Работницамъ объяснили жестами, подтолкнули и, пьяно-обрадованныя, онѣ убѣжали.
— Ступай за мной.
Мужиченко стоялъ, продолжая склабиться.
— Иди за господиномъ офицеромъ, — подсказалъ одинъ изъ солдатъ.
Походка, движенія, весь видъ этого конюха были какіе-то несуразные, смѣшные. Словно бы всѣ шарнирчики въ его суставахъ развинтились и каждый дѣлаетъ что хочетъ, не повинуясь законамъ единства и осмысленности.
— Не угодно ли, какую я откопалъ фигуру! — со смѣхомъ проговорилъ оберъ-лейтенантъ, вталкивая мужика. — Былъ подъ Варшавой, все видѣлъ и, кажется, совсѣмъ дуракъ,
Фонъ-Кирстенъ долго и холодно глядѣлъ на него и, желая огорошить, спросилъ по-русски чисто и отчетливо:
— Ты не изъ шпіоновъ ли? — Ась?
— Я спрашиваю, ты не служишь въ русскомъ бюро развѣдки? — То-ись, какъ?
— Фу, оселъ! Тебѣ деньги платятъ?
— Деньги-съ? А какъ же, семь Рублевъ въ мѣсяцъ получаемъ. На хозяйскихъ харчахъ.
По лицу майора расплылась довольная улыбка. Дѣйствительно, мужикъ глупъ. Если онъ что-нибудь знаетъ, то, пожалуй, не трудно выпытать. — Ты давно былъ въ Варшавѣ?
— Въ Варшавѣ то? Ого! Почитай, три года, какъ былъ.
— Ты кто? Кѣмъ служишь?
— Конюхъ-съ. У здѣшняго пана въ конюхахъ.
— Ну, и куда же ты съ паномъ ѣздилъ?
— Ѣздили-то? Далеко ѣздили. Въ имѣніе Культяпки ѣздили. На конскій заводъ паровать жеребчиковъ.
— На лошадяхъ ѣздили?
— На лошадяхъ же, въ бричкѣ. Дороги усѣ заняты.
— Чѣмъ онѣ заняты?
— Усѣ подъ войско взяты. Тьматьмущая!
— Все солдаты?
— Скрозь солдаты. Идутъ и идутъ, конца-краю нѣту.
— Такъ что проѣхать невозможно? — Чего не проѣхать? Ѣдутъ которые.
— Фу, болванъ! То говорилъ «дороги заняты», а теперь: «ѣдутъ»... Ты, братъ, у меня не вертись!
Мужиченко замигалъ, потоптался, оробѣлъ.
— Я, то-ись, что же? Мое дѣло маленькое.
Майоръ всталъ, прошелся, успокоился.
— Просто идіотъ какой-то, — сказалъ онъ по-нѣмецки. — Русскіе мужики сплошь такіе.
Конюхъ оправилъ полушубокъ и съ опаской взглядывалъ поочередно на офицеровъ.
— Я, баринъ, что же? Я развѣ причиненъ?
— Ну, ну! Не бойся, братецъ. Ничего худого тебѣ не будетъ. Ты денегъ хочешь? — Ась?
— Деньги тебѣ нужны?
Глаза мужиченки блеснули, лицо стало жалобнымъ.
— Наши, баринъ, какіе же достатки? Можно сказать, завсегда въ нуждѣ. Голодъ терпимъ.
Майоръ пошарилъ въ вьючномъ чемоданѣ, вытащилъ кожаный мѣшочекъ и высыпалъ на столъ новенькіе серебрянные рубли и золото. — Хочешь?
Мужикъ даже шагнулъ впередъ.
— Ежели ваша такая милость...
— Сію минуту я тебѣ отвалю пятьсотъ цѣлковыхъ. Слышишь, чистоганомъ пять сотенныхъ, — значительно говорилъ нѣмецъ, щеголяя настоящими русскими словами. — Но только ты долженъ говорить мнѣ всю чистую правду. Согласенъ?
— Батюшка баринъ, да рази я?!.. О, Господи!
— Жадная свинья! — пробормоталъ оберъ-лейтенантъ, ни звука не понимавшій по-русски, но догадывавшійся въ чемъ дѣло.
— Такъ вотъ... Во-первыхъ, куда именно вы ѣздили съ паномъ?
— Я же говорю — въ Культяпки ѣздили.
— Это гдѣ?
—Далеко! Верстовъ, полагать, шестьдесятъ!
— Войскъ тамъ много?
— Видимо-невидимо. Будто насыпало!
— Въ поѣздахъ ѣдутъ?
— И ѣдутъ, и гономъ ихъ гонятъ. Антилерія какъ пойдетъ, то по получасу ждемъ.
— Куда же они направляются? Мужиченко развелъ руками.
— Нѣшто они говорятъ? Сказывали, драться идутъ. На нѣмца...
— Но куда, куда? На западъ? Или на сѣверъ?
— На полночь больше держатъ. — Что?
— На полночь. Вонъ туды.
— Ага, къ сѣверу? Къ сѣверозападу? Такъ...
Нѣсколько минутъ длилось молчаніе. Майоръ отмѣчалъ что-то на картѣ.
— Теперь вотъ что, милый. Пятьсотъ рублей я тебѣ выдамъ, но это пустяки. Ты, если хочешь, можешь заработать цѣлое состояніе. Понимаешь, землю можешь себѣ купить, домъ, хозяйство. Тысячи! Понялъ?
Мужиченко весь напрягся. Даже развинченность словно бы какъ-то уладилась.
— Дѣло же вовсе нетрудное. Ты не знаешь ли здѣсь какого-нибудь потайного мѣста? Чтобы вдали отъ любопытныхъ глазъ?
— Не возьму въ толкъ.
— Ну, лѣсокъ какой-нибудь. Или одинокая изба.
— Есть. Пошто не быть лѣску?
— А говорить по телефону ты умѣешь?
— Чего-съ?
— По телефону? Апаратъ такой.
Изъ путевого альбома воен. кор. худ. Н. Кравченко.
Въ Галиціи. Подозрительный типъ.