поэтъ Прекрасной Дамы, тоже далеко отошелъ отъ Пушкинства, а тѣмъ болѣе отъ Тургеневщины. Его Дама надѣваетъ плѣнительныя одежды, но сама она—лишь символъ и притомъ съ философскимъ оттѣнкомъ.
Но кто-же тогда? Или пластикъ Маковскій, измученный пѣвучей легкостью своего стиха и несловесной отчетливостью того, что онъ переживаетъ лири
чески? Нѣтъ, иронія увела и его отъ Пушкинства. Городецкій, съ пугающей ширью и искренностью его признаній, или Андрей Бѣлый, въ безпредѣльности его горизонтовъ, дарованій, идей, начинаній—отзывчивый, трепетный, почти миражный, но, въ концѣ концовъ, все-же будущій?
Или Кузминъ, нѣжный, весь въ нюансахъ, весь въ боязливой красотѣ своихъ неоправданныхъ вѣръ? Я назвалъ далеко не всѣ имена, которыя тѣснятся на расщепѣ моего пера, но довольно и этихъ, чтобы не только оправдать женскій лиризмъ, но и требовать его проявленій.
Лирика стала настолько индивидуальной и чуждой общихъ мѣстъ, что ей нужны теперь и типы женскихъ музыкальностей. Можетъ быть она откроетъ намъ даже новые лирическіе горизонты, эта женщина, уже болѣе не кумиръ, осужденный на молчаніе, а нашъ товарищъ въ общей, свободной и безконечно-разнообразной работѣ надъ русской лирикой.
ВА вполнѣ опредѣлившихся женскихъ имени естественно открываютъ
нашъ обзоръ.
Надо ли угадывать ихъ? Зинаида Гиппіусъ и АНе^го—Поликсена Соловьева.
3. Н. Гиппіусъ—поэтесса перваго призыва. Въ ея творчествѣ вся пятнадцатилѣтняя исторія нашего лирическаго модернизма. Мнѣ не хотѣлось бы, однако, педантично трактуя тему моей статьи, осуждать себя на разборъ послѣднихъ стиховъ Гиппіусъ.
Каноническимъ для этого имени останется все же .Собраніе стиховъ1 1904 г. Я люблю эту книгу за ея пѣвучую отвлеченность. Никогда мужчина не посмѣлъ бы одѣть абстракціи такимъ очарованіемъ:
Сердце исполнено счастьемъ желанья, Счастьемъ возможности и ожиданья,— Но и трепещетъ оно, и боится,
Что ожиданіе—можетъ свершиться...
Полностью жизни принять мы не смѣемъ, Тяжести счастья поднять не умѣемъ,
Но кто-же тогда? Или пластикъ Маковскій, измученный пѣвучей легкостью своего стиха и несловесной отчетливостью того, что онъ переживаетъ лири
чески? Нѣтъ, иронія увела и его отъ Пушкинства. Городецкій, съ пугающей ширью и искренностью его признаній, или Андрей Бѣлый, въ безпредѣльности его горизонтовъ, дарованій, идей, начинаній—отзывчивый, трепетный, почти миражный, но, въ концѣ концовъ, все-же будущій?
Или Кузминъ, нѣжный, весь въ нюансахъ, весь въ боязливой красотѣ своихъ неоправданныхъ вѣръ? Я назвалъ далеко не всѣ имена, которыя тѣснятся на расщепѣ моего пера, но довольно и этихъ, чтобы не только оправдать женскій лиризмъ, но и требовать его проявленій.
Лирика стала настолько индивидуальной и чуждой общихъ мѣстъ, что ей нужны теперь и типы женскихъ музыкальностей. Можетъ быть она откроетъ намъ даже новые лирическіе горизонты, эта женщина, уже болѣе не кумиръ, осужденный на молчаніе, а нашъ товарищъ въ общей, свободной и безконечно-разнообразной работѣ надъ русской лирикой.
2
Д
ВА вполнѣ опредѣлившихся женскихъ имени естественно открываютъ
нашъ обзоръ.
Надо ли угадывать ихъ? Зинаида Гиппіусъ и АНе^го—Поликсена Соловьева.
3. Н. Гиппіусъ—поэтесса перваго призыва. Въ ея творчествѣ вся пятнадцатилѣтняя исторія нашего лирическаго модернизма. Мнѣ не хотѣлось бы, однако, педантично трактуя тему моей статьи, осуждать себя на разборъ послѣднихъ стиховъ Гиппіусъ.
Каноническимъ для этого имени останется все же .Собраніе стиховъ1 1904 г. Я люблю эту книгу за ея пѣвучую отвлеченность. Никогда мужчина не посмѣлъ бы одѣть абстракціи такимъ очарованіемъ:
Сердце исполнено счастьемъ желанья, Счастьемъ возможности и ожиданья,— Но и трепещетъ оно, и боится,
Что ожиданіе—можетъ свершиться...
Полностью жизни принять мы не смѣемъ, Тяжести счастья поднять не умѣемъ,