Богословие это, по крайней мере, пытается согласовать религию с наукой, его представители утверждают, что они не расходятся с наукой. Однако, богословие это не является уже лютеранством, в буквальном смысле слова, несмотря на то, что оно себя так называет, да оно так же не является больше религией, пытаясь все элементы культа истолковать символически, как не является оно и наукой. Оно является просто бессистемной половинчатостью, которая в знании каждого отдельного представителя либерального богословия отражается по-разному. Мы имеем более тысячи написанных либеральными богословами «Жизней Иисуса», при чем у каждого из них Иисус выглядит по-иному. Какой же из них истинный?
Религию, особенно либеральную, пытаются, однако, спасти тем, что ее отождествляют или связывают с нравственностью. Нравственность подобно религии является продуктом социальной действительности, она — детище общественной жизни людей. Зачатки нравственности мы находим уже в животном царстве, где они являются результатом стадной жизни. Религия на высших ступенях развития сумела использовать нравственность в своих интересах, как она использовала искусство и вообще идеологию, она оказала сильнейшее влияние на нравственность да и сама подверглась влиянию с ее стороны. Однако, религиозный человек отнюдь не является еще нравственным человеком, как легальный поступок не является еще нравственным поступком. «Этическая цель находит свое высшее выражение в сознании бесценности собственной конкретности и абсолютной ценности других конкретностей сознания», — говорит Шуппе. Если перевести это с идиотского «научного» жаргона, то это будет означать, что высшая нравственность заключается в том, чтобы собственное благо подчинять и приносить в жертвы благу общества. Христианское «люби ближнего» является кусочком нравственности, но кусочком ничтожным, да и тот быстро выветрился на практике.
«Нравственная жизнь» является, таким образом, относительным понятием, она тесно связана с реальной общественной обстановкой. Вообще же нравственный идеал может быть осуществлен только в социалистическом обществе, для приближения которого каждый обязан делать все возможное.
«Чем больше нравственных предписаний содержит в себе религия, тем больше значения приобретает вера для сохранения существующего строя (к которому приспособлены эти нравственные заповеди), тем ревностнее люди, которые пользуются этим строем, которым он выгоден, стараются сохранить веру, ибо они в каждом потрясении веры видят потрясение морали, законы которой они хотят представить неизменными. Так как, однако, почти каждый шаг вперед, который делает наука, является ограничением области веры, т. -е. ударом по ней, ударом, угрожающим сторонникам существующего строя, то дело раньше или позже неизбежно приходит к борьбе между представителями науки и защитниками существующего строя, которые тем охотнее пускают в ход материальное оружие, чем хуже у них обстоит дело с оружием духовным». (Габс). Примеры из истории религии приводить, конечно, излишне. Достаточно указать на совсем свежий факт из германской общественной жизни. 1 августа 1923 г. в таком центре просвещения, как Дрезден, суд присяжных осудил на шесть месяцев тюрьмы Артура Вольфа (секретаря атеистической организации, сотрудника журнала «Атеист») за перепечатку «богохульного» «Зеркала папизма» Корвина, книги, которая имеет уже почтеннный возраст — 45 лет, в то время, как фальсификаторы продуктов, спекулянты, наносящие непоправимый вред народному благосостоянию, отделываются обычно денежным штрафом.
Религию, особенно либеральную, пытаются, однако, спасти тем, что ее отождествляют или связывают с нравственностью. Нравственность подобно религии является продуктом социальной действительности, она — детище общественной жизни людей. Зачатки нравственности мы находим уже в животном царстве, где они являются результатом стадной жизни. Религия на высших ступенях развития сумела использовать нравственность в своих интересах, как она использовала искусство и вообще идеологию, она оказала сильнейшее влияние на нравственность да и сама подверглась влиянию с ее стороны. Однако, религиозный человек отнюдь не является еще нравственным человеком, как легальный поступок не является еще нравственным поступком. «Этическая цель находит свое высшее выражение в сознании бесценности собственной конкретности и абсолютной ценности других конкретностей сознания», — говорит Шуппе. Если перевести это с идиотского «научного» жаргона, то это будет означать, что высшая нравственность заключается в том, чтобы собственное благо подчинять и приносить в жертвы благу общества. Христианское «люби ближнего» является кусочком нравственности, но кусочком ничтожным, да и тот быстро выветрился на практике.
«Нравственная жизнь» является, таким образом, относительным понятием, она тесно связана с реальной общественной обстановкой. Вообще же нравственный идеал может быть осуществлен только в социалистическом обществе, для приближения которого каждый обязан делать все возможное.
«Чем больше нравственных предписаний содержит в себе религия, тем больше значения приобретает вера для сохранения существующего строя (к которому приспособлены эти нравственные заповеди), тем ревностнее люди, которые пользуются этим строем, которым он выгоден, стараются сохранить веру, ибо они в каждом потрясении веры видят потрясение морали, законы которой они хотят представить неизменными. Так как, однако, почти каждый шаг вперед, который делает наука, является ограничением области веры, т. -е. ударом по ней, ударом, угрожающим сторонникам существующего строя, то дело раньше или позже неизбежно приходит к борьбе между представителями науки и защитниками существующего строя, которые тем охотнее пускают в ход материальное оружие, чем хуже у них обстоит дело с оружием духовным». (Габс). Примеры из истории религии приводить, конечно, излишне. Достаточно указать на совсем свежий факт из германской общественной жизни. 1 августа 1923 г. в таком центре просвещения, как Дрезден, суд присяжных осудил на шесть месяцев тюрьмы Артура Вольфа (секретаря атеистической организации, сотрудника журнала «Атеист») за перепечатку «богохульного» «Зеркала папизма» Корвина, книги, которая имеет уже почтеннный возраст — 45 лет, в то время, как фальсификаторы продуктов, спекулянты, наносящие непоправимый вред народному благосостоянию, отделываются обычно денежным штрафом.