они сами просто заимствовали из писания, давал им такое огромное преимущество пред сторонниками других мистериальных культов, что христианство должно было рано, или поздно, одержать победу над всеми ими.
Ведь, он не только поднимал идею божественного спасителя из низин простого натурализма всех других мистерий на высоту этического элемента, благодаря соответствующей индивидуализации христианского образа спасителя и приписывания последнему чисто человеческой, земной жизни. Он не только оказывал более глубокое влияние, чем учение прочих культов, на восприимчивые натуры, но и, тем самым, убеждал в своей непререкаемости и истинности даже тех, кто, как язычники, хотя не придавали особого значения ветхозаветным пророчествам, все же, могли не сомневаться в действительном существовании исторического спасителя.
Именно в этом люди той эпохи обретали то, чего так пламенно жаждали и чего они не могли найти у богов своих религий, т. е. непосредственного и непререкаемого доказательства в пользу истинности своей веры.
Ведь, если спаситель был исторической личностью, если находились люди, которые могли утверждать, что они лично встречались с ним, видели его собственными глазами, прикасались к нему собственными руками, общались с ним, то какие можно было бы дать еще более убедительные доказательства его истинности, и затем, разве можно было бы еще сомневаться, что один только Иисус является божественным водителем и учителем, которого и надо (по словам Сенеки) избрать себе образцом поведения для того, чтобы праведно жить в этом мире и получить жизнь вечную в мире потустороннем?
Таким образом, „исторический Иисус для ранних христиан имел не столько религиозное значение (его, скорее, имел небесный христос), сколько теоретико-познавательный смысл. Во всяком случае, мнимо-исторический Иисус является идеей религиозного, а не исторического порядка. Писания, в которых впервые начало появляться жизнеописание Иисуса, в некотором отношении следует поставить в один ряд с книгой Даниила, т. е. с апокалиптической литературой.
Апокалиптика переживания в прошлом — мнимые или подлинные — визионеров рассматривала, как предвозвещение будущих событий. Она, относя их в более раннюю эпоху и приписывая какойнибудь выдающейся личности прошлого, стремилась таким образом повысить, усилить достоверность своих откровений относительно будущего.
Евангелия тоже стремились представить ветхозаветные предсказания осуществившимися на Иисусе, чтобы таким образом укрепить доверие ко всем ветхозаветным обетованиям о спасении. При этом мнимая „история Иисуса имеет только и чисто служебный характер. Она служит религиозной идее и своим назначением имеет ничто иное, как пробудить веру или доверие к ней.
Эта религиозная идея еще более нуждалась в подчерквании человеческой и, значит, исторической природы спасителя потому, что некоторые гностики, увлеченные своей необузданной фантазией, стремились подчеркнуть именно божественную сущность христа, при чем столь резко, что его человеческая природа приобретала в их глазах чисто-призрачный характер (докетизм).
Вот почему первее всего для всякого благочестивого христианина было доказать, что на самом деле человек, самый настоящий человек (Иисус, а не божественный призрак) отдал свою жизнь в