— Удивляюсь я вам, право, — оживившись, говорит
он, — до чего вы, крестьяне, находитесь целиком во власти старого, прогнившего быта. Я для вас до сих пор еще барин. А вы ведь грамотный...
— Грамотный, — поспешно соглашается хозяин.
— Так вот... Грамотный, говорю, наверное, и в солдатах были, и в Красной Армии побыли, а пожили че
тыре года по-старому, и на те, пожалуйте: барин. И так вот во всем.
Взять хоть бы эту курицу. Разве это курица? Поверьте мне, — Александр Эразмович останавливается и выпивает с пол стакана вина: — ваша курица съедает не меньше любой породистой. А между тем носкость ее вдвое меньше, чем любой заграничной куры.
Александр Эразмович пространно говорит о яйценосных и мясных породах, описывает преимущества Плимутроков и Миноров, подробно останавливается на Фаверолях и снова, хлебнув вина, переходит к общим вопросам.
— Во всем виноваты вы же сами. Как хотите, что вы мне ни говорите, а русский мужик по-природе своей консервативен, неповоротлив, эгоистичен. Вы все собственники до мозга костей, вы самые жуткие мелочные, отъявленные эгоисты...
Александр Эразмович сочно разгрызает куриную кость и окончательно забывает о том, что перед ним не переполненная аудитория, а только один недоумевающий, сбитый с панталыку странными речами гостя забитый нуждой крестьянин.
— Понятно, что вас не раскачаешь ни на какие улучшения в хозяйстве. Разве вас втянешь в производственную кооперацию. Разве вы способны чем-нибудь поступиться для коллектива, для других, для общества. И это — ваша типическая черта. Возьмите рабочего, возьмите интеллигента...
Он протягивает руку к стакану и неожиданно замечает голодный и жадный взгляд хозяина, устремленный на бутылку.
— Выпить, наверное, хочет. Предложить разве. Александр Эразмович смотрит на бутылку и видит, что вина осталось менее половины.
— Гм... — размышляет он. — И так еле-еле хватит. И, наконец, что для него портвейн.
Он снова прикладывается к стакану и продолжает: — Да, те же интеллигенты... Ну что, скажите, заставляет меня, беспартийного, работать по восемнадцать часов в сутки. И для кого? Для вашего же брата, для темного мужика, для деревни, во имя какого-то общего блага. Вы этого не поймете...
Александр Эразмович доедает курицу, допивает вино и говорит, говорит без конца об эгоизме русского мужика, о собственной благородной душе и еще о тому же подобном.
Хозяин все так же стоит, прислонившись к притолоке и с голодной тоской смотрит на опорожненную бутылку.
Наговорившись всласть, разомлев от выпитого, Александр Эразмович укладывается на единственную кровать. Хозяин с женой и ребятишками устраиваются на полу.
— Дикари! Они даже не раздеваются, — мелькает в отяжелевшей голове Александра Эразмовича, и он засыпает.
На утро, усаживаясь в сани, он вспоминает о том, что следовало бы заплатить за ночлег и ужин.
Он озабоченный роется в бумажнике, — как на зло нет ни одной купюры меньше червонца.
— Целый червонец! И за что? Бессмыслица! — решает он и, неловко отвернувшись, роняет: — Ну, спасибо, хозяин! Сани трогаются.
Александр Эразмович заворачивается в доху и всю дорогу до станции сквозь легкую дрему думает о дикости и эгоизме русского мужика.
Свэн
ТРУДНАЯ ЗАДАЧА
По статистике средний рабочий тратит в год на украшение жилища около 20 рублей.
Все соки выдавив из жил
И съэкономив рубль на пище, Рабочий некий порешил
Украсить празднично жилище. Окончен круг обычных дел,
Пора и в город на смотрины. Ходил по улицам, глядел На магазинные витрины. Судьбу не надо торопить;
Она капризна вроде женки.
Но что же, собственно, купить На эти кровные деньжонки? Не взять ли стильное пано? Но как бы не было обману. Да и не дешево оно,
Едва ли будет по карману.
Иль может, скуки ради для, Забрать рояль и пианино? Потянут более рубля;
Да и куда? В дому — рванина! Трудна задача быть борцом За украшение жилища...
И — полбутылкой с огурцом Свое украсил пепелище.
Триве
ЖАДНОСТЬ Рис. Б. Малаховского
— Гражданин! Вам какие галошки завернуть? 9 или 10 номер? Цена на все номера одна!
— Дай, голуба, в таком случае 16 номер!
он, — до чего вы, крестьяне, находитесь целиком во власти старого, прогнившего быта. Я для вас до сих пор еще барин. А вы ведь грамотный...
— Грамотный, — поспешно соглашается хозяин.
— Так вот... Грамотный, говорю, наверное, и в солдатах были, и в Красной Армии побыли, а пожили че
тыре года по-старому, и на те, пожалуйте: барин. И так вот во всем.
Взять хоть бы эту курицу. Разве это курица? Поверьте мне, — Александр Эразмович останавливается и выпивает с пол стакана вина: — ваша курица съедает не меньше любой породистой. А между тем носкость ее вдвое меньше, чем любой заграничной куры.
Александр Эразмович пространно говорит о яйценосных и мясных породах, описывает преимущества Плимутроков и Миноров, подробно останавливается на Фаверолях и снова, хлебнув вина, переходит к общим вопросам.
— Во всем виноваты вы же сами. Как хотите, что вы мне ни говорите, а русский мужик по-природе своей консервативен, неповоротлив, эгоистичен. Вы все собственники до мозга костей, вы самые жуткие мелочные, отъявленные эгоисты...
Александр Эразмович сочно разгрызает куриную кость и окончательно забывает о том, что перед ним не переполненная аудитория, а только один недоумевающий, сбитый с панталыку странными речами гостя забитый нуждой крестьянин.
— Понятно, что вас не раскачаешь ни на какие улучшения в хозяйстве. Разве вас втянешь в производственную кооперацию. Разве вы способны чем-нибудь поступиться для коллектива, для других, для общества. И это — ваша типическая черта. Возьмите рабочего, возьмите интеллигента...
Он протягивает руку к стакану и неожиданно замечает голодный и жадный взгляд хозяина, устремленный на бутылку.
— Выпить, наверное, хочет. Предложить разве. Александр Эразмович смотрит на бутылку и видит, что вина осталось менее половины.
— Гм... — размышляет он. — И так еле-еле хватит. И, наконец, что для него портвейн.
Он снова прикладывается к стакану и продолжает: — Да, те же интеллигенты... Ну что, скажите, заставляет меня, беспартийного, работать по восемнадцать часов в сутки. И для кого? Для вашего же брата, для темного мужика, для деревни, во имя какого-то общего блага. Вы этого не поймете...
Александр Эразмович доедает курицу, допивает вино и говорит, говорит без конца об эгоизме русского мужика, о собственной благородной душе и еще о тому же подобном.
Хозяин все так же стоит, прислонившись к притолоке и с голодной тоской смотрит на опорожненную бутылку.
Наговорившись всласть, разомлев от выпитого, Александр Эразмович укладывается на единственную кровать. Хозяин с женой и ребятишками устраиваются на полу.
— Дикари! Они даже не раздеваются, — мелькает в отяжелевшей голове Александра Эразмовича, и он засыпает.
На утро, усаживаясь в сани, он вспоминает о том, что следовало бы заплатить за ночлег и ужин.
Он озабоченный роется в бумажнике, — как на зло нет ни одной купюры меньше червонца.
— Целый червонец! И за что? Бессмыслица! — решает он и, неловко отвернувшись, роняет: — Ну, спасибо, хозяин! Сани трогаются.
Александр Эразмович заворачивается в доху и всю дорогу до станции сквозь легкую дрему думает о дикости и эгоизме русского мужика.
Свэн
ТРУДНАЯ ЗАДАЧА
По статистике средний рабочий тратит в год на украшение жилища около 20 рублей.
Все соки выдавив из жил
И съэкономив рубль на пище, Рабочий некий порешил
Украсить празднично жилище. Окончен круг обычных дел,
Пора и в город на смотрины. Ходил по улицам, глядел На магазинные витрины. Судьбу не надо торопить;
Она капризна вроде женки.
Но что же, собственно, купить На эти кровные деньжонки? Не взять ли стильное пано? Но как бы не было обману. Да и не дешево оно,
Едва ли будет по карману.
Иль может, скуки ради для, Забрать рояль и пианино? Потянут более рубля;
Да и куда? В дому — рванина! Трудна задача быть борцом За украшение жилища...
И — полбутылкой с огурцом Свое украсил пепелище.
Триве
ЖАДНОСТЬ Рис. Б. Малаховского
— Гражданин! Вам какие галошки завернуть? 9 или 10 номер? Цена на все номера одна!
— Дай, голуба, в таком случае 16 номер!