Рис. Оранго.
Итакъ, мы собирались удивить міръ злодѣйствомъ. Настоящимъ, 84 й пробы. Тѣмъ самымъ, отъ котораго упокойники въ гробахъ говорятъ спасибо, что померли.
Приступая къ составленію номера, мы чувствовали себя Корниловыми въ кубѣ и смотрѣли на Каледина съ жало
стливымъ презрѣніемъ, сверху внизъ. Дескать,—мальчишка и щенокъ! Какой онъ контръ-революціонеръ! Вотъ мы по этой части—такъ ужъ можно чести приписать: маги и волшебники! И ежели вамъ угодно настоящей контръ-рево
люціи, безъ обмана, то пожалуйте къ намъ въ магазинъ, у насъ покупали, получите желаемое самыхъ лучшихъ сортовъ,
Питаемый нами въ банкѣ гидрёнокъ развивался и росъ не по днямъ, а по часамъ, превращаясь въ преогромную и страшенную гидру. Контрѵреволюціонная же свирѣпость его обострилась до того, что мы уже опасались его г оказывать нашимъ товарищамъ изъ лѣвыхъ группировокъ: не
равно, еще примутъ за Глинку-Янчевскаго, да и отправятъ въ Свеаборгъ. А тамъ, какъ подковали, доказывай , заяцъ, что ты не верблюдъ!
Теперь съ нашимъ гидрёнкомъ дѣлались истерйческ я корчи при видѣ не только .Анжелики Балабановой, но даже Анны Коллонтай. Онъ весь оплевался собственнымъ ядомъ, такъ что поцѣловать его врядъ-ли рѣшилась бы даже г-жа Каменева, облобызавшая привѣтственнымъ поцѣлуемъ г-жу Вырубову.
О, какія великія надежды возлагали мы на эту многообѣщающую амфибію (подразумѣвая подъ сею послѣднею, конечно, отнюдь не г-жъ Каменеву или Вырубову, но воскормленнаго нами гидрёнка)!
Но что же? Проклятое земноводное обмануло наши ожиданія! Впрочемъ, по нашей же собственной винѣ.
Читали ли вы знаменитый романъ Райдера Гаггарда — „She („Она“)?
Идея его, если помните, та, что, ежели ты обладаешь совершенствомъ, то совершенствуй да не пересовершенствуй, а то совершенство твое разсовершенствуется въ нѣчто совершенно обратное его первоначальному существу.
„Она“ Гаггарда была совершеннѣйшей красавицей въ мірѣ, но, мечтая сдѣлать себя еще красивѣе, прожигала себя какимъ то волшебнымъ огнемъ. И что же? Однажды
волшебный огонь, вмѣсто того, чтобы усовершенствовать прожженную красавицу, обратилъ ее въ скверную обезьяну, которая, съ горя, тутъ же на мѣстѣ околѣла.
Съ гидрой нашей приключилось однородное приключеніе, только въ обратномъ порядкѣ. Чѣмъ больше она свирѣпѣла и злилась, тѣмъ усерднѣе мы ее подстрекали:
— Еще! еще!
Въ контръ-революціонномъ неразуміи своемъ, мы дошли до такого изувѣрства, что однажды, пригласивъ В. М. Чернова, упросили его ударить предъ гидрою трепака, что се
лянскій министръ и исполнилъ съ величайшею готовностью и большимъ искусствомъ.
Ярость гидры, при этомъ мирномъ зрѣлищѣ, достигла предѣльнаго напряженія. Если бы не банка, она, навѣрное, пожрала бы гражданина Чернова. Ее раздуло горою, изъ огнедышащихъ пастей ея валила кипящая пѣна, она свистала, шипѣла, плевалась, плавала въ собственномъ яду и вдругъ,., шумно лопнула!!!
Въ ужасѣ, закрыли мы глаза, чтобы не быть очевидцами мерзостнаго зрѣлища, и едва успѣли подумать:
— Эхъ! не успѣли погубить Россію! плакали наши денежки!
/ Но, въ этотъ самый моментъ, слуха нашего коснулось нѣкое томное воркованіе, и чей то голосъ, не менѣе томный и сладкій, какъ медъ, запѣлъ пречувствительно:
Стонетъ сизый голубочекъ.
Стонетъ онъ и день и ночь, Миленькій его дружочекъ Улетѣлъ далеко прочь...
Первою нашею мыслью было, что поетъ В. М. Черновъ: — Перепугался гидры и—сошелъ съ ума отъ страха, бѣдняга!
Состраданіе преодолѣло въ насъ нашъ собственный страхъ. Спѣша на помощь Виктору Михайловичу, мы открыли глаза и... о, удивленіе! о, чудо! Пѣлъ и ворковалъ совсѣмъ не онъ, а наша гидра!
Или, вѣрнѣе сказать, наша бывшая гидра, потому что— на ея мѣстѣ въ банкѣ—неожиданно увидали мы преле
стнѣйшаго бѣлаго голубка, съ розовымъ носикомъ, въ коемъ зеленѣла миртовая вѣточка, и съ голубою ленточкою на гибкой шейкѣ.
Чрезмѣрное совершенство злобы превратило нашу гидру, по рецепту Гаггарда, въ совершенство кротости и невинности!
ЗА ДНЯМИ ДНИ.
Итакъ, мы собирались удивить міръ злодѣйствомъ. Настоящимъ, 84 й пробы. Тѣмъ самымъ, отъ котораго упокойники въ гробахъ говорятъ спасибо, что померли.
Приступая къ составленію номера, мы чувствовали себя Корниловыми въ кубѣ и смотрѣли на Каледина съ жало
стливымъ презрѣніемъ, сверху внизъ. Дескать,—мальчишка и щенокъ! Какой онъ контръ-революціонеръ! Вотъ мы по этой части—такъ ужъ можно чести приписать: маги и волшебники! И ежели вамъ угодно настоящей контръ-рево
люціи, безъ обмана, то пожалуйте къ намъ въ магазинъ, у насъ покупали, получите желаемое самыхъ лучшихъ сортовъ,
Питаемый нами въ банкѣ гидрёнокъ развивался и росъ не по днямъ, а по часамъ, превращаясь въ преогромную и страшенную гидру. Контрѵреволюціонная же свирѣпость его обострилась до того, что мы уже опасались его г оказывать нашимъ товарищамъ изъ лѣвыхъ группировокъ: не
равно, еще примутъ за Глинку-Янчевскаго, да и отправятъ въ Свеаборгъ. А тамъ, какъ подковали, доказывай , заяцъ, что ты не верблюдъ!
Теперь съ нашимъ гидрёнкомъ дѣлались истерйческ я корчи при видѣ не только .Анжелики Балабановой, но даже Анны Коллонтай. Онъ весь оплевался собственнымъ ядомъ, такъ что поцѣловать его врядъ-ли рѣшилась бы даже г-жа Каменева, облобызавшая привѣтственнымъ поцѣлуемъ г-жу Вырубову.
О, какія великія надежды возлагали мы на эту многообѣщающую амфибію (подразумѣвая подъ сею послѣднею, конечно, отнюдь не г-жъ Каменеву или Вырубову, но воскормленнаго нами гидрёнка)!
Но что же? Проклятое земноводное обмануло наши ожиданія! Впрочемъ, по нашей же собственной винѣ.
Читали ли вы знаменитый романъ Райдера Гаггарда — „She („Она“)?
Идея его, если помните, та, что, ежели ты обладаешь совершенствомъ, то совершенствуй да не пересовершенствуй, а то совершенство твое разсовершенствуется въ нѣчто совершенно обратное его первоначальному существу.
„Она“ Гаггарда была совершеннѣйшей красавицей въ мірѣ, но, мечтая сдѣлать себя еще красивѣе, прожигала себя какимъ то волшебнымъ огнемъ. И что же? Однажды
волшебный огонь, вмѣсто того, чтобы усовершенствовать прожженную красавицу, обратилъ ее въ скверную обезьяну, которая, съ горя, тутъ же на мѣстѣ околѣла.
Съ гидрой нашей приключилось однородное приключеніе, только въ обратномъ порядкѣ. Чѣмъ больше она свирѣпѣла и злилась, тѣмъ усерднѣе мы ее подстрекали:
— Еще! еще!
Въ контръ-революціонномъ неразуміи своемъ, мы дошли до такого изувѣрства, что однажды, пригласивъ В. М. Чернова, упросили его ударить предъ гидрою трепака, что се
лянскій министръ и исполнилъ съ величайшею готовностью и большимъ искусствомъ.
Ярость гидры, при этомъ мирномъ зрѣлищѣ, достигла предѣльнаго напряженія. Если бы не банка, она, навѣрное, пожрала бы гражданина Чернова. Ее раздуло горою, изъ огнедышащихъ пастей ея валила кипящая пѣна, она свистала, шипѣла, плевалась, плавала въ собственномъ яду и вдругъ,., шумно лопнула!!!
Въ ужасѣ, закрыли мы глаза, чтобы не быть очевидцами мерзостнаго зрѣлища, и едва успѣли подумать:
— Эхъ! не успѣли погубить Россію! плакали наши денежки!
/ Но, въ этотъ самый моментъ, слуха нашего коснулось нѣкое томное воркованіе, и чей то голосъ, не менѣе томный и сладкій, какъ медъ, запѣлъ пречувствительно:
Стонетъ сизый голубочекъ.
Стонетъ онъ и день и ночь, Миленькій его дружочекъ Улетѣлъ далеко прочь...
Первою нашею мыслью было, что поетъ В. М. Черновъ: — Перепугался гидры и—сошелъ съ ума отъ страха, бѣдняга!
Состраданіе преодолѣло въ насъ нашъ собственный страхъ. Спѣша на помощь Виктору Михайловичу, мы открыли глаза и... о, удивленіе! о, чудо! Пѣлъ и ворковалъ совсѣмъ не онъ, а наша гидра!
Или, вѣрнѣе сказать, наша бывшая гидра, потому что— на ея мѣстѣ въ банкѣ—неожиданно увидали мы преле
стнѣйшаго бѣлаго голубка, съ розовымъ носикомъ, въ коемъ зеленѣла миртовая вѣточка, и съ голубою ленточкою на гибкой шейкѣ.
Чрезмѣрное совершенство злобы превратило нашу гидру, по рецепту Гаггарда, въ совершенство кротости и невинности!