Не сердись! Уже прошлыхъ мгновеній Никогда мы съ тобой не вернемъ, Ради нихъ — для тебя оскорбленій Не отыщется въ сердцѣ моемъ!... Мы съ тобой никогда не скучали, Оживленный вели разговоръ, Никогда мы головъ не ломали,
Каждый былъ... и уменъ, и остёръ: Мы шутила какъ милые дѣти, Пили пиво, и водку, нюи, —
Богъ любви не разставилъ намъ сѣти И не знали мы чары любви.
Наши щоки подчасъ разгорались, Становилася рѣчь горяча,
Но... мы умники все-же остались Хоть однажды погасла свѣча...
Ты, я помню, тогда испугалась...
Но меня, милый другъ, или тьмы?... До сихъ норъ это тайной осталось, Какъ друзьями осталися мы.
И теперь мы встрѣчаемся снова... Слышишь ѣдкость ты въ рѣчи моей, И меня упрекать ты готова
За сатиры на пошлыхъ людей... Защищать ихъ не стоятъ трудиться, Ты меня упрекать перестань, —
Не могу я съ насмѣшкой проститься, — Я сатирѣ плачу свою дань.
Не сердись, моя милая, только, — Я покаяться даже готовъ,
Что и самъ я не знаю, есть сколько У меня добрыхъ, ласковыхъ словъ!...
Ты виною, что только упрёки
Слышишь въ рѣчи игривой моей, — Прочитай же теперь эти строки
И отвѣть мнѣ безъ всякихъ затѣй: Для чего ты сердиться готова? Говоришь, что я сдѣлался злѣй, Не прощаешь мнѣ рѣзкаго слова,
А прощаешь всѣхъ пошлыхъ людей?!... Не сердись же!... Былыя мгновенья Ни за что мы съ тобой не вернемъ, Не услышишь ты словъ оскорбленья Никогда въ разговорѣ моемъ... Опрокинемъ на вѣки стаканы,
Позабудемъ рядъ милыхъ бесѣдъ... Ничего!... Моряки и уланы
Лучше, нежли капризный поэтъ!
Густавъ Не/о
(Очеркъ съ натуры )
На одной изъ сѣверныхъ рѣкъ, близъ станціи желѣзной дороги, стоятъ два парохода, каждый на своей пристани.
Раннее утро, но пары уже разведены.
Ожидается только прибытіе поѣзда, послѣ чего, забравъ пассажировъ, пароходы должны отчалить.
На палубахъ движеніе. На «Бѣгунѣ» толстый капитанъ, съ рыжей бородой, въ картузѣ, заложивши руки назадъ, медленно прохаживается и, на ходу, какъ бы про себя, обращается къ подчиненнымъ:
— Обоспались! Ишь ты, когда мести вздумали... Смотри за вами! Вотъ погоню всѣхъ къ чорту... Будете съ пѣтухами вставать! Даромъ жалованье получаете! Матросами тоже называетесь... шушера!..
Матросы, убиравшіе пароходъ, такъ привыкли къ этимъ угрозамъ и упрекамъ, что не обращали на нихъ никакого вниманія.
На «Скакунѣ» былъ капитанъ иной. Маленькій, юркій брюнетъ, съ птичьимъ лицомъ, онъ поспѣвалъ вездѣ и, при видѣ всякаго безпорядка, тыкалъ пальцемъ, спрашивая: «это что?.. это что»?.. и, не дождавшись отвѣта, бѣжалъ въ другое мѣсто, гдѣ также раздавалось: «это что?.. это что»?.. Обѣгавъ всюду, куда только могъ проникнуть, онъ вбѣгалъ на свою вышку, снималъ шапку и отпыхивался. Простоявъ тамъ съ минуту, онъ снова бѣжалъ внизъ.
— Яковлевъ! гдѣ Яковлевъ? послать Яковлева! отчего нѣтъ Яковлева?.. — Да онъ на берегу, отвѣчаетъ матросъ Загиба. Онъ ужь трехъ притащилъ.
— А, притащилъ?.. Ну, хорошо, хорошо, это хорошо. Пусть больше тащитъ. Мы имъ покажемъ! Ну, вы, кончай скорѣй! Что это за люди! Это что?.. это что?... Будетъ ли этому конецъ? Гдѣ Петровъ?
— На берегу...
— Это хорошо, хорошо, хорошо. А гдѣ Семеновъ? — На берегу.
— Отлично, отлично!
И онъ бѣжитъ дальше, потирая руки, и снова слышится: «это что? это что»? Таковъ былъ капитанъ «Скакуна», Дмитрій Матвѣевичъ Клишинъ, нѣкогда флотскій офицеръ. Онъ ревностно служилъ своему патрону я поэтому ревностно ненавидѣлъ капитана «Бѣгуна», Карла Егоровича Стельдера.
Годъ назадъ онъ благополучно, не зная соперника, одинъ возилъ пассажировъ отъ станціи до главной пристани. Вдругъ появляется «Бѣгунъ» и, чтобы привлечь пассажировъ, понижаетъ плату за проѣздъ: «Скакуну» не разъ приходится возвращаться «на леткѣ».... Клишинъ былъ въ отчаяніи. Боязнь, что патронъ останется имъ недоволенъ, сильно безпокоила его. Собравшись съ духомъ, онъ отправился къ нему и изложилъ грустную перспективу.
— Посудите сами, Дмитрій Митрофановичъ... сами посудите, даромъ уголь жгемъ. Что-же будетъ? Однѣ насмѣшки! Они понизили плату, къ нимъ и идутъ, а мы на легкѣ. Легко ли это «на легкѣ»!
Купецъ призадумался. Это былъ человѣкъ, какихъ много на Руси. Онъ готовъ былъ торговаться изъ за двугривеннаго, но тамъ, гдѣ задѣта была его купеческая амбиція, а въ особенности въ томъ случаѣ, гдѣ ему «утерли носъ», онъ поднимался на дыбы.
— Какъ, понизили?.. На легкѣ сталъ ходить? Ладно. Мы ему тоже выкрутасы сочинимъ. Спустить и у насъ цѣну, чтобы ниже его была! Вотъ мы и поглядимъ. Онъ думаетъ меня перетянуть: нѣтъ, вретъ, у меня требухъ толще его. Слышь, такъ и катай. И вывѣску такую сдѣлать. Возимъ, молъ, по плевой цѣнѣ! Всякъ къ намъ и пойдетъ.
Съ этого времени и началась возка пассажировъ по сбавленной цѣнѣ. Но и тутъ лады были не долги. Пошелъ и Стельдеръ къ своему патрону, Ныбову.
— Плохо, Иванъ Прокофьичъ, докладывалъ онъ, уткнувшись въ полъ глазами. Сбавили цѣну ниже нашей. Къ намъ нейдутъ. На мнѣ будете спрашивать, а чтожь я?.. Волокомъ, что ли, пассажировъ таскать! Клишинъ чортъ, у него и служащіе-то всѣ бѣсы. Не знаю, что дѣлать. Только рыбу пугаемъ, а пользы нѣтъ.
Ныбовъ былъ близнецъ Зыбову, только остервенѣлѣе.
— Онъ такъ?.. Хорошо же. Вози даромъ. Такъ и вывѣску сдѣлай. Вожу, молъ, даромъ, пожалуйте къ намъ! Ха-ха-ха. Ныбовъ не уступитъ Зыбову. Не перетянетъ! У меня кость пошире его!
Когда узналъ объ этомъ Зыбовъ, онъ пришелъ въ ярость и послалъ приказаніе Клишину возить не только даромъ, но и давать каждому по стакану водки, лишь бы шелъ. Въ отвѣтъ на это Ныбовъ приказалъ чисто-одѣтыхъ пассажировъ пускать даромъ во второй классъ. Зыбовъ второй классъ даромъ не уступилъ, но сталъ давать 3-му классу къ стакану водки по булкѣ. И вотъ пошла даровая водка. Посмѣивались купцы съ злорадствомъ, называя одинъ другаго супротивниками и обѣщая возить хоть до смерти даромъ, лишь бы утопить врага.
Капитаны посматриваютъ на часы, ожидая поѣзда. Зазыватели прохаживаются по берегу, въ надеждѣ залучить къ себѣ. Поѣздъ подходитъ къ станціи, пріѣхавшіе направляются къ пристани. «Скакунъ» стоитъ ближе и клишинскіе зазыватели горланятъ около вокзала, выставляя всѣ выгоды ѣхать на «Скакунѣ». Яковлевъ особенно лихъ.
— Не ходи, ребята, на «Бѣгуна». У него и бока-то латками заложены. Изъ старыхъ барокъ сдѣланъ. Пойдешь ко дну. — Знамо, пойдешь.
— А у васъ прежнее положеніе?
— Прежнее. Да чего прежнее, стаканы еще стали больше, а будки прямо изъ печи.
— А теперь въ самый разъ нутро погрѣтъ, заявляетъ чуйка.
Народъ идетъ къ мосткамъ. Тутъ дѣло доходитъ до схватки. Зазыватели чуть не волокомъ тащатъ къ себѣ. Яковлевъ гремитъ какъ труба. Капитаны стоятъ на кормѣ и съ напряженнымъ вниманіемъ смотрятъ на борьбу изъ за пассажировъ. Они знаютъ, на пристани ихъ встрѣтятъ патроны и выразятъ удовольствіе тому, у кого на пароходѣ больше народа.
— Дураки дураковъ загоняютъ, чтобъ угодить дуракамъ. Ну, служба! Чепуха и позорище! бормоталъ себѣ въ бороду Стельдеръ. Клишинъ уже стоялъ на мѣстѣ, перебирая ногами, какъ будто собирался куда-то идти. Онъ не могъ минуты быть покойнымъ, и то и дѣло выкрикивалъ: — Тащи сюда! ребята, водка будетъ! Молодцы, булокъ дадимъ!
Пароходы стали наполняться. «Скакунъ» перещеголялъ «Бѣгуна». Клишинскіе молодцы натаскали народу полную палубу, на «Бѣгунѣ» же преобладала «интеллегенція», которой давали безплатно билеты 2-го класса. Всѣ ѣдущіе по возможности размѣстились, кто какъ могъ удобнѣе.
Былъ августъ мѣсяцъ. День сѣрый, въ воздухѣ свѣжо. Пароходы готовятся къ отплытію. Стельдеръ флегматически дѣлалъ распоряженія, Клишинъ же нѣсколько разъ кричалъ въ рупоръ въ машинное отдѣленіе. Пары шумятъ. Раздаются свистки — и «Скакунъ» первый отходитъ отъ пристани. Стельдеръ, зная, что его «Бѣгунъ» ходитъ лучше, нарочно даетъ «Скакуну» уйдти впередъ, чтобы потомъ со срамомъ оставить его позади. Онъ стоитъ, опустивши рыжую бороду на грудь, и лукаво улыбается, смотря исподлобья на удаляющагося «Скакуна».
Каждый былъ... и уменъ, и остёръ: Мы шутила какъ милые дѣти, Пили пиво, и водку, нюи, —
Богъ любви не разставилъ намъ сѣти И не знали мы чары любви.
Наши щоки подчасъ разгорались, Становилася рѣчь горяча,
Но... мы умники все-же остались Хоть однажды погасла свѣча...
Ты, я помню, тогда испугалась...
Но меня, милый другъ, или тьмы?... До сихъ норъ это тайной осталось, Какъ друзьями осталися мы.
И теперь мы встрѣчаемся снова... Слышишь ѣдкость ты въ рѣчи моей, И меня упрекать ты готова
За сатиры на пошлыхъ людей... Защищать ихъ не стоятъ трудиться, Ты меня упрекать перестань, —
Не могу я съ насмѣшкой проститься, — Я сатирѣ плачу свою дань.
Не сердись, моя милая, только, — Я покаяться даже готовъ,
Что и самъ я не знаю, есть сколько У меня добрыхъ, ласковыхъ словъ!...
Ты виною, что только упрёки
Слышишь въ рѣчи игривой моей, — Прочитай же теперь эти строки
И отвѣть мнѣ безъ всякихъ затѣй: Для чего ты сердиться готова? Говоришь, что я сдѣлался злѣй, Не прощаешь мнѣ рѣзкаго слова,
А прощаешь всѣхъ пошлыхъ людей?!... Не сердись же!... Былыя мгновенья Ни за что мы съ тобой не вернемъ, Не услышишь ты словъ оскорбленья Никогда въ разговорѣ моемъ... Опрокинемъ на вѣки стаканы,
Позабудемъ рядъ милыхъ бесѣдъ... Ничего!... Моряки и уланы
Лучше, нежли капризный поэтъ!
Густавъ Не/о
(Очеркъ съ натуры )
На одной изъ сѣверныхъ рѣкъ, близъ станціи желѣзной дороги, стоятъ два парохода, каждый на своей пристани.
Раннее утро, но пары уже разведены.
Ожидается только прибытіе поѣзда, послѣ чего, забравъ пассажировъ, пароходы должны отчалить.
На палубахъ движеніе. На «Бѣгунѣ» толстый капитанъ, съ рыжей бородой, въ картузѣ, заложивши руки назадъ, медленно прохаживается и, на ходу, какъ бы про себя, обращается къ подчиненнымъ:
— Обоспались! Ишь ты, когда мести вздумали... Смотри за вами! Вотъ погоню всѣхъ къ чорту... Будете съ пѣтухами вставать! Даромъ жалованье получаете! Матросами тоже называетесь... шушера!..
Матросы, убиравшіе пароходъ, такъ привыкли къ этимъ угрозамъ и упрекамъ, что не обращали на нихъ никакого вниманія.
На «Скакунѣ» былъ капитанъ иной. Маленькій, юркій брюнетъ, съ птичьимъ лицомъ, онъ поспѣвалъ вездѣ и, при видѣ всякаго безпорядка, тыкалъ пальцемъ, спрашивая: «это что?.. это что»?.. и, не дождавшись отвѣта, бѣжалъ въ другое мѣсто, гдѣ также раздавалось: «это что?.. это что»?.. Обѣгавъ всюду, куда только могъ проникнуть, онъ вбѣгалъ на свою вышку, снималъ шапку и отпыхивался. Простоявъ тамъ съ минуту, онъ снова бѣжалъ внизъ.
— Яковлевъ! гдѣ Яковлевъ? послать Яковлева! отчего нѣтъ Яковлева?.. — Да онъ на берегу, отвѣчаетъ матросъ Загиба. Онъ ужь трехъ притащилъ.
— А, притащилъ?.. Ну, хорошо, хорошо, это хорошо. Пусть больше тащитъ. Мы имъ покажемъ! Ну, вы, кончай скорѣй! Что это за люди! Это что?.. это что?... Будетъ ли этому конецъ? Гдѣ Петровъ?
— На берегу...
— Это хорошо, хорошо, хорошо. А гдѣ Семеновъ? — На берегу.
— Отлично, отлично!
И онъ бѣжитъ дальше, потирая руки, и снова слышится: «это что? это что»? Таковъ былъ капитанъ «Скакуна», Дмитрій Матвѣевичъ Клишинъ, нѣкогда флотскій офицеръ. Онъ ревностно служилъ своему патрону я поэтому ревностно ненавидѣлъ капитана «Бѣгуна», Карла Егоровича Стельдера.
Годъ назадъ онъ благополучно, не зная соперника, одинъ возилъ пассажировъ отъ станціи до главной пристани. Вдругъ появляется «Бѣгунъ» и, чтобы привлечь пассажировъ, понижаетъ плату за проѣздъ: «Скакуну» не разъ приходится возвращаться «на леткѣ».... Клишинъ былъ въ отчаяніи. Боязнь, что патронъ останется имъ недоволенъ, сильно безпокоила его. Собравшись съ духомъ, онъ отправился къ нему и изложилъ грустную перспективу.
— Посудите сами, Дмитрій Митрофановичъ... сами посудите, даромъ уголь жгемъ. Что-же будетъ? Однѣ насмѣшки! Они понизили плату, къ нимъ и идутъ, а мы на легкѣ. Легко ли это «на легкѣ»!
Купецъ призадумался. Это былъ человѣкъ, какихъ много на Руси. Онъ готовъ былъ торговаться изъ за двугривеннаго, но тамъ, гдѣ задѣта была его купеческая амбиція, а въ особенности въ томъ случаѣ, гдѣ ему «утерли носъ», онъ поднимался на дыбы.
— Какъ, понизили?.. На легкѣ сталъ ходить? Ладно. Мы ему тоже выкрутасы сочинимъ. Спустить и у насъ цѣну, чтобы ниже его была! Вотъ мы и поглядимъ. Онъ думаетъ меня перетянуть: нѣтъ, вретъ, у меня требухъ толще его. Слышь, такъ и катай. И вывѣску такую сдѣлать. Возимъ, молъ, по плевой цѣнѣ! Всякъ къ намъ и пойдетъ.
Съ этого времени и началась возка пассажировъ по сбавленной цѣнѣ. Но и тутъ лады были не долги. Пошелъ и Стельдеръ къ своему патрону, Ныбову.
— Плохо, Иванъ Прокофьичъ, докладывалъ онъ, уткнувшись въ полъ глазами. Сбавили цѣну ниже нашей. Къ намъ нейдутъ. На мнѣ будете спрашивать, а чтожь я?.. Волокомъ, что ли, пассажировъ таскать! Клишинъ чортъ, у него и служащіе-то всѣ бѣсы. Не знаю, что дѣлать. Только рыбу пугаемъ, а пользы нѣтъ.
Ныбовъ былъ близнецъ Зыбову, только остервенѣлѣе.
— Онъ такъ?.. Хорошо же. Вози даромъ. Такъ и вывѣску сдѣлай. Вожу, молъ, даромъ, пожалуйте къ намъ! Ха-ха-ха. Ныбовъ не уступитъ Зыбову. Не перетянетъ! У меня кость пошире его!
Когда узналъ объ этомъ Зыбовъ, онъ пришелъ въ ярость и послалъ приказаніе Клишину возить не только даромъ, но и давать каждому по стакану водки, лишь бы шелъ. Въ отвѣтъ на это Ныбовъ приказалъ чисто-одѣтыхъ пассажировъ пускать даромъ во второй классъ. Зыбовъ второй классъ даромъ не уступилъ, но сталъ давать 3-му классу къ стакану водки по булкѣ. И вотъ пошла даровая водка. Посмѣивались купцы съ злорадствомъ, называя одинъ другаго супротивниками и обѣщая возить хоть до смерти даромъ, лишь бы утопить врага.
Капитаны посматриваютъ на часы, ожидая поѣзда. Зазыватели прохаживаются по берегу, въ надеждѣ залучить къ себѣ. Поѣздъ подходитъ къ станціи, пріѣхавшіе направляются къ пристани. «Скакунъ» стоитъ ближе и клишинскіе зазыватели горланятъ около вокзала, выставляя всѣ выгоды ѣхать на «Скакунѣ». Яковлевъ особенно лихъ.
— Не ходи, ребята, на «Бѣгуна». У него и бока-то латками заложены. Изъ старыхъ барокъ сдѣланъ. Пойдешь ко дну. — Знамо, пойдешь.
— А у васъ прежнее положеніе?
— Прежнее. Да чего прежнее, стаканы еще стали больше, а будки прямо изъ печи.
— А теперь въ самый разъ нутро погрѣтъ, заявляетъ чуйка.
Народъ идетъ къ мосткамъ. Тутъ дѣло доходитъ до схватки. Зазыватели чуть не волокомъ тащатъ къ себѣ. Яковлевъ гремитъ какъ труба. Капитаны стоятъ на кормѣ и съ напряженнымъ вниманіемъ смотрятъ на борьбу изъ за пассажировъ. Они знаютъ, на пристани ихъ встрѣтятъ патроны и выразятъ удовольствіе тому, у кого на пароходѣ больше народа.
— Дураки дураковъ загоняютъ, чтобъ угодить дуракамъ. Ну, служба! Чепуха и позорище! бормоталъ себѣ въ бороду Стельдеръ. Клишинъ уже стоялъ на мѣстѣ, перебирая ногами, какъ будто собирался куда-то идти. Онъ не могъ минуты быть покойнымъ, и то и дѣло выкрикивалъ: — Тащи сюда! ребята, водка будетъ! Молодцы, булокъ дадимъ!
Пароходы стали наполняться. «Скакунъ» перещеголялъ «Бѣгуна». Клишинскіе молодцы натаскали народу полную палубу, на «Бѣгунѣ» же преобладала «интеллегенція», которой давали безплатно билеты 2-го класса. Всѣ ѣдущіе по возможности размѣстились, кто какъ могъ удобнѣе.
Былъ августъ мѣсяцъ. День сѣрый, въ воздухѣ свѣжо. Пароходы готовятся къ отплытію. Стельдеръ флегматически дѣлалъ распоряженія, Клишинъ же нѣсколько разъ кричалъ въ рупоръ въ машинное отдѣленіе. Пары шумятъ. Раздаются свистки — и «Скакунъ» первый отходитъ отъ пристани. Стельдеръ, зная, что его «Бѣгунъ» ходитъ лучше, нарочно даетъ «Скакуну» уйдти впередъ, чтобы потомъ со срамомъ оставить его позади. Онъ стоитъ, опустивши рыжую бороду на грудь, и лукаво улыбается, смотря исподлобья на удаляющагося «Скакуна».