ПЯТНАДЦАТЫЙ.
Пятнадцатый, пятнадцатый, Великій годъ войны!
Родился, чтобъ сражаться, ты, За счастіе страны.
Родился ты со славою,
Всѣмъ дорогъ и хорошъ. Стезею величавою
Ты въ вѣчность потечешь.
Ты воинства нетлѣннаго Незыблемый солдатъ!
Ты года незабвеннаго, Двѣнадцатаго братъ!
Пятнадцатый, стремительный, Великой славы годъ!
Россія побѣдительный Вѣнокъ тебѣ плететъ.
Сергѣй Городецкій.
На рубежҌ девятьсотъ пятнадцатаго.
— Я такъ всегда любила этотъ вечеръ... мнѣ, правда, казалось, что завтра начинается что-то новое... И только въ этомъ году я рѣшительно ничего не жду и ни во что не вѣрю... Вамъ это, можетъ быть, странно,—когда же и загадывать, какъ не, именно, теперь, въ дни историческихъ событій? Всѣмъ хочется пріоткрыть будущее, всѣ изощряются въ гаданіяхъ... Но я говорю про свое собственное чувство: болѣе подавленнаго настроенія я никогда не испы
тывала. Я убѣждена, что и завтра, и послѣзавтра, и черезъ мѣсяцъ я буду все такъ же судорожно раскрывать газеты и читать все одни и тѣ же сообщенія о кровавыхъ ужасахъ, такъ похожихъ другъ на друга... О! проклятый, проклятый Вильгельмъ!..
Своимъ красивымъ груднымъ голосомъ она говорила съ сильными захватывающими интонаціями по выработанной привычкѣ произносить эффектные монологи со сцены.
На этотъ разъ слушателей было не много: маленькій сѣдой старичокъ, сухой и аккуратный, въ черномъ сюртукѣ, со строгимъ и умнымъ взглядомъ прикрытыхъ очками глазъ,— почему-то привившійся въ театральномъ мірѣ докторъ Кормчевъ, и несуразно большой, взлохмаченный, съ легкой просѣдью, съ лицомъ немного цыганскаго склада,—довольно извѣстный писатель Авдѣй Громовъ.
У Громова были всегда какія-то
дѣла, самаго разнообразнаго свой
ЛУКОМОРЬЕ
№ 1.
1 января 1915 г.