ЛУКОМОРЬЕ




30 января 1916 г.




№ 5.


ВОЙНА.
Все надо сызнова. Все снова! Вотъ оттого-то и война,
Что не по волҍ Сына Слова Земная шествуетъ весна.
Мы забываемъ про подвалы
Средь ослҍпительныхъ палатъ,
И намъ, пирующимъ, усталый — Лютҍйшій ворогъ, а не братъ.
И мы толкаемъ повседневно Слабҍйшихъ въ самый низкій прахъ, Грҍша предъ Дҍвою Царевной, Рыдающей въ своихъ садахъ.
Мы распинаемъ правду женщинъ И продаемъ своихъ дҍтей.
Не нами-ль солнечно увҍнчанъ
Восторгъ разымчивыхъ страстей!?
Что намъ святҍйшія печали II огневое слово: мать?
Мы продаемъ, чтобъ покупали, И покупаемъ, чтобъ продать.
Нҍтъ, не для этого, мечтая,
Семь дней работалъ Богъ-Отецъ! Бушуй, война, огнемъ сметая
Истлҍвшій міръ! Умри, мертвецъ!
Сергҍй Городецкiй.


Весеннее горе.


Въ горахъ хорошо слышно весну. Можно уйти подальше отъ жилья, закрыть глаза, притаивъ дыханіе, и слушать,—слушать долго, не отры
ваясь, и все будутъ приходить новые звуки и шорохи, и загадочные, и понятные, и тусклые, какъ старый бархатъ, и яркіе, какъ полированное серебро. Слышно, что на пригрҍтыхъ мҍстахъ шуршитъ, разсыпаясь и осҍдая иглами и прозрачными столби
ками, подтаявшій снҍгъ, что новый весенній ключъ выбился изъ-подъ скалы, журчитъ и булькаетъ и неторо
пливо разливается темно-зеленымъ озеркомъ на двҍ котловины. Слышно, что въ кустарникҍ у сосноваго лҍса
уже гомонятъ птицы, и что гдҍ-то, въ поискахъ любви, осторожно про
бирается по старымъ хвоямъ и шишкамъ сҍренькій лҍсной звҍрекъ. Но если хорошо прислушаться, то слыш
но также, что медленно, тяжко и почти надрывно дышитъ вся влажная земля, растетъ молодая трава и рас
крываются смятые лепестки первыхъ цвҍтовъ.
Вотъ слышно—и слышно!
— А я не слышу!—грустно отозвался Локотковъ и, не вставая съ пня, осторожно, чтобы не звякнуть шпорами, подобралъ ноги.—То есть, если очень долго прислушиваться, то начинаетъ, какъ будто, въ ушахъ звенҍть. Но только это совсҍмъ не то, что вы говорите!
— Непонятливый вы! — сказала сестра и вздохнула.—Или васъ пушки оглушили. Да нҍтъ, просто—непонятливый!
Закрыла глаза и опять прислушалась,—и слышала совершенно яв