у греков, к у римлян и у германцев. Для того, чтобы доказать всеобщий характер дуализма у людей, вовсе не нужно ворошить мифологию отдельных народов. Нам следует только принять во внимание тот вид дуализма, который мы обнаруживаем в ветхом и новом завете, ибо средневековое богословие и сатаналогия видели в этих сочинениях слово божие, ибо влияние библии на учение о дьяволе не может подлежать никакому сомнению. О наличии двоебожия у древних евреев говорит уже факт существования в библии некоего загадочного Азазеля, который, по всей вероятности, противостоял личному Ягве в качестве личного сатаны. Таким образом, иудеи могли иметь своего дьявола еще до вавилонского пленения. Возможно, однако, что вера в дружественных и враждебных демонов, в ангелов и чертей, утвердилась у них лишь после вавилонского плена, и что в эту эпоху у них под влиянием официального монотеизма выработался образ сатаны в том виде, в каком он выступает в книге Иова, в виде демона тьмы, являющегося могущественным волшебником, однако, не столь всемогущим, как демон света. Впрочем, излишне, я думаю, повторять, что нельзя всерьез принимать, монотеистичностъ моисеева учения. Ягве был единственным богом, однако, ведь и «гоим» имели своих единственных богов, Ягве был добрым духом для иудеев и злым—для «гоим», идолы же этих «гоим» были, напротив, враждебны иудеям.
Из ветхого завета мы не можем узнать, до каких размеров развилось у иудеев учение о дьяволе. Несомненно, однако, что в это время очень сильна была вера в существование вредоносных демонов—бесов и в бесовский характер всего земного. Мы находим бесчисленные упоминания о дьяволе, о духе тьмы, о бесах в первых трех евангелиях, у Павла, в Апокалипсисе, в «Деяниях». Дьявол выступает там под разными названиями, он—господин геенны, вождь бесовского воинства, владыка тьмы, строящий козни людям, вселяя в них бесов, носителей болезни и безумия.
Свою грубую веру в добрых и злых ангелов, как и веру в близкое пришествие царства божьего, против которого ведут борьбу злые ангелы, так называемые отцы церкви первых трех веков почерпнули из нового завета. Перед наиболее вдумчивыми из этих учителей вскоре неизбежно встал вопрос, от которого нельзя было отмахнуться: как примирить существование столь мощных духов с монотеизмом, как согласить неопровержимое наличие зла в мировом процессе с всеблагостью творца. Над этим вопросом особенно много работал гностицизм, проявивший здесь не столько философской глубины, сколько необузданности воображения. Многие детали и черты этого гностицизма перешли, однако, в ученую сатанологию, а еще позже были подхвачены поэтической фантазией (Мильтон и Байрон), превратившей сатану в величественный образ. В народные верования гностические умствования проникали мало. Народ мало толку видел в учении гностиков о том, что не сам бог, а демиург, второстепенный бог, сотворил мир, что иудейский бог вместе с сатаной является лишь созданием высшего бога, что дьявол является лишь божественной обезьяной бога, что виновниками смерти Иисуса христа являются бесы с демиургом во главе, что смерть эта произошла вопреки промыслу высшего бога, и т. д., и т. д. Лишь одна из идей гностиков очень быстро утвердилась в народном сознании: языческие боги, в существовании которых отцы церкви сомневались столь же мало, сколь мало сомневались древние иудеи в существовании «гойских» богов, являются, мол, бесами, злыми демонами, духами лжи, чертями. В 4 веке, когда христианство было провозглашено государственной религией, основная масса населения была силой притянута к христианству, однако, для нее не играло ровно никакой роли, будет ли