Въ Жокей-клубѣ идетъ разговоръ объ охотѣ. X разсказываетъ, какъ онъ держалъ пари, что перегонитъ поѣздъ желѣзной дороги на своей скаковой лошади, и выигралъ пари.
— Да что! возражаетъ Z: это пустяки! Вотъ я держалъ пари, что на моей Леди-Мильфордъ мнѣ удастся перегнать телеграфическую депешу. И что же вы думаете? Я опередилъ депешу на цѣлую голову!
— Однако, и голова же! хоромъ подхватываютъ слушатели.
Еврей собирается мыться.
— Сарра, говоритъ онъ женѣ, если хочешь цѣловать меня, то цѣлуй скорѣе, а то я сейчасъ буду умываться... („Schalk”. )
A. — Почему Богъ сдѣлалъ наши зубы изъ такого непрочнаго матерьяла?
B. — Чтобы дантисты не умерли съ голода...
Предсѣдатель (къ свидѣтелю) — И такъ, вы утверждаете, что въ одно прекрасное утро вы встрѣтили подсудимаго съ мѣшкомъ подъ мышкой...
Свидѣтель (прерывая). — Г. предсѣдатель! Я долженъ замѣтить вамъ, что хорошенько не помню, прекрасное-ли было это утро, или нѣтъ. Правда — прежде всего!
Два типичныхъ лакея въ „штатскомъ” платьѣ.
— Видите-ли, господинъ Бенжаменъ, если бы я былъ нашимъ хозяиномъ, я бы началъ съ того, что уничтожилъ-бы ливрею.
— Уничтожить ливрею! А по чему бы насъ стали тогда отличать отъ всякой сволочи!?
„Если издатель какого-нибудь журнала слишкомъ далеко зайдетъ, — ему прійдется посидѣть”! глубокомысленно замѣчаетъ „Schalk”...
Бесѣда Ивана Ивановича съ Иваномъ Никифоровичемъ.
— Слышали: въ Москву говорильную машину привезли!?...
— Э, батюшка! — да въ диковинку-ли она намъ? А адвокаты-то наши, — чѣмъ хуже?...
Изъ Владислава Сырокомли.
Tutaj dni moje spokojnie plyna,
Mam chleba, soli, kwiatòw do syta...
Здѣсь дни мои мелькаютъ безмятежно: Есть хлѣбъ и соль, обиліе цвѣтовъ...
Сюда, порой, заглянетъ другъ, — и нѣжно
Я съ нимъ бесѣдовать готовъ.
Здѣсь цѣлый вѣкъ провелъ-бы я не худо Среди дубовъ и яблоней — въ глуши,
Когда Творецъ мнѣ показалъ-бы чудо,
Создавъ отраду для души!
Друзья мои! Предъ Богомъ лейте слёзы, Чтобъ Онъ меня всещедро наградилъ, — Чтобъ страстныя и пламенныя грёзы
Въ душѣ горячей охладилъ, —
Чтобъ я въ моемъ порывѣ благородномъ Спокойнѣй былъ, высоко не леталъ,
Чтобъ никогда о счастіи народномъ —
Безумецъ жалкій — не мечталъ!
Л. Н Т.
САРРА БЕРНАРЪ.
(Критико-біографическій этюдъ. )
I.
Вечеромъ, 2 февраля, 1872 года, на сценѣ парижскаго театра «Одеонъшла драма Виктора Гюго «Ruy-Blas». Этотъ вечеръ еще до сихъ поръ живъ въ памяти парижанъ и, конечно, будетъ навсегда увѣковѣченъ въ лѣтописяхъ французскаго театра, какъ одно изъ наиболѣе выдающихся событій въ его исторіи, какъ безпримѣрное торжество, какъ апогей сценическаго искусства. Театръ сверху до низу былъ набитъ разyошорстной, публикой и вся эта масса, отъ министра до простаго рабочаго-блузника, просто обезумѣла отъ
восторга. Это былъ энтузіазмъ безпредѣльный, неслыханный и невиданный — даже у французовъ. Вызвала его артистка, исполнявшая роль донны Маріи Нейбургской. Съ появленіемъ ея на сценѣ, вся толпа, какъ одинъ человѣкъ, смолкнетъ, затаитъ дыханіе, вся превращается въ слухъ и зрѣніе, трепещетъ въ восторгѣ высокаго эстетическаго наслажденія, дрожитъ всѣми нервами... Но вотъ замираетъ послѣдняя фраза, опускается занавѣсъ и театръ гремитъ рукоплесканіями, реветъ, буквально стонетъ. И этотъ громъ, этотъ ревъ и стонъ повторяются при каждомъ поднятіи и опусканіи занавѣса. По окончаніи спектакля восторженныя оваціи не знали границъ. Массы повалили изъ театра къ актерскому подъѣзду, ждать выхода артистки. Вскорѣ она появилась на подъѣздѣ, счастливая, довольная, улыбающаяся, сіяющая счастьемъ и блескомъ колоссальнаго успѣха, и быстро сѣла въ карету. Мигомъ были выпряжены лошади, и толпа повезла ее на своихъ плечахъ, оглашая улицы восторженными криками.
Никто никогда не вызывалъ со сцены такого громаднаго энтузіазма, никто не имѣлъ такого безпримѣрнаго успѣха! Эта счастливица была Сарра Бернаръ.
Долго послѣ этого спектакль 2-го февраля былъ злобою дня, самою интересною новостью Парижа, который, какъ извѣстно, живетъ лихорадочною жизнію и не любитъ подолгу останавливаться надъ однимъ и тѣмъ-же предметомъ. Весь Парижѣ былъ у ногъ Сарры Бернаръ и не называлъ ее иначе, какъ «божественной». Вся печать въ одинъ голосъ признала ея необычайный успѣхъ. Викторъ Гюго раздѣлялъ общій восторгъ и провозгласилъ Сарру Бернаръ первой актрисой нашего времени. Жирарденъ назвалъ ее первымъ свѣтиломъ французской комедіи и «воскресшею Рашелью». Извѣстный театральный критикъ Сарсэ и Эмиль Золà зачислились въ ряды ея многочисленныхъ и пламенныхъ поклонниковъ. Сарра Бернаръ сдѣлалась кумиромъ Парижа.
II.
Эта крупная звѣзда парижскаго артистическаго міра появилась на свѣтъ Божій при обстоятельствахъ столь-же исключительныхъ, какъ и романическихъ.
Много лѣтъ тому назадъ, на одномъ изъ парижскихъ бульваровъ полиція арестовала молоденькую, пятнадцатилѣтнюю дѣвочку. Арестованная не показывала и тѣни смущенія, — напротивъ, ее видимо интересовала незнакомая обстановка полицейской префектуры, и она съ живымъ интересомъ слѣдила за всѣмъ происходившимъ. Беззаботная улыбка не переставала играть на ея почти дѣтскомъ и чрезвычайно красивомъ личикѣ. На всѣ вопросы полицей
скаго коммисара она давала бойкіе, игривые отвѣты. — Вы парижанка? спросилъ ее комисаръ.
— Нѣтъ, я въ Парижѣ только нѣсколько часовъ. — Откуда-жe вы пріѣхали?
— Изъ Голландіи, изъ Амстердама. Видите-ли, мои родители занимаются тамъ торговлей. Они евреи... Впрочемъ, ихъ всѣ называютъ тамъ очень почтеннымъ семействомъ.
— Для чего-же вы пріѣхали въ Парижъ?
— Право, сама не знаю! Хотѣлось посмотрѣть Парижъ. О немъ говорятъ такъ много интереснаго... — Вы пріѣхали однѣ?
— Одна и безъ гроша денегъ!.. Я уѣхала невзначай, не спросилась ни отца, ни матери. Сѣла, просто, въ омнибусь и поѣхала. Денегъ за билетъ не было, но я немножко обманула кондуктора: обѣщала уплатить но пріѣздѣ въ Парижъ, и въ обезпеченіе оставила чемоданъ; только въ чемоданѣ вещей нѣтъ, — я напихала въ него всякой дряни... Пріѣхали въ Парижъ, — ну, конечно, птичка улетѣла, а кондуктору остался чемоданъ. Ха—ха—ха!.. какую глупую рожу онъ скорчитъ, когда вскроетъ чемоданъ!... Однако, скоро-ли вы меня отпустите? вдругъ обратилась она къ коммисару. Все это начинаетъ быть скучнымъ.
Коммисаръ не зналъ, что ему дѣлать. Находившійся тутъ же полицейскій врачъ обратился къ нему, вполголоса:
— Не замѣчаете-ли вы, что этотъ сумашедшій ребенокъ готовится быть матерью?
— Какъ! воскликнулъ коммисаръ, внѣ себя отъ изумленія.
Дѣвочка, дѣйствительно, оказалась беременною. Полиція оставила ее въ покоѣ, и черезъ два мѣсяца родилась Сарра Бернаръ. У постели ея матери все
— Да что! возражаетъ Z: это пустяки! Вотъ я держалъ пари, что на моей Леди-Мильфордъ мнѣ удастся перегнать телеграфическую депешу. И что же вы думаете? Я опередилъ депешу на цѣлую голову!
— Однако, и голова же! хоромъ подхватываютъ слушатели.
Еврей собирается мыться.
— Сарра, говоритъ онъ женѣ, если хочешь цѣловать меня, то цѣлуй скорѣе, а то я сейчасъ буду умываться... („Schalk”. )
A. — Почему Богъ сдѣлалъ наши зубы изъ такого непрочнаго матерьяла?
B. — Чтобы дантисты не умерли съ голода...
Предсѣдатель (къ свидѣтелю) — И такъ, вы утверждаете, что въ одно прекрасное утро вы встрѣтили подсудимаго съ мѣшкомъ подъ мышкой...
Свидѣтель (прерывая). — Г. предсѣдатель! Я долженъ замѣтить вамъ, что хорошенько не помню, прекрасное-ли было это утро, или нѣтъ. Правда — прежде всего!
Два типичныхъ лакея въ „штатскомъ” платьѣ.
— Видите-ли, господинъ Бенжаменъ, если бы я былъ нашимъ хозяиномъ, я бы началъ съ того, что уничтожилъ-бы ливрею.
— Уничтожить ливрею! А по чему бы насъ стали тогда отличать отъ всякой сволочи!?
„Если издатель какого-нибудь журнала слишкомъ далеко зайдетъ, — ему прійдется посидѣть”! глубокомысленно замѣчаетъ „Schalk”...
Бесѣда Ивана Ивановича съ Иваномъ Никифоровичемъ.
— Слышали: въ Москву говорильную машину привезли!?...
— Э, батюшка! — да въ диковинку-ли она намъ? А адвокаты-то наши, — чѣмъ хуже?...
Изъ Владислава Сырокомли.
Tutaj dni moje spokojnie plyna,
Mam chleba, soli, kwiatòw do syta...
Здѣсь дни мои мелькаютъ безмятежно: Есть хлѣбъ и соль, обиліе цвѣтовъ...
Сюда, порой, заглянетъ другъ, — и нѣжно
Я съ нимъ бесѣдовать готовъ.
Здѣсь цѣлый вѣкъ провелъ-бы я не худо Среди дубовъ и яблоней — въ глуши,
Когда Творецъ мнѣ показалъ-бы чудо,
Создавъ отраду для души!
Друзья мои! Предъ Богомъ лейте слёзы, Чтобъ Онъ меня всещедро наградилъ, — Чтобъ страстныя и пламенныя грёзы
Въ душѣ горячей охладилъ, —
Чтобъ я въ моемъ порывѣ благородномъ Спокойнѣй былъ, высоко не леталъ,
Чтобъ никогда о счастіи народномъ —
Безумецъ жалкій — не мечталъ!
Л. Н Т.
САРРА БЕРНАРЪ.
(Критико-біографическій этюдъ. )
I.
Вечеромъ, 2 февраля, 1872 года, на сценѣ парижскаго театра «Одеонъшла драма Виктора Гюго «Ruy-Blas». Этотъ вечеръ еще до сихъ поръ живъ въ памяти парижанъ и, конечно, будетъ навсегда увѣковѣченъ въ лѣтописяхъ французскаго театра, какъ одно изъ наиболѣе выдающихся событій въ его исторіи, какъ безпримѣрное торжество, какъ апогей сценическаго искусства. Театръ сверху до низу былъ набитъ разyошорстной, публикой и вся эта масса, отъ министра до простаго рабочаго-блузника, просто обезумѣла отъ
восторга. Это былъ энтузіазмъ безпредѣльный, неслыханный и невиданный — даже у французовъ. Вызвала его артистка, исполнявшая роль донны Маріи Нейбургской. Съ появленіемъ ея на сценѣ, вся толпа, какъ одинъ человѣкъ, смолкнетъ, затаитъ дыханіе, вся превращается въ слухъ и зрѣніе, трепещетъ въ восторгѣ высокаго эстетическаго наслажденія, дрожитъ всѣми нервами... Но вотъ замираетъ послѣдняя фраза, опускается занавѣсъ и театръ гремитъ рукоплесканіями, реветъ, буквально стонетъ. И этотъ громъ, этотъ ревъ и стонъ повторяются при каждомъ поднятіи и опусканіи занавѣса. По окончаніи спектакля восторженныя оваціи не знали границъ. Массы повалили изъ театра къ актерскому подъѣзду, ждать выхода артистки. Вскорѣ она появилась на подъѣздѣ, счастливая, довольная, улыбающаяся, сіяющая счастьемъ и блескомъ колоссальнаго успѣха, и быстро сѣла въ карету. Мигомъ были выпряжены лошади, и толпа повезла ее на своихъ плечахъ, оглашая улицы восторженными криками.
Никто никогда не вызывалъ со сцены такого громаднаго энтузіазма, никто не имѣлъ такого безпримѣрнаго успѣха! Эта счастливица была Сарра Бернаръ.
Долго послѣ этого спектакль 2-го февраля былъ злобою дня, самою интересною новостью Парижа, который, какъ извѣстно, живетъ лихорадочною жизнію и не любитъ подолгу останавливаться надъ однимъ и тѣмъ-же предметомъ. Весь Парижѣ былъ у ногъ Сарры Бернаръ и не называлъ ее иначе, какъ «божественной». Вся печать въ одинъ голосъ признала ея необычайный успѣхъ. Викторъ Гюго раздѣлялъ общій восторгъ и провозгласилъ Сарру Бернаръ первой актрисой нашего времени. Жирарденъ назвалъ ее первымъ свѣтиломъ французской комедіи и «воскресшею Рашелью». Извѣстный театральный критикъ Сарсэ и Эмиль Золà зачислились въ ряды ея многочисленныхъ и пламенныхъ поклонниковъ. Сарра Бернаръ сдѣлалась кумиромъ Парижа.
II.
Эта крупная звѣзда парижскаго артистическаго міра появилась на свѣтъ Божій при обстоятельствахъ столь-же исключительныхъ, какъ и романическихъ.
Много лѣтъ тому назадъ, на одномъ изъ парижскихъ бульваровъ полиція арестовала молоденькую, пятнадцатилѣтнюю дѣвочку. Арестованная не показывала и тѣни смущенія, — напротивъ, ее видимо интересовала незнакомая обстановка полицейской префектуры, и она съ живымъ интересомъ слѣдила за всѣмъ происходившимъ. Беззаботная улыбка не переставала играть на ея почти дѣтскомъ и чрезвычайно красивомъ личикѣ. На всѣ вопросы полицей
скаго коммисара она давала бойкіе, игривые отвѣты. — Вы парижанка? спросилъ ее комисаръ.
— Нѣтъ, я въ Парижѣ только нѣсколько часовъ. — Откуда-жe вы пріѣхали?
— Изъ Голландіи, изъ Амстердама. Видите-ли, мои родители занимаются тамъ торговлей. Они евреи... Впрочемъ, ихъ всѣ называютъ тамъ очень почтеннымъ семействомъ.
— Для чего-же вы пріѣхали въ Парижъ?
— Право, сама не знаю! Хотѣлось посмотрѣть Парижъ. О немъ говорятъ такъ много интереснаго... — Вы пріѣхали однѣ?
— Одна и безъ гроша денегъ!.. Я уѣхала невзначай, не спросилась ни отца, ни матери. Сѣла, просто, въ омнибусь и поѣхала. Денегъ за билетъ не было, но я немножко обманула кондуктора: обѣщала уплатить но пріѣздѣ въ Парижъ, и въ обезпеченіе оставила чемоданъ; только въ чемоданѣ вещей нѣтъ, — я напихала въ него всякой дряни... Пріѣхали въ Парижъ, — ну, конечно, птичка улетѣла, а кондуктору остался чемоданъ. Ха—ха—ха!.. какую глупую рожу онъ скорчитъ, когда вскроетъ чемоданъ!... Однако, скоро-ли вы меня отпустите? вдругъ обратилась она къ коммисару. Все это начинаетъ быть скучнымъ.
Коммисаръ не зналъ, что ему дѣлать. Находившійся тутъ же полицейскій врачъ обратился къ нему, вполголоса:
— Не замѣчаете-ли вы, что этотъ сумашедшій ребенокъ готовится быть матерью?
— Какъ! воскликнулъ коммисаръ, внѣ себя отъ изумленія.
Дѣвочка, дѣйствительно, оказалась беременною. Полиція оставила ее въ покоѣ, и черезъ два мѣсяца родилась Сарра Бернаръ. У постели ея матери все