемой грозите вы Барнаю?...
Но скоро анаѳематствующій хоръ примолкъ и несомиѣнный талантъ пріѣзжаго артиста сдѣлалъ свое дѣло: симфонія похвалъ заглушила диссонансы хуленій.
А теперь—и толковать нечего. Бъ рядахъ защитниковъ и поклонниковъ Барная мы встрѣтимъ даже тѣхъ, кто распиналъ его въ своихъ деревянисто-эстетическихъ рѣчахъ.
Иногда хорошо бываетъ обладать короткою памятью. Привѣтъ побѣдителю—Барнаю!
БЕСѢДЫ
Ивана Ивановича съ Иванъ Никифоровичемъ
Ив. Ив. Отчего это Давыдъ Васильичъ Жадаевъ ни за что не хотѣлъ помочь французскому ученому Пастеру, который отъ бѣшенства лѣчитъ?
Ив. Ник. Очень просто, сосѣдушка. Давыдъ Васильичъ принадлежитъ къ партіи цеховыхъ, а они въ Думѣ бѣсятся частенько,—вотъ онъ и заподозрилъ, что прививку-то хотятъ дѣлать ему, да Шестернину Ивану Иванычу, да Серебрякову со товарищи... Онъ и обидѣлся...
ПРОСЬБА КЪ Г. ФЕЛЬДМАНУ.
Въ виду особой вашей внушительной способности, «Будильникъ» покорнѣйше проситъ: нельзя ли всѣми извѣстными и неизвѣстными вамъ, г. Фельдманъ, способами внушить:
Гг. Ромейко, Волкову, Брюхатовой и друг. встать рано утромъ и пройдясь по дворамъ и закоулкамъ своихъ крѣпостей и замковъ, хорошенько понюхать, чѣмъ у нихъ пахнетъ__ Одеколону отнюдь не имѣть.
Г. Кузьмѣ Копытычу перестать драть со своихъ «пчелокъ» по двѣ съ половиной копѣйки за дисконтъ въ мѣсяцъ и вмѣсто денегъ не выдавать обрѣзанныхъ за годъ серій.
Г. Жадаеву не вмѣшиваться въ вопросъ о водобоязни, потому что онъ не знаетъ этого дѣла ни а priori, ни а posteriori....
— А на что тебѣ?
— Такъ. Узнать захотѣлось.
— Узнать тебѣ захотѣлось? Ну, ладно, скажу ужь тебѣ, вдовьинъ сынъ. Терентья Ѳедорова изъ Аѳонасьихи знаешь? — Какъ не знать!
— Такъ сестра ему родная. — Сирота?
— Знамо, коли при братѣ живетъ: ни отца, ни матери.
— А какъ ее звать-то?
— Натальей. Что, хороша дѣвушка?
Вмѣсто отвѣта, Иванъ изловилъ веретено сосѣдки и зажалъ его въ рукѣ.
— ТТТё ты, лѣсной! вспохватилась дѣвка.
— А зто я тебѣ за то, что ты по правдѣ сказала.
Дѣвка поднялась съ мѣста и встала передъ Иваномъ.
— Ну, отдавай мое веретенцо! — Возьми!
Дѣвка протянула руку. — Ну?
— Бери!
— Экой ты невидимый!—дѣвка хлопнула по плечу Ивана, засмѣялась разливпсто и сѣла къ нему на колѣни.
— Ну, что отъ тебя еще будетъ?
— А теперь ужь я отъ тебя жду, Пестинья Васильевна!
— Ты отъ меня? Чего-же тебѣ отъ меня требуется?
Иванъ нагнулъ къ себѣ голову Епистиньи .и сталъ дѣвку цѣловать. — Будетъ!
— Разъ-то? Еще!
— Да будетъ съ тебя, лѣсной!—вырвалась дѣвка и схватилась за веретено.—Отдавай! — Надо въ третій!
— Да что ты... Ой, мамонька, зацѣловалъ совсѣмъ!
— Теперь на, получай!
Иванъ отдалъ веретено. Епистинья, оправившись, усѣлась на прежнее мѣсто, присучила нитку и снова принялась прясть.
— Слушай, вдовьинъ сынъ, что я скажу і тебѣ,—начала она погодя:—хочешь, мы заиграемъ тебѣ пѣсню? Ты и возьмешь себѣ гостью.
— Подожди. Дай посидѣть маленько.
Но Ивану не долго пришлось сидѣть. Всѣ ребята успѣли „переженитьсяа, какъ того требовала пѣсня; оставалась за Иваномъ очередь. Какъ только парень, ходившій подъ пѣсню, сталъ прощаться съ дѣвицами, бесѣдующіе запѣли:
„У насъ Иванушка по горнпцѣ прошелъ, „Сынъ Прохоровичъ по новенькой...“
Вдовьинъ сынъ выступилъ на середину избы и сталъ ходить. А пѣсня разливается и велитъ молодцу выбирать себѣ жену и сестру. Выбралъ Иванъ красивую гостью и Епистимію. Забросила гостья на полицу свой копылокъ и пошла на встрѣчу парню. „Экіе глаза ,
подумалъ Иванъ. — „А брови! “ и вдовьинъ сынъ старался не глядѣть. А пѣсня, словами сестры, говорила:
«Не женися, братецъ батюшка! «Если женишься—спокаешься,
«Съ молодой женой намаешься».
Но братъ не слушаетъ, и пѣсня отъ его лица отвѣчаетъ сестрѣ:
«Полно, милая, не дѣло говорить. «Люди женятся—не каются,
«Съ молодымъ женамъ не маются. «Только ѣздятъ да катаются;
«Съ краснымъ дѣвушкамъ прощаются».
Иванъ подошелъ къ нарядной гостьѣ, обнялъ, по обычаю, одной рукой и сказалъ: — Ну, прощай! — Прощай!
Какой взглядъ! А поцѣлуй!
— Что же ты съ Пестиньей-то не попрощался? крикнули дѣвки. Иванъ воротился.
— Забылъ. Прости, Пестинья Васильевна! Бесѣда разразилась громкимъ смѣхомъ. — Не прощайся съ нимъ, Пестинья.
— И то не прощаться, согласилась было дѣвушка.
— Аль ужь мнѣ, дѣвоньки, смиловаться надъ нимъ?.. Ну, моли Бога, что у меня сердце отходчиво. Прощай!—и она крѣпко обняла вдовьина сына.
На другой вечеръ Иванъ завладѣлъ прялкою Натальи и успѣлъ перемолвиться съ нею
Самолюбивый человѣкъ можетъ утѣшаться только тѣмъ, что всѣ эти обидные для него опыты не фокусы, не чудеса и не шарлатанство, а нѣчто приближающееся къ наукѣ и составляющее даже для самого г. Фельдмана громаднѣйшій вопросительный знакъ. А для науки, какъ извѣстно, и срамъ претерпѣть можно... Прививаютъ же себѣ люди холеру! Секретъ опытовъ сидитъ не въ пальцахъ Фельдмана, а въ свойствахъ нервной системы. Открытіе этого секрета дѣло науки будущаго, а гдѣ наука, тамъ почаще нужно вспоминать объ осторожности, уваженіи и евангельскомъ бисерѣ. Химіей пусть занимаются химики, астрономіей астрономы, нервами физіологи, для увеселителей же и увеселительныхъ мѣстъ найдется много матеріала и помимо неизвѣданныхъ силъ природы.
* * *
— «Стрижено!—Брито!—Брито! Нѣтъ стрижено!» Кто, господа, не знаетъ этого извѣстнаго регpetuum-mobile? А между тѣмъ нашъ собственный думскій комикъ и простякъ г. Жадаевъ при первомъ удобномъ случаѣ начинаетъ жонглировать этими словами... Видимое дѣло, что сей мужъ буквально понимаетъ званіе гласнаго. «Коли, молъ, гласный, гласи и возглашай и оглашай, хотя бы тебя прозвали и оглашеннымъ!...» Вотъ его девизъ. Въ послѣднемъ засѣданіи думы, при вопросѣ о помощи благодѣтельному учрежденію г. Пастера, думская зала огласилась гласомъ г. Жадаева, возставшаго противъ субсидіи для лѣчебницы отъ водобоязни... Нѣсколько времени тому назадъ, кажется при головѣ Чичеринѣ, сей самый г. Жадаевъ возставалъ противъ ассигновки на воду для поливки улицъ... Что сей сонъ значитъ? Тамъ онъ выказалъ самъ нѣкоторую водобоязнь, а теперь беретъ ее подъ свое крыло! Надо бы Давыда Васильевича вывести на свѣжую воду и попросить: не спросись броду, не соваться въ воду... Говорятъ, что кто-то задалъ г. Жадаеву вопросъ: для чего сидятъ гласные въ думѣ?—«Для противурѣчій, отвѣтилъ онъ будто бы, потому что другъ противъ друга сидимъ». Если это такъ, то тогда конечно: Стрижено!—Брито!—Стрижено!—Нѣтъ, брито!!...
***
«Нелюдимо наше море!» поютъ теперь и распѣваютъ москвичи, расхаживая по выставкѣ картинъ волшебника-нептуниста Айвазовскаго... Чувствительныя дамы впиваются въ картины, чуть ли не до
морской болѣзни, а многія барышни съ аттестатомъ зрѣлости стараются пристроить къ своему костюму что нибудь морское, «матросское»... «Тамъ, гдѣ море вѣчно плещетъ на пустынныя скалы», декламируютъ юноши съ синими околышами и не могутъ глазъ оторвать отъ моря во всѣхъ его положеніяхъ, видахъ и состояніяхъ... Одинъ изъ будущихъ эскулаповъ назвалъ Айвазовскаго Иппократомъ моря. Онъ знаетъ, какой пульсъ у моря; знаетъ, когда оно въ нервномъ состояніи, когда лежитъ въ обморокѣ, когда въ лихорадкѣ, когда въ горячкѣ... Словомъ, Айвазовскій—это морской діагностъ. Съ медицинской точки зрѣнія это вѣрно, а... оспаривать это врядъ ли кто будетъ, какъ равно никто не будетъ оспаривать того, что выставка г. Айвазовскаго представляетъ во всѣхъ отношеніяхъ интересное зрѣлище.
* * *
Высокія цѣны на мѣста въ театральной залѣ должны конечно служить порукой за высокое эстетическое наслажденіе, ожидающее зрителя. Частенько эти ожиданія обманываютъ, и публика, за большіято деньги, видитъ всего на всего козу въ сарафанѣ, привезенную изъ-за границы, но козу „модную , а мода—великое дѣло!
За то—какъ пріятно доброй публикѣ платить хотя бы и дорого, но не даромъ, а за новую встрѣчу съ дорогими и милыми гостями, которыхъ она успѣла полюбить въ прежнія, первыя встрѣчи!
Однимъ изъ такихъ гостей является для Москвы талантливый Лудвигъ Барнай. Мы помнимъ: не сразу онъ побѣдилъ московскихъ театраловъ. Образовалась было цѣлая партія, по адресу которой „Будильникъ восклицалъ въ прошломъ году:
О чемъ шумите вы, друзья мои, не знаю: За что анаѳемой грозите вы Барнаю?...
Но скоро анаѳематствующій хоръ примолкъ и несомиѣнный талантъ пріѣзжаго артиста сдѣлалъ свое дѣло: симфонія похвалъ заглушила диссонансы хуленій.
А теперь—и толковать нечего. Бъ рядахъ защитниковъ и поклонниковъ Барная мы встрѣтимъ даже тѣхъ, кто распиналъ его въ своихъ деревянисто-эстетическихъ рѣчахъ.
Иногда хорошо бываетъ обладать короткою памятью. Привѣтъ побѣдителю—Барнаю!
БЕСѢДЫ
Ивана Ивановича съ Иванъ Никифоровичемъ
Ив. Ив. Отчего это Давыдъ Васильичъ Жадаевъ ни за что не хотѣлъ помочь французскому ученому Пастеру, который отъ бѣшенства лѣчитъ?
Ив. Ник. Очень просто, сосѣдушка. Давыдъ Васильичъ принадлежитъ къ партіи цеховыхъ, а они въ Думѣ бѣсятся частенько,—вотъ онъ и заподозрилъ, что прививку-то хотятъ дѣлать ему, да Шестернину Ивану Иванычу, да Серебрякову со товарищи... Онъ и обидѣлся...
ПРОСЬБА КЪ Г. ФЕЛЬДМАНУ.
Въ виду особой вашей внушительной способности, «Будильникъ» покорнѣйше проситъ: нельзя ли всѣми извѣстными и неизвѣстными вамъ, г. Фельдманъ, способами внушить:
Гг. Ромейко, Волкову, Брюхатовой и друг. встать рано утромъ и пройдясь по дворамъ и закоулкамъ своихъ крѣпостей и замковъ, хорошенько понюхать, чѣмъ у нихъ пахнетъ__ Одеколону отнюдь не имѣть.
Г. Кузьмѣ Копытычу перестать драть со своихъ «пчелокъ» по двѣ съ половиной копѣйки за дисконтъ въ мѣсяцъ и вмѣсто денегъ не выдавать обрѣзанныхъ за годъ серій.
Г. Жадаеву не вмѣшиваться въ вопросъ о водобоязни, потому что онъ не знаетъ этого дѣла ни а priori, ни а posteriori....
— А на что тебѣ?
— Такъ. Узнать захотѣлось.
— Узнать тебѣ захотѣлось? Ну, ладно, скажу ужь тебѣ, вдовьинъ сынъ. Терентья Ѳедорова изъ Аѳонасьихи знаешь? — Какъ не знать!
— Такъ сестра ему родная. — Сирота?
— Знамо, коли при братѣ живетъ: ни отца, ни матери.
— А какъ ее звать-то?
— Натальей. Что, хороша дѣвушка?
Вмѣсто отвѣта, Иванъ изловилъ веретено сосѣдки и зажалъ его въ рукѣ.
— ТТТё ты, лѣсной! вспохватилась дѣвка.
— А зто я тебѣ за то, что ты по правдѣ сказала.
Дѣвка поднялась съ мѣста и встала передъ Иваномъ.
— Ну, отдавай мое веретенцо! — Возьми!
Дѣвка протянула руку. — Ну?
— Бери!
— Экой ты невидимый!—дѣвка хлопнула по плечу Ивана, засмѣялась разливпсто и сѣла къ нему на колѣни.
— Ну, что отъ тебя еще будетъ?
— А теперь ужь я отъ тебя жду, Пестинья Васильевна!
— Ты отъ меня? Чего-же тебѣ отъ меня требуется?
Иванъ нагнулъ къ себѣ голову Епистиньи .и сталъ дѣвку цѣловать. — Будетъ!
— Разъ-то? Еще!
— Да будетъ съ тебя, лѣсной!—вырвалась дѣвка и схватилась за веретено.—Отдавай! — Надо въ третій!
— Да что ты... Ой, мамонька, зацѣловалъ совсѣмъ!
— Теперь на, получай!
Иванъ отдалъ веретено. Епистинья, оправившись, усѣлась на прежнее мѣсто, присучила нитку и снова принялась прясть.
— Слушай, вдовьинъ сынъ, что я скажу і тебѣ,—начала она погодя:—хочешь, мы заиграемъ тебѣ пѣсню? Ты и возьмешь себѣ гостью.
— Подожди. Дай посидѣть маленько.
Но Ивану не долго пришлось сидѣть. Всѣ ребята успѣли „переженитьсяа, какъ того требовала пѣсня; оставалась за Иваномъ очередь. Какъ только парень, ходившій подъ пѣсню, сталъ прощаться съ дѣвицами, бесѣдующіе запѣли:
„У насъ Иванушка по горнпцѣ прошелъ, „Сынъ Прохоровичъ по новенькой...“
Вдовьинъ сынъ выступилъ на середину избы и сталъ ходить. А пѣсня разливается и велитъ молодцу выбирать себѣ жену и сестру. Выбралъ Иванъ красивую гостью и Епистимію. Забросила гостья на полицу свой копылокъ и пошла на встрѣчу парню. „Экіе глаза ,
подумалъ Иванъ. — „А брови! “ и вдовьинъ сынъ старался не глядѣть. А пѣсня, словами сестры, говорила:
«Не женися, братецъ батюшка! «Если женишься—спокаешься,
«Съ молодой женой намаешься».
Но братъ не слушаетъ, и пѣсня отъ его лица отвѣчаетъ сестрѣ:
«Полно, милая, не дѣло говорить. «Люди женятся—не каются,
«Съ молодымъ женамъ не маются. «Только ѣздятъ да катаются;
«Съ краснымъ дѣвушкамъ прощаются».
Иванъ подошелъ къ нарядной гостьѣ, обнялъ, по обычаю, одной рукой и сказалъ: — Ну, прощай! — Прощай!
Какой взглядъ! А поцѣлуй!
— Что же ты съ Пестиньей-то не попрощался? крикнули дѣвки. Иванъ воротился.
— Забылъ. Прости, Пестинья Васильевна! Бесѣда разразилась громкимъ смѣхомъ. — Не прощайся съ нимъ, Пестинья.
— И то не прощаться, согласилась было дѣвушка.
— Аль ужь мнѣ, дѣвоньки, смиловаться надъ нимъ?.. Ну, моли Бога, что у меня сердце отходчиво. Прощай!—и она крѣпко обняла вдовьина сына.
На другой вечеръ Иванъ завладѣлъ прялкою Натальи и успѣлъ перемолвиться съ нею