щающаго ихъ солнца, нѣтъ вещественнаго міра, — есть только греза о предметахъ, о солнцѣ, о природѣ. Вся прелесть Судейкина — въ красочныхъ гаммахъ, въ под
борѣ тоновъ, то блеклыхъ, то вспыхивающихъ лубочно-ярко, вся прелесть его —
въ умѣніи создать на маленькой площади многоцвѣтный коверъ, нѣжно-тканную вышивку, съ едва намѣченными силуэтами людей-маріонетокъ, вѣтвистыхъ деревь
евъ, избушекъ, ручейковъ, боскетовъ... Самое цѣнное въ этомъ только намекающемъ, похожемъ на шаловливую импровизацію искусствѣ — чувство живописи, чув
ство масляныхъ красокъ, гибкость мазка, рисующаго (не смотря на ,отсутствіе‘ рисунка) все, что приходитъ въ голову художнику, съ такого свободой, точно онъ работаетъ не кистью, а углемъ.
Но главное, что даетъ намъ право вѣрить въ будущность Судейкина и заставляетъ прощать ему недостатки, это сказывающійся во всѣхъ его работахъ чисто-декоративный талантъ, темпераментъ декоратора. Вѣроятно, здѣсь и надо искать причину его поражающей и часто недопустимой незавершенности. Онъ пишетъ маленькіе интимные холсты, тогда какъ мерещатся ему пышныя декораціи, эффекты театральности — все волшебство сценическихъ миражей; онъ словно торопится намѣтить въ миніатюрѣ то, чему суждено жить въ свѢтахъ рампы, и ,пасторали‘ его похожи на эскизы фантастическихъ постановокъ... Насколько это вѣрно, можно судить по тому, что создавалъ Судейкинъ всякій разъ, какъ ему пред
ставлялся случай показать свои силы на поприщѣ театральнаго декораторства. Съ какимъ вдохновеннымъ увлеченіемъ работалъ онъ тогда! Сначала—постановка ,Сестры Беатрисы‘ (въ театрѣ Коммиссаржевской), потомъ—,Цезарь и Клеопатра‘ (Новый драматическій), эскизы для ,Princesse Maleine‘, ,Обращенный Принцъ‘ (въ ДомѢ Интермедій), и въ особенности — ,Забава ДѢвъ‘ (въ Маломъ театрѣ) — должны были, мнѣ кажется, убѣдить самыхъ осторожныхъ скептиковъ въ томъ, какъ подлинно и ярко-самобытно дарованіе Судейкина.
И все таки многіе скажутъ — ,диллетантизмъ‘, просматривая приложенныя здѣсь воспроизведенія, на которыхъ забавно чередуются, среди наивныхъ деревенскихъ ландшафтовъ съ лужайками и прудами или въ затѣйливыхъ садахъ, освѣщенныхъ нѣжнымъ полумѣсяцемъ, кавалеры и дамы въ Biedermeier’cтилѢ, пастушки и пастушки, имѣющіе что то общее съ ,пейзанами‘ Алексѣя Гавриловича Венеціанова, шаловливые амуры, всегда готовые ,ранить чувствительное сердце‘, игрушечные танцовщицы и плясуны, словно магической палочкой перенесенные на холстъ съ заводныхъ музыкальныхъ ящиковъ, что играютъ старинные вальсы и гросфатеры... Конечно, Судейкинъ еще не мастеръ; упрекъ въ диллетантизмѢ до извѣстной сте
пени имъ заслуженъ. Но — говоря откровенно — много ли въ нашъ вѣкъ художни
ковъ безупречныхъ, мастеровъ въ истинномъ значеніи этого слова? Развѣ нѣтъ налета диллетантизма почти на всемъ даровитомъ и оригинальномъ, что было создано русскою живописью за послѣднее время, время нетерпѣливыхъ исканій, отдалившихъ насъ отъ традицій школы и, слѣдовательно, отъ профессіональнаго
борѣ тоновъ, то блеклыхъ, то вспыхивающихъ лубочно-ярко, вся прелесть его —
въ умѣніи создать на маленькой площади многоцвѣтный коверъ, нѣжно-тканную вышивку, съ едва намѣченными силуэтами людей-маріонетокъ, вѣтвистыхъ деревь
евъ, избушекъ, ручейковъ, боскетовъ... Самое цѣнное въ этомъ только намекающемъ, похожемъ на шаловливую импровизацію искусствѣ — чувство живописи, чув
ство масляныхъ красокъ, гибкость мазка, рисующаго (не смотря на ,отсутствіе‘ рисунка) все, что приходитъ въ голову художнику, съ такого свободой, точно онъ работаетъ не кистью, а углемъ.
Но главное, что даетъ намъ право вѣрить въ будущность Судейкина и заставляетъ прощать ему недостатки, это сказывающійся во всѣхъ его работахъ чисто-декоративный талантъ, темпераментъ декоратора. Вѣроятно, здѣсь и надо искать причину его поражающей и часто недопустимой незавершенности. Онъ пишетъ маленькіе интимные холсты, тогда какъ мерещатся ему пышныя декораціи, эффекты театральности — все волшебство сценическихъ миражей; онъ словно торопится намѣтить въ миніатюрѣ то, чему суждено жить въ свѢтахъ рампы, и ,пасторали‘ его похожи на эскизы фантастическихъ постановокъ... Насколько это вѣрно, можно судить по тому, что создавалъ Судейкинъ всякій разъ, какъ ему пред
ставлялся случай показать свои силы на поприщѣ театральнаго декораторства. Съ какимъ вдохновеннымъ увлеченіемъ работалъ онъ тогда! Сначала—постановка ,Сестры Беатрисы‘ (въ театрѣ Коммиссаржевской), потомъ—,Цезарь и Клеопатра‘ (Новый драматическій), эскизы для ,Princesse Maleine‘, ,Обращенный Принцъ‘ (въ ДомѢ Интермедій), и въ особенности — ,Забава ДѢвъ‘ (въ Маломъ театрѣ) — должны были, мнѣ кажется, убѣдить самыхъ осторожныхъ скептиковъ въ томъ, какъ подлинно и ярко-самобытно дарованіе Судейкина.
И все таки многіе скажутъ — ,диллетантизмъ‘, просматривая приложенныя здѣсь воспроизведенія, на которыхъ забавно чередуются, среди наивныхъ деревенскихъ ландшафтовъ съ лужайками и прудами или въ затѣйливыхъ садахъ, освѣщенныхъ нѣжнымъ полумѣсяцемъ, кавалеры и дамы въ Biedermeier’cтилѢ, пастушки и пастушки, имѣющіе что то общее съ ,пейзанами‘ Алексѣя Гавриловича Венеціанова, шаловливые амуры, всегда готовые ,ранить чувствительное сердце‘, игрушечные танцовщицы и плясуны, словно магической палочкой перенесенные на холстъ съ заводныхъ музыкальныхъ ящиковъ, что играютъ старинные вальсы и гросфатеры... Конечно, Судейкинъ еще не мастеръ; упрекъ въ диллетантизмѢ до извѣстной сте
пени имъ заслуженъ. Но — говоря откровенно — много ли въ нашъ вѣкъ художни
ковъ безупречныхъ, мастеровъ въ истинномъ значеніи этого слова? Развѣ нѣтъ налета диллетантизма почти на всемъ даровитомъ и оригинальномъ, что было создано русскою живописью за послѣднее время, время нетерпѣливыхъ исканій, отдалившихъ насъ отъ традицій школы и, слѣдовательно, отъ профессіональнаго