— Сотворимъ тако, сынъ мой. Пошли оную акцизничиху ко мнѣ для увѣщанія и _вразумлѣнія, самъ-же иди вь скитъ,—постись и молись. Приму азъ на себя грѣси твои. Иди, спасайся.
А
Изъ кельи о. Парфнутія слышались бульканіе какой-то влаги, кряканье, сплевыванье и сокрушенные вздохи. Со
сѣди старались не слушать, но соблазнъ проникалъ сквозь стѣны и наполнялъ души монаховъ сладостнымъ трепетомь. Попозже у о. Пафнутія что-то завозилось, захохотало. Самъ о. Пафнутій усиленно боролся съ невидимымъ бѣсомъ и будь калъ...
. О. Мисаилъ старался заглушить шопотъ бѣсовъ самостоятельнымъ бульканьемъ анисовой настойки и сокрушенно вздыхагь. Но упорно не шелъ къ о. Пафнутію. И напрасно бѣгала мимо его окна женская тѣнь. Онъ уси
ленно думалъ о загробной жизни, о сотняхъ ядовитыхъ и вредныхъ чертей, о Іудѣ и Вельзевулѣ.
Бѣсновался въ своей кельѣ и о. Іегудіилъ. Не выходила изъ головы акцизничиха Клеопатра. И ея тѣлеса въ красномъ туманѣ соблазна откалывали удивительно-непристой
ныя на польки мазурки. Выпитый полуштофъ не прогналъ злоехидной женщины изъ кельи, а только хуже разстроилъ, и о. Іегудіилъ отправился куда-то въ поле...
Три дня мучились иноки. При встрѣчахъ опускали смиренно глаза долу и расходились молча.
Однажды акцизничиха, приплывъ къ кельѣ о. Іегудіила, усѣлась на пескѣ и запѣла грѣховный матчишъ. Въ это время жулики, пришедшіе изъ града, стащили ея одѣяніе на берегу, раскланялись и поспѣшно удалились во страну свою.
О. о. Мисаилъ, Пафнутій и Іегудіилъ единовременно сказали:
— Искушеніе!—и хотѣли идти прочь. Не тронули слезы молодой, но развратной женщины, и сердца о. Іегу
діила. Сурово приказалъ онъ ей идти за собой и повелъ спрятать ее въ кладовую монастыря до наступленія вечерней темноты.
И устроилъ ее дъ пристройкѣ о. эконома...
Въ полночь о. Варсонофій, обходя монастырь, посмотрѣлъ нечаянно въ окна келіи о. эконома, прошепталъ:— навожденіе!.. и поудобнѣе усѣлся подъ окномъ.
О. Мисаилъ, подобравъ рясу, плясалъ съ акцизничихой „барыню14, о. Іегудіилъ игралъ на гитарѣ, а о. Пафнутій
въ купѣ съ огородницею Даріей хлопоталъ около стола съ выпивками многообразной снѣдью. Блудница Дарія приплясывала, а о. Пафнутій, разводя блаженно руками, ди
рижировалъ передъ ней шкаликомъ и тонкимъ теноромъ пѣлъ:
Монахини святыя.
Всѣ жиромъ налитыя, Напитки пьютъ густыя,
Усладительныя.
Акцизничиха визжала что-то мірское и непотребное и трясла голыми тѣлесами.
О. Варсонофій осмотрѣлся, прошепталъ:—„искушеніе44 и стукнулъ въ дверь келіи.
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа... Ему отвѣтили:
— Аминь, отче игуменъ! Милости просимъ. А акцизничиха лукаво-искѵшающе взвизгнула: — Гряди, гряди, плѣшивый!!
Евг. Вѣнскій.
(Изъ начатой поэмы).
I.
Сначала человѣкъ не вѣдалъ Бога И жилъ ужасно скверно и убого: Свою добычу пожиралъ одинъ
И самъ себѣ былъ полный господинъ. Захочетъ ѣсть—убьетъ дубиной звѣря,
Лишь въ собственныя силы твердо вѣря; Любви захочетъ—женщину въ високъ
Подкравшись—бацъ! облапитъ и въ лѣсокъ! Но, разумѣется, такой порядокъ
Былъ слишкомъ отрицателенъ и гадокъ: Ну, что такое безъ вѣнчанья связь?
Бракъ? Какъ ни такъ! Одинъ лишь блудъ и грязь! А прочее? А наглое господство
Лишь кулака, въ ущербъ для благородства? Для разума, для утонченныхъ чувствъ, Для знанія, мышленія, искусствъ?..
И вотъ, одинъ лукавый старикашка, Сей гнетъ особо ощущавшій тяжко, Рѣшилъ разврату положить конецъ И мигомъ Бога изобрѣлъ, хитрецъ.
II.
На дубъ, сраженный молніи ударомь, Онъ указалъ и рекъ народу съ жаромъ: „Дрожите, въ горлѣ подавляя вздохъ:
Се—выше васъ! Се васъ сильнѣй! Се—Богъ! И всѣ, не медля: воины, старухи
Предъ деревомъ заползали на брюхѣ. А старикашка, знай, свое твердитъ:
„Се—Богъ! Онъ—золъ! Онъ—грозенъ! Онъ—сердитъ! Онъ повелѣлъ мнѣ возвѣстить народу, Что ненавидитъ всякую свободу И покараетъ гибелью того,
Кто не падетъ передъ жрецомъ Его! И всѣ, не медля: воины, старухи...—
Предъ хитрецомъ заползали на брюхѣ. А онъ свое: „Богъ —страшенъ, какъ Драконъ! Строптивцамъ—смерть, таковъ Его законъ! И азъ, Его вамъ возвѣстившій волю, Вамъ больше своеволить не позволю! Желаешь ѣсть—охоться и добудь, Но Богу—полдобычи; не забудь!
Жениться мнишь, къ семейной жизни лакомъ,— Женись, но только... не гражданскимъ бракомъ! Подъ этотъ дубъ пожалуйте къ вѣнцу И... все, что полагается, жрецу;
За требу... Таково велѣнье Бога!
Ослушниковъ Онъ покараетъ строго: Живымъ сожжетъ, какъ этотъ дубъ, того, Кто не падетъ передъ жрецомъ Его!44 И всѣ, не медля: воины, старухи...—
Предъ хитрецомъ заползали на брюхѣ.
III.
Устроился недурно старикашка, Еще вчера, какъ моржъ, вздыхавшій тяжко. Чуть что увидитъ и сейчасъ—всполохъ: Отдай!.. Не спорь!.. Того желаетъ Богъ! — „Эй, какъ тебя?.. Босая образина!..
Стой!.. Что несешь?44—„Свинину —„А, свинина! Давай!!44—„Охъ, наше съ“—„Подави свой вздохъ! Не я хочу твоей свинины.—Богъ! Случится, краснощекая дѣвченка
Задѣнетъ за живое сгариченка,—
Въ колокола! испугъ,.,, переполохъ... — „Въ чемъ дѣло?44
— „Эту вотъ... желаетъ Богъ! 4
Василій Князевъ.
Рис. Рено.
Попъ—пастырь, прихожане—овцы. Стрижка первымъ вторыхъ есть результатъ не только житейской практики, но и евангельской аналогіи.
Три—А.
А
Изъ кельи о. Парфнутія слышались бульканіе какой-то влаги, кряканье, сплевыванье и сокрушенные вздохи. Со
сѣди старались не слушать, но соблазнъ проникалъ сквозь стѣны и наполнялъ души монаховъ сладостнымъ трепетомь. Попозже у о. Пафнутія что-то завозилось, захохотало. Самъ о. Пафнутій усиленно боролся съ невидимымъ бѣсомъ и будь калъ...
. О. Мисаилъ старался заглушить шопотъ бѣсовъ самостоятельнымъ бульканьемъ анисовой настойки и сокрушенно вздыхагь. Но упорно не шелъ къ о. Пафнутію. И напрасно бѣгала мимо его окна женская тѣнь. Онъ уси
ленно думалъ о загробной жизни, о сотняхъ ядовитыхъ и вредныхъ чертей, о Іудѣ и Вельзевулѣ.
Бѣсновался въ своей кельѣ и о. Іегудіилъ. Не выходила изъ головы акцизничиха Клеопатра. И ея тѣлеса въ красномъ туманѣ соблазна откалывали удивительно-непристой
ныя на польки мазурки. Выпитый полуштофъ не прогналъ злоехидной женщины изъ кельи, а только хуже разстроилъ, и о. Іегудіилъ отправился куда-то въ поле...
Три дня мучились иноки. При встрѣчахъ опускали смиренно глаза долу и расходились молча.
Однажды акцизничиха, приплывъ къ кельѣ о. Іегудіила, усѣлась на пескѣ и запѣла грѣховный матчишъ. Въ это время жулики, пришедшіе изъ града, стащили ея одѣяніе на берегу, раскланялись и поспѣшно удалились во страну свою.
О. о. Мисаилъ, Пафнутій и Іегудіилъ единовременно сказали:
— Искушеніе!—и хотѣли идти прочь. Не тронули слезы молодой, но развратной женщины, и сердца о. Іегу
діила. Сурово приказалъ онъ ей идти за собой и повелъ спрятать ее въ кладовую монастыря до наступленія вечерней темноты.
И устроилъ ее дъ пристройкѣ о. эконома...
Въ полночь о. Варсонофій, обходя монастырь, посмотрѣлъ нечаянно въ окна келіи о. эконома, прошепталъ:— навожденіе!.. и поудобнѣе усѣлся подъ окномъ.
О. Мисаилъ, подобравъ рясу, плясалъ съ акцизничихой „барыню14, о. Іегудіилъ игралъ на гитарѣ, а о. Пафнутій
въ купѣ съ огородницею Даріей хлопоталъ около стола съ выпивками многообразной снѣдью. Блудница Дарія приплясывала, а о. Пафнутій, разводя блаженно руками, ди
рижировалъ передъ ней шкаликомъ и тонкимъ теноромъ пѣлъ:
Монахини святыя.
Всѣ жиромъ налитыя, Напитки пьютъ густыя,
Усладительныя.
Акцизничиха визжала что-то мірское и непотребное и трясла голыми тѣлесами.
О. Варсонофій осмотрѣлся, прошепталъ:—„искушеніе44 и стукнулъ въ дверь келіи.
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа... Ему отвѣтили:
— Аминь, отче игуменъ! Милости просимъ. А акцизничиха лукаво-искѵшающе взвизгнула: — Гряди, гряди, плѣшивый!!
Евг. Вѣнскій.
ПРОИСХОЖДЕНІЕ ПОПОВЪ И ИХЪ БОГА.
(Изъ начатой поэмы).
I.
Сначала человѣкъ не вѣдалъ Бога И жилъ ужасно скверно и убого: Свою добычу пожиралъ одинъ
И самъ себѣ былъ полный господинъ. Захочетъ ѣсть—убьетъ дубиной звѣря,
Лишь въ собственныя силы твердо вѣря; Любви захочетъ—женщину въ високъ
Подкравшись—бацъ! облапитъ и въ лѣсокъ! Но, разумѣется, такой порядокъ
Былъ слишкомъ отрицателенъ и гадокъ: Ну, что такое безъ вѣнчанья связь?
Бракъ? Какъ ни такъ! Одинъ лишь блудъ и грязь! А прочее? А наглое господство
Лишь кулака, въ ущербъ для благородства? Для разума, для утонченныхъ чувствъ, Для знанія, мышленія, искусствъ?..
И вотъ, одинъ лукавый старикашка, Сей гнетъ особо ощущавшій тяжко, Рѣшилъ разврату положить конецъ И мигомъ Бога изобрѣлъ, хитрецъ.
II.
На дубъ, сраженный молніи ударомь, Онъ указалъ и рекъ народу съ жаромъ: „Дрожите, въ горлѣ подавляя вздохъ:
Се—выше васъ! Се васъ сильнѣй! Се—Богъ! И всѣ, не медля: воины, старухи
Предъ деревомъ заползали на брюхѣ. А старикашка, знай, свое твердитъ:
„Се—Богъ! Онъ—золъ! Онъ—грозенъ! Онъ—сердитъ! Онъ повелѣлъ мнѣ возвѣстить народу, Что ненавидитъ всякую свободу И покараетъ гибелью того,
Кто не падетъ передъ жрецомъ Его! И всѣ, не медля: воины, старухи...—
Предъ хитрецомъ заползали на брюхѣ. А онъ свое: „Богъ —страшенъ, какъ Драконъ! Строптивцамъ—смерть, таковъ Его законъ! И азъ, Его вамъ возвѣстившій волю, Вамъ больше своеволить не позволю! Желаешь ѣсть—охоться и добудь, Но Богу—полдобычи; не забудь!
Жениться мнишь, къ семейной жизни лакомъ,— Женись, но только... не гражданскимъ бракомъ! Подъ этотъ дубъ пожалуйте къ вѣнцу И... все, что полагается, жрецу;
За требу... Таково велѣнье Бога!
Ослушниковъ Онъ покараетъ строго: Живымъ сожжетъ, какъ этотъ дубъ, того, Кто не падетъ передъ жрецомъ Его!44 И всѣ, не медля: воины, старухи...—
Предъ хитрецомъ заползали на брюхѣ.
III.
Устроился недурно старикашка, Еще вчера, какъ моржъ, вздыхавшій тяжко. Чуть что увидитъ и сейчасъ—всполохъ: Отдай!.. Не спорь!.. Того желаетъ Богъ! — „Эй, какъ тебя?.. Босая образина!..
Стой!.. Что несешь?44—„Свинину —„А, свинина! Давай!!44—„Охъ, наше съ“—„Подави свой вздохъ! Не я хочу твоей свинины.—Богъ! Случится, краснощекая дѣвченка
Задѣнетъ за живое сгариченка,—
Въ колокола! испугъ,.,, переполохъ... — „Въ чемъ дѣло?44
— „Эту вотъ... желаетъ Богъ! 4
Василій Князевъ.
Рис. Рено.
ПАСТЫРЬ и ОВЦЫ.
Попъ—пастырь, прихожане—овцы. Стрижка первымъ вторыхъ есть результатъ не только житейской практики, но и евангельской аналогіи.
Три—А.