Ура!... Мода на „художества“ все растетъ и растетъ въ сре
дѣ московскаго купечества. Ужь на что неофитъ въ этомъ дѣлѣ г. Бутиковъ, — а и тотъ купилъ, на послѣднемъ аукціонѣ „любителей“, цѣлыхъ 17 картинъ, на 1.086 р. 70 к... И что всего ориги
нальнѣе: купилъ ихъ—не видавъ даже своими глазами, а черезъ прикащйка, которому строго наказано было—купить побольше и подешевле...
Живо представляю я себѣ эту сценку.
— Ступай ты на укціонъ, говоритъ г. Бутиковъ своему прикащику, и купи на тыщу рублевъ картинъ... — Какихъ прикажете?
— Какихъ!? Я и самъ не знаю: какія тамъ будутъ продаваться, такихъ и купи... — Слушаю-съ.
— Только, мотри,—на тыщу...
— Перепустить ужь никакъ нельзя-съ?
— Ммм... Перепустить? Ну, сотняга куда не шла.
И прикащикъ натягиваетъ сотнягу: за „Ночь“ Трутовскаго (оцѣнка 150 р.) даетъ 155 р. 55 к.; на „Дѣвочку“ Рачкова „накидываетъ“
Два слова о несовсѣмъ приличномъ „пассажѣ“·, преподнесенномъ бѣдному Обществу В. Г. Перовымъ.
Знаменитый жанристъ тоже пожелалъ принять участіе въ аукціонѣ. „Перовъ!?—Да это лафа“! думаетъ правленіе Общества и аппе
титно графуетъ аукціонный листъ! „№, названіе картины, фамилія художника („Перовъ“!), оцѣнка, за сколько продано“...
— А вы что дадите? спрашиваютъ Василія Григорьевича. — Ммм... сцены.
— Т. е. какія же это? — Да вообще—сцены Записываютъ.
Г. Перовъ не даетъ ни одного мазка... Публика надуваетъ губы: „это что-жь, дескать,—ради приманки выставили имя, что-ли“?
Вотъ такъ „сценка“!
Старый Волкъ.
Дебютанты.—Консерваторскій спектакль.-Объ антрепризѣ г. Лентонскаго.
Бъ послѣдній разъ мы обѣщались потолковать о всякихъ дебютантахъ и дебютанткахъ... Потолкуемъ.
Слышали новую Валентину...впрочемъ не цѣлую, а только кусокъ Валентины—г-жу Лысенкову. Недурно, но и не Богъ знаетъ какъ великолѣпно: желательно было бы что нибудь поинтереснѣе. Во всякомъ случаѣ, пѣть барышня умѣетъ, и голосъ у нея весьма добропорядочный,— а это чего нибудь да стоитъ.
Умѣетъ пѣть и г-жа Вальди, только жаль, что пѣть ей нечѣмъ. Говорятъ, что у г-жи Вальди былъ голосъ: должно быть очень давно?
За то, г Усатовъ насъ удивилъ. Голоса у него оказалось больше, чѣмъ мы предполагали. Мы видѣли у одного знакомаго визитную карточку г. Усатова, на которой прямо напечатана (мы полагали—въ ви
дѣ рекомендаціи?) фамилія пѣвца и надъ ней двѣ ноты: Re и La; на повѣрку оказалось, что нотъ въ голосѣ г. Усатова больше, хотя
назвать ихъ особенно красивыми и нельзя! Нечего сказать,—„убилъ бобра“ г. Лентовскій (пригласившій, какъ извѣстно, г. Усатова въ „Эрмитажъ“ на весь лѣтній сезонъ)!
Отъ души смѣялись и надъ голосистой г-жей Лукиной, когда она изображала Наташу въ „Русалкѣ“: получила отъ князя - Додонова кошелекъ съ деньгами, да и сѣла на подарокъ, который, собственно, предназначался не ей, а ея родителю. Приходитъ мельникъ-Фюреръ... глядь,—кошелька нѣтъ!...
Г. Каминскій... Ахъ, г. Каминскій! И зачѣмъ только вы не продолжаете пѣть въ хорѣ труппы Г. Лентовскаго? Хорошая труппа, и тамъ вы гораздо полезнѣе съ вашимъ голосомъ: пѣть на сценѣ Боль
шаго театра безъ умѣнія нельзя. Вѣдь, вотъ, казалось бы не хитра штука—съумѣть разинуть ротъ, а все таки нужно умѣть; а то Богъ знаетъ что выходитъ изъ подобнаго занятія: какой то ревъ, какіе-то вопли о помощи!
Насчетъ г. Абрамова въ роли Мефистофеля мы сомнѣваемся: точноли ему необходимо было пѣть эту роль? Лучше бы, кажется, погодить нѣсколько.
И такъ, прослушавъ дебютантовъ (Явилось сразу много ихъ),
Изъ всѣхъ пѣвицъ, пѣвцовъ-талантовъ Готовы слушать мы двоихъ,—
или, лучше сказать, двухъ, г-жъ Лукину и, пожалуй, Лысенкову.
☛
«Художества» въ моду пошли!
***
(такъ и быть) только пятіалтынный; а затѣмъ ужь закидываетъ Брызгалова, Гнне, Кудрина, Киселева, Амосова и Саврасова—прямо мѣдью: „65 р.—65 р. 5 к., читаемъ въ каталогѣ; 40 р. — 40 р. 5 к.; 25 р.—
25 р. 5 коп.“ и т. д Вт, итогѣ, перепущено всего 86 р. 70 коп.,— хозяину значитъ нечего сердиться...
***
***
Обычный консерваторскій спектакль имѣлъ мѣсто, на этотъ разъ, на сценѣ не Малаго уже, а Большаго театра. Если что можно сказать въ пользу подобной перемѣны, такъ это то, что къ акустичес
комъ отношеніи Большой театръ выгоднѣе Малаго, какъ для голосовъ, такъ и для инструментовъ, и что обширность Большаго театра даетъ
Такъ или иначе, а Москва—въ лицѣ гг. Боткина и П. Третьякова— на верещагинскомъ аукціонѣ въ грязь лицомъ себя не ударила, хотя, судя по извѣстіямъ петербургскихъ газетъ, въ немъ не приняли участія ни Солдатенковъ, ни Голяшкинъ, ни Матвѣевъ Значитъ—московская рать была не въ полномъ сборѣ.
Такъ или иначе, а многоуважаемый Дмитрій Петровичъ и добрѣйшій Павелъ Михайловичъ пріѣхали довольные собою,—а за ними не можемъ быть недовольны и мы: нѣтъ сомнѣнія, что они подѣлятся своими „индійскими сокровищами“ съ Москвою,—дадутъ ихъ на постоянную выставку...
Да оно было бы и кстати: „постоянная“ выставка картинъ—увы! постоянно пуста... И не удивительно: двѣ „перемѣны“ въ годъ,— эка
невидаль! А тутъ передвижная выставка, а тутъ Верещагинъ съ Антокольскимъ, а тутъ К. Маковскій, говорятъ, затѣваетъ выставку своихъ картинъ: есть отчего въ отчаяніе прійдти! Прибавьте-ко всему этому, что... что.... выговорить страшно: что П. М. Третьиковъ
не сегодня-завтра можетъ отнять у почтеннаго Общества первую верещагинскую коллекцію, и тогда пиши пропало!
А взять онъ ее можетъ: вѣдь, de jure то—онъ владѣлецъ этой коллекціи, такъ какъ онъ уступилъ ее Обществу—подъ условіемъ, sine qua, сооруженія с собою для нея зданія... Вотъ уже четыре года, какъ идетъ рѣчь (сирѣчь хранится гробовое молчаніе) въ нашей Думѣ объ этомъ зданіи, слѣдовательно — есть полная надежда, что промолчатъ и еще... ну, хоть годъ; и вотъ, добрѣйшій Павелъ Михайловичъ явится къ многоуважаемому Дмитрію Петровичу съ роковымъ:
— Прикажите получить обратно!?...
***
Вѣдь, вотъ, — подите: кому судьба мать, кому мачеха. Въ Москвѣ чуть не сто человѣкъ художниковъ торговали, въ одинъ прекра
сный день, на тысячу съ чѣмъ-то рублей; въ Петербургѣ — одинъ художникъ наторговалъ, въ одно прекрасное утро, на сто тысячъ рублей слишкомъ... Charmant?
Я говорю, конечно, о верещагинскомъ аукціонѣ— въ Питерѣ и аукціонѣ Общества любителей—въ Москвѣ: того самаго Общества, пред
сѣдатель котораго, почтеннѣйшій Д. П. Боткинъ, побѣдоносно воевалъ на верещагинскомъ торжищѣ, скупая за большія деньги небольшія клочки замалеваннаго полотна.
Наши (московскіе) художники—изъ „небольшихъ“—просто бороды свои рвутъ съ досады:
— Въ наше время, говорятъ, за портретъ, надъ которымъ просидѣлъ два мѣсяца,—получай сто на ассигнаціи.... А теперь? Вонъ, Крамской чуть не по тысячѣ на серебро за штуку беретъ...
— Да вѣдь то—Крамской, возражаютъ имъ...
— А Верещагинъ: тысяча за нѣсколько вершковъ! Даже не за картину, а за подмалевокъ какой-то... — Но вѣдь то—Верещагинъ....
„Небольшіе“ пожимаютъ плечами ... продолжаютъ рвать бороды съ досады.
☛
дѣ московскаго купечества. Ужь на что неофитъ въ этомъ дѣлѣ г. Бутиковъ, — а и тотъ купилъ, на послѣднемъ аукціонѣ „любителей“, цѣлыхъ 17 картинъ, на 1.086 р. 70 к... И что всего ориги
нальнѣе: купилъ ихъ—не видавъ даже своими глазами, а черезъ прикащйка, которому строго наказано было—купить побольше и подешевле...
Живо представляю я себѣ эту сценку.
— Ступай ты на укціонъ, говоритъ г. Бутиковъ своему прикащику, и купи на тыщу рублевъ картинъ... — Какихъ прикажете?
— Какихъ!? Я и самъ не знаю: какія тамъ будутъ продаваться, такихъ и купи... — Слушаю-съ.
— Только, мотри,—на тыщу...
— Перепустить ужь никакъ нельзя-съ?
— Ммм... Перепустить? Ну, сотняга куда не шла.
И прикащикъ натягиваетъ сотнягу: за „Ночь“ Трутовскаго (оцѣнка 150 р.) даетъ 155 р. 55 к.; на „Дѣвочку“ Рачкова „накидываетъ“
Два слова о несовсѣмъ приличномъ „пассажѣ“·, преподнесенномъ бѣдному Обществу В. Г. Перовымъ.
Знаменитый жанристъ тоже пожелалъ принять участіе въ аукціонѣ. „Перовъ!?—Да это лафа“! думаетъ правленіе Общества и аппе
титно графуетъ аукціонный листъ! „№, названіе картины, фамилія художника („Перовъ“!), оцѣнка, за сколько продано“...
— А вы что дадите? спрашиваютъ Василія Григорьевича. — Ммм... сцены.
— Т. е. какія же это? — Да вообще—сцены Записываютъ.
Г. Перовъ не даетъ ни одного мазка... Публика надуваетъ губы: „это что-жь, дескать,—ради приманки выставили имя, что-ли“?
Вотъ такъ „сценка“!
Старый Волкъ.
Дебютанты.—Консерваторскій спектакль.-Объ антрепризѣ г. Лентонскаго.
Бъ послѣдній разъ мы обѣщались потолковать о всякихъ дебютантахъ и дебютанткахъ... Потолкуемъ.
Слышали новую Валентину...впрочемъ не цѣлую, а только кусокъ Валентины—г-жу Лысенкову. Недурно, но и не Богъ знаетъ какъ великолѣпно: желательно было бы что нибудь поинтереснѣе. Во всякомъ случаѣ, пѣть барышня умѣетъ, и голосъ у нея весьма добропорядочный,— а это чего нибудь да стоитъ.
Умѣетъ пѣть и г-жа Вальди, только жаль, что пѣть ей нечѣмъ. Говорятъ, что у г-жи Вальди былъ голосъ: должно быть очень давно?
За то, г Усатовъ насъ удивилъ. Голоса у него оказалось больше, чѣмъ мы предполагали. Мы видѣли у одного знакомаго визитную карточку г. Усатова, на которой прямо напечатана (мы полагали—въ ви
дѣ рекомендаціи?) фамилія пѣвца и надъ ней двѣ ноты: Re и La; на повѣрку оказалось, что нотъ въ голосѣ г. Усатова больше, хотя
назвать ихъ особенно красивыми и нельзя! Нечего сказать,—„убилъ бобра“ г. Лентовскій (пригласившій, какъ извѣстно, г. Усатова въ „Эрмитажъ“ на весь лѣтній сезонъ)!
Отъ души смѣялись и надъ голосистой г-жей Лукиной, когда она изображала Наташу въ „Русалкѣ“: получила отъ князя - Додонова кошелекъ съ деньгами, да и сѣла на подарокъ, который, собственно, предназначался не ей, а ея родителю. Приходитъ мельникъ-Фюреръ... глядь,—кошелька нѣтъ!...
Г. Каминскій... Ахъ, г. Каминскій! И зачѣмъ только вы не продолжаете пѣть въ хорѣ труппы Г. Лентовскаго? Хорошая труппа, и тамъ вы гораздо полезнѣе съ вашимъ голосомъ: пѣть на сценѣ Боль
шаго театра безъ умѣнія нельзя. Вѣдь, вотъ, казалось бы не хитра штука—съумѣть разинуть ротъ, а все таки нужно умѣть; а то Богъ знаетъ что выходитъ изъ подобнаго занятія: какой то ревъ, какіе-то вопли о помощи!
Насчетъ г. Абрамова въ роли Мефистофеля мы сомнѣваемся: точноли ему необходимо было пѣть эту роль? Лучше бы, кажется, погодить нѣсколько.
И такъ, прослушавъ дебютантовъ (Явилось сразу много ихъ),
Изъ всѣхъ пѣвицъ, пѣвцовъ-талантовъ Готовы слушать мы двоихъ,—
или, лучше сказать, двухъ, г-жъ Лукину и, пожалуй, Лысенкову.
☛
«Художества» въ моду пошли!
***
(такъ и быть) только пятіалтынный; а затѣмъ ужь закидываетъ Брызгалова, Гнне, Кудрина, Киселева, Амосова и Саврасова—прямо мѣдью: „65 р.—65 р. 5 к., читаемъ въ каталогѣ; 40 р. — 40 р. 5 к.; 25 р.—
25 р. 5 коп.“ и т. д Вт, итогѣ, перепущено всего 86 р. 70 коп.,— хозяину значитъ нечего сердиться...
***
***
Обычный консерваторскій спектакль имѣлъ мѣсто, на этотъ разъ, на сценѣ не Малаго уже, а Большаго театра. Если что можно сказать въ пользу подобной перемѣны, такъ это то, что къ акустичес
комъ отношеніи Большой театръ выгоднѣе Малаго, какъ для голосовъ, такъ и для инструментовъ, и что обширность Большаго театра даетъ
Такъ или иначе, а Москва—въ лицѣ гг. Боткина и П. Третьякова— на верещагинскомъ аукціонѣ въ грязь лицомъ себя не ударила, хотя, судя по извѣстіямъ петербургскихъ газетъ, въ немъ не приняли участія ни Солдатенковъ, ни Голяшкинъ, ни Матвѣевъ Значитъ—московская рать была не въ полномъ сборѣ.
Такъ или иначе, а многоуважаемый Дмитрій Петровичъ и добрѣйшій Павелъ Михайловичъ пріѣхали довольные собою,—а за ними не можемъ быть недовольны и мы: нѣтъ сомнѣнія, что они подѣлятся своими „индійскими сокровищами“ съ Москвою,—дадутъ ихъ на постоянную выставку...
Да оно было бы и кстати: „постоянная“ выставка картинъ—увы! постоянно пуста... И не удивительно: двѣ „перемѣны“ въ годъ,— эка
невидаль! А тутъ передвижная выставка, а тутъ Верещагинъ съ Антокольскимъ, а тутъ К. Маковскій, говорятъ, затѣваетъ выставку своихъ картинъ: есть отчего въ отчаяніе прійдти! Прибавьте-ко всему этому, что... что.... выговорить страшно: что П. М. Третьиковъ
не сегодня-завтра можетъ отнять у почтеннаго Общества первую верещагинскую коллекцію, и тогда пиши пропало!
А взять онъ ее можетъ: вѣдь, de jure то—онъ владѣлецъ этой коллекціи, такъ какъ онъ уступилъ ее Обществу—подъ условіемъ, sine qua, сооруженія с собою для нея зданія... Вотъ уже четыре года, какъ идетъ рѣчь (сирѣчь хранится гробовое молчаніе) въ нашей Думѣ объ этомъ зданіи, слѣдовательно — есть полная надежда, что промолчатъ и еще... ну, хоть годъ; и вотъ, добрѣйшій Павелъ Михайловичъ явится къ многоуважаемому Дмитрію Петровичу съ роковымъ:
— Прикажите получить обратно!?...
***
Вѣдь, вотъ, — подите: кому судьба мать, кому мачеха. Въ Москвѣ чуть не сто человѣкъ художниковъ торговали, въ одинъ прекра
сный день, на тысячу съ чѣмъ-то рублей; въ Петербургѣ — одинъ художникъ наторговалъ, въ одно прекрасное утро, на сто тысячъ рублей слишкомъ... Charmant?
Я говорю, конечно, о верещагинскомъ аукціонѣ— въ Питерѣ и аукціонѣ Общества любителей—въ Москвѣ: того самаго Общества, пред
сѣдатель котораго, почтеннѣйшій Д. П. Боткинъ, побѣдоносно воевалъ на верещагинскомъ торжищѣ, скупая за большія деньги небольшія клочки замалеваннаго полотна.
Наши (московскіе) художники—изъ „небольшихъ“—просто бороды свои рвутъ съ досады:
— Въ наше время, говорятъ, за портретъ, надъ которымъ просидѣлъ два мѣсяца,—получай сто на ассигнаціи.... А теперь? Вонъ, Крамской чуть не по тысячѣ на серебро за штуку беретъ...
— Да вѣдь то—Крамской, возражаютъ имъ...
— А Верещагинъ: тысяча за нѣсколько вершковъ! Даже не за картину, а за подмалевокъ какой-то... — Но вѣдь то—Верещагинъ....
„Небольшіе“ пожимаютъ плечами ... продолжаютъ рвать бороды съ досады.
☛