Ольга Николаевна проснулась при послѣднемъ, десятомъ ударѣ часовъ и широко раскрыла свои главки.
— Брр!... Уже десять часовъ, сказала, а онъ еще дрыхнетъ! Она повернулась къ мужу и скорчила гримаску.
— Да, дрыхнетъ! Должно быть вчерашній балъ ему снится.... Ну и спи же, коли такъ, старый!
Она быстро вскочила съ постели, опустила маленькія босыя ножки въ мѣховыя миньятюрныя туфли и вдругъ, вспомнивъ что-то, громко и звонко захохотала.
— Ахъ. ІІустоглавадзе, этотъ князекъ!... проговорила она сквозь смѣхъ и расхохоталась еще громче.

— Мм... мм... Это ты, Olga? О чемъ ты, бутончикъ, спросилъ, разбуженный ея смѣхомъ мужъ, потягиваясь.

— Ахъ, папочка, если бы ты зналъ... — Мм... Что зналъ, дитя мое!... — Какой ты скучный! Спи! — Мм...
— Спи, спи, старый. Тебѣ еще рано вставать. Теперь только десять часовъ, а на службу ты ѣздишь въ половинѣ двѣнадцатаго. Спи, мой статскій совѣтникъ, спи! Проспи еще часочекъ... — Мм... merci... а ты?

— А я похлопочу тебѣ о кофе.

— Мм... Бутончикъ мой... Merci... Поцѣлуй меня... — Не хочу я тебя цѣловать. Ты такой старый!
Ольга Николаевна расхохоталась еще сильнѣе и вышла изъ спальной. Статскій совѣтникъ Николай Павловичъ Началинъ остался одинъ.
— Мм... Хохочетъ! О чемъ она? спросилъ онъ себя вслухъ. Ужь не я ли?... Мм... Не можетъ быть. Я еще хоть куда. Хе-хе!... А вѣдь мила! Всѣ зави
дуютъ... Чортъ возьми. Однако, который часъ? Десять минутъ одиннадцатаго? Э...э... Можно еще всхрапнуть. Сегодня впрочемъ, докладъ... Ну, подождутъ... Ахъ. да, вчерашній балъ... Olga танцуетъ... Пустоглавадзе...
И статскій совѣтникъ заснулъ.
А Ольга Николаевна, выпорхнувъ изъ спальной въ будуаръ, мелькомъ взглянула на себя въ зеркало, накинула утренній пеньюаръ и еще разъ посмотрѣлась въ зеркало. Потомъ еще разъ... еще разъ и—улыбнулась.
— Гм. Недурно... сказала она и вдругъ расхохоталась. - А какъ онъ смѣшонъ, этотъ Пустоглавадзе... Вчера во время кадрили говорилъ о своихъ владѣніяхъ въ Грузіи, о какихъ-то чувствахъ, о любви... Право готова пари держать,
что онъ влюбленъ въ меня. А мой старый попка и не подозрѣваетъ. Вотъ будетъ сюрпризъ-то! Ха-ха-ха! Впрочемъ, всякому свое. Онъ мнѣ вѣритъ, такъ почему же не поучить немножко того... Пустоглавадзе? Ха, ха! Подурачу! Подурачу!...
И все еще продолжая хохотать, Ольга Николаевна подсѣла къ своему столику и взявъ перо, написала на французскомъ языкѣ:
«Ждемъ васъ къ обѣду. Надѣюсь, загадка разъяснится. О. Н.»
Надписавъ адресъ, она позвонила и, когда вошла горничная, передала ей конвертъ и велѣла отослать съ посыльнымъ князю Пустоглавадзе. А что же было вчера? Вотъ, что.
Балъ былъ въ полномъ разгарѣ. Кочетова только что пропѣла четвертый разъ и ушла при громкихъ рукоплесканіяхъ въ круглую гостинную, гдѣ со
бирались артисты. Но молодежь не унималась и, вылѣзая изъ кожи, хлопали и звали Кочетову на эстраду еще разъ.
Въ это время въ Гіеоргіевской залѣ князь Пустоглавадзе гулялъ между столами и былъ въ самомъ дурномъ расположеніи духа: въ залѣ не было ни одной хорошенькой женщины. Онъ ходилъ взадъ и впередъ, всматриваясь въ лица дамъ и вдругъ за однихъ изъ столовъ, за канделябромъ увидѣлъ красавицу съ какимъ-то старичкомъ. Они весело болтали между собой. Пустогла
вадзе всмотрѣлся попристальнѣе, прищурился и его глазамъ представилась бутылка рейнвейна и фрукты.
— Гм... Это bon ton! сказалъ онъ себѣ.
Подойдя ближе, будто бы затѣмъ, чтобы закурить папиросу, онъ ясно прочелъ на ярлыкѣ: Johanisberger...
— Совершенно вѣрно, заключилъ онъ и впился глазами въ даму.
—Mais elle est charmante! Parbleu! A это, вѣроятно, ея отецъ, старикъ, сѣдыя бакенбарды... Не подлежитъ сомнѣнію—отецъ.
Сдѣлавъ такое резюме, князь отошелъ въ сторону и сталъ смотрѣть на даму.
— Что ты такъ пристально глазѣешь, князь, хлопнулъ сто кто-то по плечу.
— Ахъ... Это ты, Петровъ! Смотри: брюнетка... тамъ, за стадомъ, налѣво. Мила! N’est ce pas?... — Гдѣ?
— Да вонъ, вонъ, за столонъ. Не видишь? — Ахъ, эта? Зеленое платье? Да? — Да... Мила! Божествена!... — Ты находишь?
— Находишь!?.. Я влюбленъ въ нее. Положа руку на сердце... — Значитъ—могу поздравить. — Съ чѣмъ?

— Убилъ бобра. — Какъ такъ?

— Очень просто. Убилъ бобра и только. Да ты, братъ, не безъ вкуса. — Да объяснись же, Христа ради. Скажи, кто она? — Она? Ольга Николаевна Началина. — Ты съ нею знакомъ?

— Да, бываю у нихъ въ домѣ. Принятъ. — Представишь меня? — Изволь.
— Такъ идемъ скорѣе... Кто этотъ старикъ съ нею? — Узнаешь послѣ.
Черезъ минуту Пустоглавадзе былъ представленъ Началинымь и усѣлся съ ними за столомъ. Въ pendant онъ потребовалъ себѣ ужинъ, разсыпался въ
любезностяхъ передъ Ольгой Николаевной и, въ концѣ концовъ, пригласилъ ее на кадриль.
— Папочка, позволишь? обратилась она къ старику. — Мм...Изволь, изволь, дитя мое... Хе-хе... А я ужъ за бутылкой останусь. — Пей, пей, папочка... А я черезъ минуту возвращусь. M-r Пустоглавадзе, вашу руку.
И она, смѣясь, взяла Пустоглавадзе и они оба направились въ большую залу. Оркестръ только что заигралъ ритурнель кадрили. Князь поставилъ два стула и усѣлся съ Ольгой Николаевной.
— Я такъ счастливъ, началъ онъ, что мнѣ удалось познакомиться съ вами. Я бывалъ въ Парижѣ, Берлинѣ, Вѣнѣ, видѣлъ много красавицъ, но право нигдѣ не встрѣчалъ....
Такъ началъ князь кадриль. Ольга Николаевна была очень весела и слушала его съ удовольствіемъ. Когда кадриль кончилась и князь велъ ее на
задъ, въ столовую, Ольга Николаевна, доканчивая начатый разговоръ, сказала ему:
— Merci, князь. На всѣ ваши рѣчи я вамъ могу сказать, что вы, или черезъ чуръ мудры, или же, наоборотъ... понимаете?

О, я постараюсь доказать вамъ... Если только вы позволите мнѣ побывать у васъ... сдѣлать вамъ визитъ. Надѣюсь, вашъ отецъ позволитъ?

— Пожалуйста! Я дамъ вамъ знать.

О! Je suis charme! Завтра же я къ вамъ съ визитомъ.

Merci, merci, князь. Папочка, а ты все за бутылкой? обратилась она къ мужу.
— Да, дитя мое, жду тебя. Ну, что, наплясалась?..
Возвратившись съ бала, князь Пустоглавадзе долго ходилъ изъ угла въ уголъ, покручивая свои усы и улыбаясь самому себѣ тою улыбкой, какою улыбаются только люди, одержавшіе побѣду. А что онъ одержалъ побѣду,— въ этомъ не было сомнѣнія. Онъ былъ убѣжденъ, что Ольга Николаевна съ первыхъ же словъ влюбилась въ него по уши.
Какъ она была мила, чортъ возьми! Съ какимъ удовольствіемъ слушала она его разсказы о Парижѣ, Берлинѣ, Грузіи и, наконецъ, его объясненіе въ любви!... Да! Дѣйствительно, только одинъ Пустоглавадзе можетъ одерживать такія быстрыя побѣды!...
Съ такими мыслями князь легъ въ постель, счастливый и довольный, стараясь уснуть; но сонъ бѣжалъ съ его влюбленныхъ глазъ: образъ Ольги Николаевны неотступно стоялъ предъ его глазами... Проворочавшись напрасно съ боку на бокъ цѣлый часъ, князь вдругъ вскочилъ съ постели и ударилъ себя по лбу.
— Я идіотъ! воскликнулъ онъ. Я составляю различные планы, чтобы овладѣть ею, и упускаю только одинъ — самый дѣйствительный: и могу жениться на ней!! Ахъ, я идіотъ! Завтра же дѣлаю визитъ и, если можно, дѣлаю предложеніе, женюсь, а тамъ... куда нибудь въ Парижъ...
Вдругъ брови его нахмурились. Дума пробѣжала по лицу.

ДИЛЕММА.

(Перепѣвъ.)

***