мировоззрением и умственными течениями в человеческом обществе. С другой стороны, то обстоятельство, что, несмотря на все, христианство не осуществило освобождения общества от социального и экономического гнета, использовывается, как доказательство того, что различные формы социального неравенства коренятся в человеческой природе, а поэтому совершенно неискоренимы. .
Все это вульгарное понимание истории считает достаточным для решения вопроса о рабстве. Именно такого сорта представления фигурируют в арсенале тех аргументов, которые применяются буржуазией в ее системе пропаганды и воспитания. От каких бы то ни было попыток привести эти представления в связь с остальными явлениями социальной жизни буржуазная историография упорно воздерживается.
С чрезвычайно лаконической поверхностностью отделывается эта историография от запросов и стремлении рабочих масс и не удостаивает выполняемого «говорящими орудиями» производственного процесса хотя бы мимолетным взором. Сформировать подрастающее поколение по своему образу и подобию при помощи систематического, исторического замалчивания—вот девиз тех «идеологов, которые, как пишет Освальд Шпенглер 1. приходят в ужас, когда кто-либо всерьез собирается заняться финансовой проблемой у древних эллинов, когда кто-либо вместо глубокомысленных изречений дельфийского оракула, например, обсуждает те денежные операции, которые производились дельфийскими жрецами, скопившими в своих руках огромные богатства». (Эта правильное замечание Шпенглера, впрочем, находится в противоречии с мистической тенденцией его собственной книги—см. его «Закат Европы»),
Подобная идеология господствует в большей части той литературы, которая популяризует древнюю историю. Новейшие достижения исторической науки, основанные на глубоком и многообъемлющем исследовании подлинных причин возникновения и падения рабства, не нашли еще себе доступа в эту популярную литературу. Исследование это показало, что институт рабства вырос не из властолюбия и жадности господствующих слоев общества, а из глубочайших родников социального бытия. Из столкновении масс, из борьбы имеющих противоречивые интересы классов—вот откуда возникло рабоство. И пало оно не благодаря словесным пререканиям философов, не благодаря какому-то духовному озарению господствующих классов, а вследствие определенных изменений во взаимоотношении производственных сил. Обусловленные этими изменениями социальные заминки и потрясения, массовые движения трудящихся, выливавшиеся нередко в вооруженные восстания, но еще чаще принимавшие характер пассивного, но непреодолимого, противодействия, обусловленная всем этим экономическая необходимость—вот те факты, которые решили судьбу рабства.
При помощии этих-то добытых в процессе исторического исследования фактов мы и хотим далее осветить взаимоотношение между христианством и рабством. Нам приходится, к сожалению, из экономии места, по возможности, сузить объем нашей работы. Мы не можем здесь заняться ни рассмотрением различных теорий происхождения рабства, ни процессом возникновения и падения античного рабского хозяйства. Еще меньше, само собой разумеется, мы можем пытаться уместить в настоящую небольшую работу чудовищный фактический материал о возникновении и утверждении христианства. Мы рассматриваем поэтому Здесь лишь характер римского рабства и пытаемся установить лишь то место, которое заняло, и ту роль, которую сыграло христианство в истории римского рабства.
Все это вульгарное понимание истории считает достаточным для решения вопроса о рабстве. Именно такого сорта представления фигурируют в арсенале тех аргументов, которые применяются буржуазией в ее системе пропаганды и воспитания. От каких бы то ни было попыток привести эти представления в связь с остальными явлениями социальной жизни буржуазная историография упорно воздерживается.
С чрезвычайно лаконической поверхностностью отделывается эта историография от запросов и стремлении рабочих масс и не удостаивает выполняемого «говорящими орудиями» производственного процесса хотя бы мимолетным взором. Сформировать подрастающее поколение по своему образу и подобию при помощи систематического, исторического замалчивания—вот девиз тех «идеологов, которые, как пишет Освальд Шпенглер 1. приходят в ужас, когда кто-либо всерьез собирается заняться финансовой проблемой у древних эллинов, когда кто-либо вместо глубокомысленных изречений дельфийского оракула, например, обсуждает те денежные операции, которые производились дельфийскими жрецами, скопившими в своих руках огромные богатства». (Эта правильное замечание Шпенглера, впрочем, находится в противоречии с мистической тенденцией его собственной книги—см. его «Закат Европы»),
Подобная идеология господствует в большей части той литературы, которая популяризует древнюю историю. Новейшие достижения исторической науки, основанные на глубоком и многообъемлющем исследовании подлинных причин возникновения и падения рабства, не нашли еще себе доступа в эту популярную литературу. Исследование это показало, что институт рабства вырос не из властолюбия и жадности господствующих слоев общества, а из глубочайших родников социального бытия. Из столкновении масс, из борьбы имеющих противоречивые интересы классов—вот откуда возникло рабоство. И пало оно не благодаря словесным пререканиям философов, не благодаря какому-то духовному озарению господствующих классов, а вследствие определенных изменений во взаимоотношении производственных сил. Обусловленные этими изменениями социальные заминки и потрясения, массовые движения трудящихся, выливавшиеся нередко в вооруженные восстания, но еще чаще принимавшие характер пассивного, но непреодолимого, противодействия, обусловленная всем этим экономическая необходимость—вот те факты, которые решили судьбу рабства.
При помощии этих-то добытых в процессе исторического исследования фактов мы и хотим далее осветить взаимоотношение между христианством и рабством. Нам приходится, к сожалению, из экономии места, по возможности, сузить объем нашей работы. Мы не можем здесь заняться ни рассмотрением различных теорий происхождения рабства, ни процессом возникновения и падения античного рабского хозяйства. Еще меньше, само собой разумеется, мы можем пытаться уместить в настоящую небольшую работу чудовищный фактический материал о возникновении и утверждении христианства. Мы рассматриваем поэтому Здесь лишь характер римского рабства и пытаемся установить лишь то место, которое заняло, и ту роль, которую сыграло христианство в истории римского рабства.