Павловной въ Веймаръ и 10 дней продолжались празднества. 12-го ноября были по
ставлены на сцену «Привѣтствія искусствъ», самый лучшій даръ, который Веймаръ могъ поднести молодой четѣ и о которомъ ве
ликая княгиня сохранила самое отрадное впечатлѣніе». За день до представленія, какъ повѣствуетъ Карлъ Гедике, Шиллеръ просилъ вручить рукопись великой княгинѣ, чтобы она, тогда уже достаточно зна
комая съ нѣмецкимъ языкомъ, по крайней мѣрѣ съ чтеніемъ нѣмецкихъ произведеній, могла ознакомиться съ духомъ и содержаніемъ посвященнаго ей стихотворенія.
Сцена открывается въ мирной сельской долинѣ, какъ Шиллеръ .побилъ называть Веймаръ, — поселяне съ ихъ женами и дѣтьми, образовавъ пестрый хороводъ, под
держиваютъ лентами и гирляндами моло
дое померанцевое дерево, выхоленное на счастливой чужбинѣ (какъ символъ поки
нувшей родину великой княгини Маріи Павловны), которое они хотятъ пересадить въ свой родной долъ. Они съ любовью смотрятъ на него, посылаютъ ему лучшія пожеланія, обращаются съ мольбою къ нимфамъ горъ и лѣсовъ и старому Пану, богу стадъ и урожая, чтобы они защитили деревцо отъ непогоды, вѣтра и урагана; чтобы они даровали ему вѣчно-ясные го
лубые дни; чтобы солнце послало ему тепло, а земля щедро напоила росой; они всей душой уповаютъ на него, ждутъ отъ него утѣшенія и зарю новыхъ, счастливыхъ дней... Но все это мечты, радостныя пожеланія—и ихъ невольно безпокоитъ роко
вой вопросъ: «какъ упрочить эти благія пожеланія на дѣлѣ?» Они не знаютъ, не
видятъ той силы, которая бы приковала деревцо къ ея новой отчизнѣ. Но является Геній творчества всего прекраснаго съ своими вѣчными спутниками—семью богиня
ми искусствъ, и эта сила найдена. Геній утѣшаетъ мирныхъ поселянъ, онъ говоритъ имъ, что для любви нѣтъ дали, что лю
бовь не вѣдаетъ преградъ; что высокій умъ, влагающій великое въ жизнь, но ничего не требующій отъ нея, не будетъ стре
миться къ пышнымъ царскимъ чертогамъ отъ мирныхъ жителей долины, надъ сво
бодными очами которыхъ смѣется только золотое солнце; прекрасное сердце сродняется скоро; дѣйствуя въ тиши, оно создаетъ себѣ свой міръ; какъ дерево вонзается корнями въ землю и крѣпко при
ковывается къ ней, такъ все прекрасное
и благородное стремится связать свой трудъ съ оптокомъ общей жизни; тамъ, гдѣ вселяешь счастье—тамъ наша родина. Какъ толкователи того поля дѣйствія, которое
открывается передъ молодой княгиней, выступаютъ семь искусствъ. Изображая свою дѣятельность на берегахъ Yевы и выра
жая въ чудесныхъ словахъ цѣли своего бытія, они предлагаютъ свои услуги вели
кой княгинѣ, они обѣщаютъ ей, общими силами, соединясь въ священный союзъ семи, раскинуть передъ ней коверъ ея но
вой жизни, «такъ какъ истинная жизнь возвышается только изъ союза прекрасныхъ стремленій ихъ творческихъ силъ».
Когда эти ласкающія, но никакъ не льстивыя пожеланія впервые были услы
шаны со сцены 12-го ноября 1804 года, всѣ присутствующіе въ театрѣ были глу
боко тронуты; великая княгиня съ трудомъ удерживала обильныя слезы радости и уми
ленія. Въ слѣдующее лѣто, вскорѣ послѣ смерти Шиллера, въ минуту грусти, она говорила своей невѣсткѣ, принцессѣ Ка
ролинѣ, какъ она преклоняется передъ этимъ стихотвореніемъ, какъ сильно опа его любитъ. «Я только никому не могу этого сказать,—оно слишкомъ близко ка
сается меня». Какъ высоко она почитала Шиллера, показываетъ ея заботливость къ сыновьямъ великаго и то эстетическое образованіе, которое она дала своимъ собствен
нымъ дѣтямъ. Бсей своей благотворной и въ высшей степени гуманной и просвѣ
щенной дѣятельностью въ Веймарѣ вели
кая княгиня Марія Павловна доказала, что «Привѣтствіе искусствъ» пустило глу
бокіе корни въ ея впечатлительной душѣ, что оно въ ней не ошиблось.
Прочитавшіе эту короткую замѣтку и знакомые съ письмами объ эстетическомъ воспитаніи Шиллера невольно услѣдятъ тѣс
ную связь между «Привѣтствіемъ искусствъ
н вышеназваннымъ произведеніемъ. Ихъ раздѣляетъ пространство въ 10 лѣтъ. Пер
вое написано въ самый цвѣтущій періодъ дѣятельности Шиллера, когда онъ толькочто создалъ «Разбойниковъ», «Заговоръ
Фіеско», « Донъ-Карлоса » и готовился обезсмертить себя новымъ рядомъ вели
чавыхъ произведеній «Орлеанской дѣвой», « Маріей Стюартъ », « Валленштейномъ »; второе, когда роковая болѣзнь уже без
пощадно разрушала его силы, когда онъ
медленно, шагъ за шагомъ, приближался къ смерти. Мы не даромъ назвали «Привѣтствіе искусствъ» финальнымъ аккор
домъ проповѣди Шиллера,—оно было его послѣднимъ цѣлымъ созданіемъ. Смерть уже оспаривала каждую минуту его драгоцѣн
ной жизни, чтобы онъ, но прекрасному вы
раженію Гёте, «съ высоты своего бытія перешелъ къ вѣчному блаженству», а онъ, уносясь мыслью къ грядущимъ поколѣніямъ,
ставлены на сцену «Привѣтствія искусствъ», самый лучшій даръ, который Веймаръ могъ поднести молодой четѣ и о которомъ ве
ликая княгиня сохранила самое отрадное впечатлѣніе». За день до представленія, какъ повѣствуетъ Карлъ Гедике, Шиллеръ просилъ вручить рукопись великой княгинѣ, чтобы она, тогда уже достаточно зна
комая съ нѣмецкимъ языкомъ, по крайней мѣрѣ съ чтеніемъ нѣмецкихъ произведеній, могла ознакомиться съ духомъ и содержаніемъ посвященнаго ей стихотворенія.
Сцена открывается въ мирной сельской долинѣ, какъ Шиллеръ .побилъ называть Веймаръ, — поселяне съ ихъ женами и дѣтьми, образовавъ пестрый хороводъ, под
держиваютъ лентами и гирляндами моло
дое померанцевое дерево, выхоленное на счастливой чужбинѣ (какъ символъ поки
нувшей родину великой княгини Маріи Павловны), которое они хотятъ пересадить въ свой родной долъ. Они съ любовью смотрятъ на него, посылаютъ ему лучшія пожеланія, обращаются съ мольбою къ нимфамъ горъ и лѣсовъ и старому Пану, богу стадъ и урожая, чтобы они защитили деревцо отъ непогоды, вѣтра и урагана; чтобы они даровали ему вѣчно-ясные го
лубые дни; чтобы солнце послало ему тепло, а земля щедро напоила росой; они всей душой уповаютъ на него, ждутъ отъ него утѣшенія и зарю новыхъ, счастливыхъ дней... Но все это мечты, радостныя пожеланія—и ихъ невольно безпокоитъ роко
вой вопросъ: «какъ упрочить эти благія пожеланія на дѣлѣ?» Они не знаютъ, не
видятъ той силы, которая бы приковала деревцо къ ея новой отчизнѣ. Но является Геній творчества всего прекраснаго съ своими вѣчными спутниками—семью богиня
ми искусствъ, и эта сила найдена. Геній утѣшаетъ мирныхъ поселянъ, онъ говоритъ имъ, что для любви нѣтъ дали, что лю
бовь не вѣдаетъ преградъ; что высокій умъ, влагающій великое въ жизнь, но ничего не требующій отъ нея, не будетъ стре
миться къ пышнымъ царскимъ чертогамъ отъ мирныхъ жителей долины, надъ сво
бодными очами которыхъ смѣется только золотое солнце; прекрасное сердце сродняется скоро; дѣйствуя въ тиши, оно создаетъ себѣ свой міръ; какъ дерево вонзается корнями въ землю и крѣпко при
ковывается къ ней, такъ все прекрасное
и благородное стремится связать свой трудъ съ оптокомъ общей жизни; тамъ, гдѣ вселяешь счастье—тамъ наша родина. Какъ толкователи того поля дѣйствія, которое
открывается передъ молодой княгиней, выступаютъ семь искусствъ. Изображая свою дѣятельность на берегахъ Yевы и выра
жая въ чудесныхъ словахъ цѣли своего бытія, они предлагаютъ свои услуги вели
кой княгинѣ, они обѣщаютъ ей, общими силами, соединясь въ священный союзъ семи, раскинуть передъ ней коверъ ея но
вой жизни, «такъ какъ истинная жизнь возвышается только изъ союза прекрасныхъ стремленій ихъ творческихъ силъ».
Когда эти ласкающія, но никакъ не льстивыя пожеланія впервые были услы
шаны со сцены 12-го ноября 1804 года, всѣ присутствующіе въ театрѣ были глу
боко тронуты; великая княгиня съ трудомъ удерживала обильныя слезы радости и уми
ленія. Въ слѣдующее лѣто, вскорѣ послѣ смерти Шиллера, въ минуту грусти, она говорила своей невѣсткѣ, принцессѣ Ка
ролинѣ, какъ она преклоняется передъ этимъ стихотвореніемъ, какъ сильно опа его любитъ. «Я только никому не могу этого сказать,—оно слишкомъ близко ка
сается меня». Какъ высоко она почитала Шиллера, показываетъ ея заботливость къ сыновьямъ великаго и то эстетическое образованіе, которое она дала своимъ собствен
нымъ дѣтямъ. Бсей своей благотворной и въ высшей степени гуманной и просвѣ
щенной дѣятельностью въ Веймарѣ вели
кая княгиня Марія Павловна доказала, что «Привѣтствіе искусствъ» пустило глу
бокіе корни въ ея впечатлительной душѣ, что оно въ ней не ошиблось.
Прочитавшіе эту короткую замѣтку и знакомые съ письмами объ эстетическомъ воспитаніи Шиллера невольно услѣдятъ тѣс
ную связь между «Привѣтствіемъ искусствъ
н вышеназваннымъ произведеніемъ. Ихъ раздѣляетъ пространство въ 10 лѣтъ. Пер
вое написано въ самый цвѣтущій періодъ дѣятельности Шиллера, когда онъ толькочто создалъ «Разбойниковъ», «Заговоръ
Фіеско», « Донъ-Карлоса » и готовился обезсмертить себя новымъ рядомъ вели
чавыхъ произведеній «Орлеанской дѣвой», « Маріей Стюартъ », « Валленштейномъ »; второе, когда роковая болѣзнь уже без
пощадно разрушала его силы, когда онъ
медленно, шагъ за шагомъ, приближался къ смерти. Мы не даромъ назвали «Привѣтствіе искусствъ» финальнымъ аккор
домъ проповѣди Шиллера,—оно было его послѣднимъ цѣлымъ созданіемъ. Смерть уже оспаривала каждую минуту его драгоцѣн
ной жизни, чтобы онъ, но прекрасному вы
раженію Гёте, «съ высоты своего бытія перешелъ къ вѣчному блаженству», а онъ, уносясь мыслью къ грядущимъ поколѣніямъ,