Константинополь. Передъ входомъ въ Св. Софію.
Г. Косяковъ.
лучи его растопили туманъ, ясная была еще даль, но уже подымался мѣ
стами къ небу черный и плотный дымъ. Гремѣла артиллерія и непереставая долбили пулеметы.
Слушая ихъ, думалъ корпусный,— много, вѣрно, противъ насъ нѣмцевъ, трудно будетъ удержаться, а надо бы хоть до подхода частей лѣвофланговой арміи.
И чѣмъ дольше слушалъ онъ, чѣмъ внимательнѣе осматривалъ въ Цейсъ равнину и чѣмъ выше ползъ по небу плотный черный дымъ и громче ре
вѣли остервенѣлыя пушки, тѣмъ яс
нѣе становилось ему, что удержаться почти невозможно.
Кавалерійская дивизія поддержитъ вашу оборону, — вспомнилъ онъ предписаніе командующаго арміей.
НН. — дивизія — Сережина дивизія, Сережа пойдетъ въ бой, его Сережа, можетъ быть уже и пошелъ.
Еще въ усадьбѣ, слушая, какъ чи
талъ адъютантъ предписаніе, привезенное ординарцемъ въ послѣднюю минуту, понялъ онъ всю тяжесть и отвѣтственность задачи, выпавшей на долю его корпусу.
Только какой-нибудь необычайный по смѣлости и неожиданности ма
невръ, только чудо можетъ спасти положеніе, и привести къ побѣдѣ,— досказала вдругъ острая и мгновен
ная мысль, — и задумался. Всякій воинъ долженъ понимать свой ма
невръ, — вспомнилъ онъ завѣтъ ве
ликаго Государя. Да, надо понять свой маневръ, надо его разгадать, подготовить и потомъ выполнить стремительно и нежданно, чтобы пора
зить врага. Онъ долженъ сдѣлать это, онъ сдѣлаетъ это, онъ знаетъ,
какой это долженъ быть маневръ, надо только выждать удобное время, чтобы ловчѣе ударить и дѣйствовать навѣрняка.
Выше и выше подымался дымъ, громче и яростнѣе ревѣли пушки.
— Надо подъѣхать поближе, вонъ къ тому холму, оттуда виднѣе, — подумалъ корпусный и пошелъ къ автомобилю.
Словно угадавъ его мысль, дивизіонный что-то сказалъ и стремглавъ понеслись къ холму трое всадниковъ, а за ними потянулась тонкая проволока полевого телефона.
Съ холма открывался видъ на наше и непріятельское расположеніе.
Въ цейсъ было видно, какъ время отъ времени изъ-за кустарника или
кочекъ показывались группами и въ одиночку сѣрые люди, — это отходила наша цѣпь.
— Гонятъ нашихъ нѣмцы, гнутъ, — думалъ корпусный: — неудержаться,
сила солому ломитъ. И какъ бы въ подтвержденіе его мысли пищалъ полевой телефонъ и каждый разъ доносилось въ трубку настойчивыя тре
бованія: «Пришлите подкрѣпленія,
нѣтъ силъ держаться, нѣмцы прутъ густыми колоннами».