— Эй, шерстобиты, а ну-ка, кто со мною на пару?
А какая там пара, если над ухом чичикает. — Не хотите, говорит, клоподавы соленые? Ладно, один закачаюсь.
И пошел с носка колесом на присядку. Печенка и у нас заворочилась. Дух загорелся. Кто-то крикнул.
— Рвись до погонов!
Поперли. Сашку, конечно, убили, так что и в вожди его записать было некогда; а если теперь вспомянули—очень отлично. Лошадятник был, ну, прямо, несусветимый любитель.
— А энтот вроде стишатник; стихи, говорят, писал, — замялся Тришка. Андрон осерчал:
— Не может быть, что-б стишатника праздновали, а своего красного партизана забыли. Весь отряд его в наших валенках воевал.
Тут Семен Кольнов замечание сделал:
— Тришка, говорит, делом не разобрался. Пушкин-то он Пушкин, но Петром его звать и работает он в Жеребцовском совхозе. Орден знамени получил, как за породу скотины, так и вообще за порядок в орудиях. Сам в „Бедноте“ читал.
Андрон не верит.
— Как это так — праздновать живого человека? А вдруг да програбится?
— А мертвому какая польза от праздника? Спорили, спорили, но так и не договорились до точки. Решили Нил Иваныча — учителя выспросить. Послали Тришку за ним. Пришел он и книжку с собой принес.
— Ошиблись вы, — говорит. —Именно поэта, стихотворца Александра Сергеевича Пушкина праздновать будут.
— Не нашего стало быть? — огорчился Андрон.
Учитель его утешает.
— Это великий человек был. — На котором фронте?
— А его, говорит, без всяких фронтов во всех букварях печатали. — А ну, покажи.
— Учитель прочитал про одного пророка поджигателя.
— Замечательный, говорит, образ. Андрон бурчит:
— Знаем мы эти образа. На языке образа, а на деле конокрадом оказывается. Учитель ему про птичку божью.
— Наверное, говорит, вы ее знаете.
— Как не знать, — отвечает Андрон, — это которые ни заботы, ни труда, знаем: на первой странице срисованы.
А там царь с царицей, конешно.
У Нил Иваныча дым от шеи пошел.
— Тут, говорит не весь Пушкин и вы его не знаете. В школу его только в букварях допускали.
Андрон тоже загорячился.
— Это не есть доказательство. Карла Липкина мы тоже не знаем, но почитаем, как есть он заграничный вождь не нашего языка. Но это же русский и вместе с царем. Предлагаю отставить. Мы, красные валяльщики, своего партизанского Пушкина спразднуем.
— А я за одно и совхозного предлагаю. Пущай об крестьянах заботится, — поддудел Кольнов.
Но учитель не отступает.
— Вы, говорит, советской власти не доверяетесь. Разве-б стала она праздновать человека безо внимания.
Андрон его осадил.
— Ты не виляй, Нил Ваныч, ты и при господах служил, и при нас служишь и со всеми ладишь, но мы так не умеем. Мы на чистоту ставим вопрос об своих вождях, которые валенки наши носили на фронте. Покажи нам цельного Пушкина без царей и конокрадских пророков, тогда разберемся.
Нил Иваныч чуть не заплакал:
— Да разве я против ваших вождей? Я тоже от них кормлюсь, но если же Губоно цельного Пушкина не прислало, то чем виноват он? Ей богу, человек был хороший. Разве я стану врать на десятом году революции?
Мы посопели, подумали и решили всех троих Пушкиных спраздновать: и партизана, и совхозного, и царского, а если четвертый какой найдется, то и этого приспособить, что-б лишнего дня на него не тратить.
Игн. Ломакин
А. С. ПУШКИН О ХУЛИГАНСТВЕ
Рисунок А. Успенского
А к девушке в семнадцать лет какая шапка не пристанет!
(Руслан и Людмила, песнь 3-я).
А какая там пара, если над ухом чичикает. — Не хотите, говорит, клоподавы соленые? Ладно, один закачаюсь.
И пошел с носка колесом на присядку. Печенка и у нас заворочилась. Дух загорелся. Кто-то крикнул.
— Рвись до погонов!
Поперли. Сашку, конечно, убили, так что и в вожди его записать было некогда; а если теперь вспомянули—очень отлично. Лошадятник был, ну, прямо, несусветимый любитель.
— А энтот вроде стишатник; стихи, говорят, писал, — замялся Тришка. Андрон осерчал:
— Не может быть, что-б стишатника праздновали, а своего красного партизана забыли. Весь отряд его в наших валенках воевал.
Тут Семен Кольнов замечание сделал:
— Тришка, говорит, делом не разобрался. Пушкин-то он Пушкин, но Петром его звать и работает он в Жеребцовском совхозе. Орден знамени получил, как за породу скотины, так и вообще за порядок в орудиях. Сам в „Бедноте“ читал.
Андрон не верит.
— Как это так — праздновать живого человека? А вдруг да програбится?
— А мертвому какая польза от праздника? Спорили, спорили, но так и не договорились до точки. Решили Нил Иваныча — учителя выспросить. Послали Тришку за ним. Пришел он и книжку с собой принес.
— Ошиблись вы, — говорит. —Именно поэта, стихотворца Александра Сергеевича Пушкина праздновать будут.
— Не нашего стало быть? — огорчился Андрон.
Учитель его утешает.
— Это великий человек был. — На котором фронте?
— А его, говорит, без всяких фронтов во всех букварях печатали. — А ну, покажи.
— Учитель прочитал про одного пророка поджигателя.
— Замечательный, говорит, образ. Андрон бурчит:
— Знаем мы эти образа. На языке образа, а на деле конокрадом оказывается. Учитель ему про птичку божью.
— Наверное, говорит, вы ее знаете.
— Как не знать, — отвечает Андрон, — это которые ни заботы, ни труда, знаем: на первой странице срисованы.
А там царь с царицей, конешно.
У Нил Иваныча дым от шеи пошел.
— Тут, говорит не весь Пушкин и вы его не знаете. В школу его только в букварях допускали.
Андрон тоже загорячился.
— Это не есть доказательство. Карла Липкина мы тоже не знаем, но почитаем, как есть он заграничный вождь не нашего языка. Но это же русский и вместе с царем. Предлагаю отставить. Мы, красные валяльщики, своего партизанского Пушкина спразднуем.
— А я за одно и совхозного предлагаю. Пущай об крестьянах заботится, — поддудел Кольнов.
Но учитель не отступает.
— Вы, говорит, советской власти не доверяетесь. Разве-б стала она праздновать человека безо внимания.
Андрон его осадил.
— Ты не виляй, Нил Ваныч, ты и при господах служил, и при нас служишь и со всеми ладишь, но мы так не умеем. Мы на чистоту ставим вопрос об своих вождях, которые валенки наши носили на фронте. Покажи нам цельного Пушкина без царей и конокрадских пророков, тогда разберемся.
Нил Иваныч чуть не заплакал:
— Да разве я против ваших вождей? Я тоже от них кормлюсь, но если же Губоно цельного Пушкина не прислало, то чем виноват он? Ей богу, человек был хороший. Разве я стану врать на десятом году революции?
Мы посопели, подумали и решили всех троих Пушкиных спраздновать: и партизана, и совхозного, и царского, а если четвертый какой найдется, то и этого приспособить, что-б лишнего дня на него не тратить.
Игн. Ломакин
А. С. ПУШКИН О ХУЛИГАНСТВЕ
Рисунок А. Успенского
А к девушке в семнадцать лет какая шапка не пристанет!
(Руслан и Людмила, песнь 3-я).