— Получилъ.
— Дай половину.
Воевода честно дѣлился съ грабителемъ.
Николай Первый рѣшилъ кореннымъ образомъ реформировать правосудіе.
— Въ грабежномъ дѣлѣ—заявилъ онъ,—отвѣтственнымъ долженъ быть не только—ограбленный, но и грабитель.
Съ этого дня судьи (воеводъ уже не было) стали получать взятки съ обѣихъ сторонъ, что, само собой разумѣется, было справедливѣе.
Составлять законы было поручено Сперанскому. Собралъ онъ всѣ законы въ одно мѣсто и написалъ: -
— Здѣсь останавливаца воспрѣщаеца. Здѣсь законы. Съ тѣхъ поръ россійскіе судьи и россійскіе граждане
старались обходить это мѣсто. Пробирались мимо сторонкой, сторонкой.
„Обходить законъ стало сначала привычкой, а потомъ и обычаемъ и даже „древнимъ обычаемъ11.
Внутренняя политика.
Изъ самыхъ благодѣтельныхъ учрежденій императора Николая Павловича на первомъ мѣстѣ стоитъ Третье отдѣленіе.
О возникновеніи этого отдѣленія существуетъ слѣдующее преданіе.
Однажды царь Николай сидѣлъ грустный въ своемъ дворцѣ. Никто не понималъ причины его грусти. Все, кажется, шло хорошо.
Декабристы весело коротали время въ сибирскихъ острогахъ подъ бдительнымъ окомъ ласковаго начальства.
Еще только вчера очень веселился, присутствуя при томъ, какъ проводили сквозь строй одного солдата.
При этомъ монархъ даже изволилъ пофилософствовать. Глядя на окровавленную спину наказуемаго солдата, онъ произнесъ:
— Какъ жаль, что у солдата одна спина и такая тоненькая шкура. Съ одного удара лопается.
И вдругъ такая грусть. Отчего? По какой причинѣ? Вдругъ гарь вздохнулъ и сказалъ: — Много слезъ на Руси.
Шопотъ прошелъ по залу. Придворные зашептались: — Какое чудное сердце:
— Какой великодушный монархъ! — Какая великая душа!
Придворные шептались громко, чтобы услышалъ царь... Послѣдній, наконецъ, сказалъ:
— Хочу, чтобы въ моей странѣ никто не плакалъ! Если-же какой нибудь мерзавецъ у меня посмѣетъ плакать...
Тутъ царь прервалъ свою фразу и, подумавъ немного, изрекъ:
— Учреждаю новое отдѣленіе по вытиранію слезъ. Будетъ оно называться „Третьимъ отдѣленіемъ11. Бенкендорфъ!
Вышелъ впередъ в ослѣдствіи знаменитый графъ Бенкендорфъ. Царь вынулъ изъ кармана носовой платокъ, подалъ его Бенкендорфу и сказалъ:
— Утирай слезы моимъ подданнымъ. Ты будешь начальникомъ новаго отдѣленія.
На слѣдующій день Бенкендорфъ явился къ царю съ докладомъ.
— Утеръ слезы?—спросилъ Государь. — Утеръ, ваше величество.
— Никто больше не плачетъ? — Никто, ваше величество.
Царь задумался, потомъ лукаво посмотрѣлъ на Бенкендорфа и произнесъ:
— Если нѣтъ слезъ, то и нечего утирать, а если нечего утирать, то не надо и Третьяго отдѣленія... Бенкендорфъ смутился.
— Ваше величество!—началъ онъ:—Сегодня нѣтъ слезъ, а завтра могутъ быть... Народъ у насъ преподлѣйшій. Какъ будто смѣется, а чуть отвернешься—плачетъ.
— Хорошо! Хорошо! сказалъ царь:—Я вижу, что ты умный человѣкъ. Дѣйствуй!
И Бенкендорфъ сталь дѣйствовать.
Одной рукой онъ вызывалъ слезы, а второй утиралъ ихъ. Послѣ „утиранія 1 многіе оставались безъ глазъ, что было еще лучше. Безъ глазъ, вѣдь, не заплачешь.
Николай Павловичъ былъ очень доволенъ, какъ дѣйствіемъ Третьяго отдѣленія, такъ и понятливостью Бенкендорфа.
Впослѣдствіи графу Бенкендорфу былъ подчиненъ и россійскій Парнасъ.
При Николаѣ Павловичѣ стали процвѣтать на Руси литература и искусство.
Замѣтивъ этотъ безпорядокъ, царь призвалъ Бенкендорфа и приказалъ:
— Обрати вниманіе! — Слушаю-съ!
— Кто главный изъ тѣхъ, что пишутъ? Бенкендорфъ сообщилъ:
— Черненькій есть такой, изъ африканцевъ, и фамилія у него такая страшная, огнестрѣльная.
— Какая, говоришь, фамилія?
— Огнестрѣльная, ваше величество. Пушкинъ его фамилія. Самъ маленькій, маленькій, а стихи пишетъ. — Это главный?
— Главный, ваше величество. — А еще кто есть?
— Малороссъ одинъ, Гоголемъ называется, хотя и настоящая его фамилія Яновскій. Да еще вотъ Дельвигъ баронъ.
— Баронъ, а пишетъ! Не ожидалъ я, чтобы баронъ занимался такими дѣлами. Русскій? —- Изъ нѣмцевъ, какъ будто.
Рис. М. Ага.
—Можетъ быть, это — только слухи?..
— Отрекся!... Въ самомъ дѣлѣ, отрекся!..
— Вотъ только эти ле
нинцы да плехановцы...
— Гм... Что-же, однако,
будетъ дальше?..
— Дай половину.
Воевода честно дѣлился съ грабителемъ.
Николай Первый рѣшилъ кореннымъ образомъ реформировать правосудіе.
— Въ грабежномъ дѣлѣ—заявилъ онъ,—отвѣтственнымъ долженъ быть не только—ограбленный, но и грабитель.
Съ этого дня судьи (воеводъ уже не было) стали получать взятки съ обѣихъ сторонъ, что, само собой разумѣется, было справедливѣе.
Составлять законы было поручено Сперанскому. Собралъ онъ всѣ законы въ одно мѣсто и написалъ: -
— Здѣсь останавливаца воспрѣщаеца. Здѣсь законы. Съ тѣхъ поръ россійскіе судьи и россійскіе граждане
старались обходить это мѣсто. Пробирались мимо сторонкой, сторонкой.
„Обходить законъ стало сначала привычкой, а потомъ и обычаемъ и даже „древнимъ обычаемъ11.
Внутренняя политика.
Изъ самыхъ благодѣтельныхъ учрежденій императора Николая Павловича на первомъ мѣстѣ стоитъ Третье отдѣленіе.
О возникновеніи этого отдѣленія существуетъ слѣдующее преданіе.
Однажды царь Николай сидѣлъ грустный въ своемъ дворцѣ. Никто не понималъ причины его грусти. Все, кажется, шло хорошо.
Декабристы весело коротали время въ сибирскихъ острогахъ подъ бдительнымъ окомъ ласковаго начальства.
Еще только вчера очень веселился, присутствуя при томъ, какъ проводили сквозь строй одного солдата.
При этомъ монархъ даже изволилъ пофилософствовать. Глядя на окровавленную спину наказуемаго солдата, онъ произнесъ:
— Какъ жаль, что у солдата одна спина и такая тоненькая шкура. Съ одного удара лопается.
И вдругъ такая грусть. Отчего? По какой причинѣ? Вдругъ гарь вздохнулъ и сказалъ: — Много слезъ на Руси.
Шопотъ прошелъ по залу. Придворные зашептались: — Какое чудное сердце:
— Какой великодушный монархъ! — Какая великая душа!
Придворные шептались громко, чтобы услышалъ царь... Послѣдній, наконецъ, сказалъ:
— Хочу, чтобы въ моей странѣ никто не плакалъ! Если-же какой нибудь мерзавецъ у меня посмѣетъ плакать...
Тутъ царь прервалъ свою фразу и, подумавъ немного, изрекъ:
— Учреждаю новое отдѣленіе по вытиранію слезъ. Будетъ оно называться „Третьимъ отдѣленіемъ11. Бенкендорфъ!
Вышелъ впередъ в ослѣдствіи знаменитый графъ Бенкендорфъ. Царь вынулъ изъ кармана носовой платокъ, подалъ его Бенкендорфу и сказалъ:
— Утирай слезы моимъ подданнымъ. Ты будешь начальникомъ новаго отдѣленія.
На слѣдующій день Бенкендорфъ явился къ царю съ докладомъ.
— Утеръ слезы?—спросилъ Государь. — Утеръ, ваше величество.
— Никто больше не плачетъ? — Никто, ваше величество.
Царь задумался, потомъ лукаво посмотрѣлъ на Бенкендорфа и произнесъ:
— Если нѣтъ слезъ, то и нечего утирать, а если нечего утирать, то не надо и Третьяго отдѣленія... Бенкендорфъ смутился.
— Ваше величество!—началъ онъ:—Сегодня нѣтъ слезъ, а завтра могутъ быть... Народъ у насъ преподлѣйшій. Какъ будто смѣется, а чуть отвернешься—плачетъ.
— Хорошо! Хорошо! сказалъ царь:—Я вижу, что ты умный человѣкъ. Дѣйствуй!
И Бенкендорфъ сталь дѣйствовать.
Одной рукой онъ вызывалъ слезы, а второй утиралъ ихъ. Послѣ „утиранія 1 многіе оставались безъ глазъ, что было еще лучше. Безъ глазъ, вѣдь, не заплачешь.
Николай Павловичъ былъ очень доволенъ, какъ дѣйствіемъ Третьяго отдѣленія, такъ и понятливостью Бенкендорфа.
Впослѣдствіи графу Бенкендорфу былъ подчиненъ и россійскій Парнасъ.
При Николаѣ Павловичѣ стали процвѣтать на Руси литература и искусство.
Замѣтивъ этотъ безпорядокъ, царь призвалъ Бенкендорфа и приказалъ:
— Обрати вниманіе! — Слушаю-съ!
— Кто главный изъ тѣхъ, что пишутъ? Бенкендорфъ сообщилъ:
— Черненькій есть такой, изъ африканцевъ, и фамилія у него такая страшная, огнестрѣльная.
— Какая, говоришь, фамилія?
— Огнестрѣльная, ваше величество. Пушкинъ его фамилія. Самъ маленькій, маленькій, а стихи пишетъ. — Это главный?
— Главный, ваше величество. — А еще кто есть?
— Малороссъ одинъ, Гоголемъ называется, хотя и настоящая его фамилія Яновскій. Да еще вотъ Дельвигъ баронъ.
— Баронъ, а пишетъ! Не ожидалъ я, чтобы баронъ занимался такими дѣлами. Русскій? —- Изъ нѣмцевъ, какъ будто.
— Что-же это такое? То африканецъ, то малороссъ, Исторія русской революціи въ одномъ лицѣ.
Рис. М. Ага.
—Можетъ быть, это — только слухи?..
— Отрекся!... Въ самомъ дѣлѣ, отрекся!..
— Вотъ только эти ле
нинцы да плехановцы...
— Гм... Что-же, однако,
будетъ дальше?..